Кто хочет стать президентом? - Михаил Попов

– Что? – инстинктивно спросил Винглинский. Поэт встал в позу и произнес звонким, слишком неуместным голосом:

– Пинь-пинь-пинь тарахнул зинзивер, о, лебедиво! о, озари!

– Что это? – опять спросил миллиардер, понимая в происходящем все меньше.

– Хлебников, – с легким укором в голосе сказал уральский модернист. Он был глубоко убежден, что все авангардные финансисты страны должны обожать авангардную поэзию.

– Хлебников? Пол? – поинтересовался Винглинский, который был немного знаком с американским журналистом, сраженным чеченской пулей несколько лет назад.

– Пол? – в свою очередь не понял рыжий сатир. – Пол мужской.

И тут рядом с ним возник капитан Захаров – тоже голый, но зачем-то в носках. Он не ретировался в город, а завис вблизи вождя, готовый загладить банным трудом свою вину за неудачу на основной работе.

Глаза миллиардера вылезли из орбит и даже как бы чуть-чуть отодвинулись друг от друга.

Парень, представившийся Тальбергом, сделал неопределенный жест рукою и звонко сообщил, что у него готов экспромт, очень-очень подходящий к создавшейся веселой ситуации.

Захаров, несколько лучше знавший шефа, осуждающе на него покосился. Зря ты, мол, дорогой. Он уже и сам не был уверен, что правильно сделал, оставшись. Да и эти носки… А ведь всего лишь хотел подстраховаться от простуды. Полы тут хоть и деревянные…

Винглинский поднялся из кресла, и в тот момент, когда в очередной раз открылась дверь в приемную, обнаруживая две унылые тени – голых кандидата в мэры и прокурора, заорал на всех на них так, что даже стихли девичьи голоса в другой части заведения. Это был не мат, мату бы они только обрадовались. Это был непередаваемый словами вопль бесконечно оскорбленного сердца.

Глава двадцать пятая

Поиграем в гольф

Вашингтон, округ Колумбия

Старина Фрэнк отдыхал – сидел без пиджака, закрыв глаза, откинувшись в кресле и забросив каблуки башмаков на край письменного стола. И ел жареную картошку из высокого бумажного пакета, запивая колой из маленькой пузатой бутылки. Он очень походил на героя классической антиамериканской карикатуры советских времен. Если бы ему сообщили об этом, он искренне сказал бы, что ему глубоко на это наплевать.

Отдохнуть ему было необходимо, он только что приехал из гольф-клуба, где три часа бродил по газонам за мистером Шеддером, таская на плече сумку с клюшками, как какой-нибудь паршивый кэдди. Ничто на свете так не утомляет, как участие в игре, которую не любишь. Жилистый старик неутомимо гарцевал по аккуратно подстриженным холмам и трепался о предметах, не имеющих никакого отношения к работе. Говорил о погоде в природе и о погоде в политике, долго втолковывал своему визави рецепт невероятно, по его мнению, вкусного морковного торта – без единой капли плохого, мягкого холестерина, но с массой каротина и холестерина твердого, то есть полезного. Временами он на пять—семь минут вообще оставлял Фрэнка, и без того глупо смотревшегося в черной рабочей паре посреди парка дорогих развлечений, и затевал беседу с другим жилистым неутомимым стариканом. Они одинаково бодро скалили зубы, и по выражению их лиц нельзя было понять, о чем они сейчас говорят – о перемещениях в эшелонах власти или о свекольных пирожных.

Фрэнк понимал, что его таким образом наказывают. Демонстрируют недовольство качеством и результатами его работы. Он потел и терпел. Качество он повысить был не в состоянии, потому что и так работал на пределе своих возможностей, и на результаты повлиять было трудно, потому что они зависели не только от него и его подчиненных, но и от людей, которых он знать не знал и понимать не понимал, если честно. От русских избирателей, прости Господи.

Он и своих-то, американских, считал вредной и капризной публикой, никогда не знающей, в чем заключается ее счастье, – что уж говорить о жителях этой отдаленной, вечно зимней страны! С годами Фрэнк сообразил: тот факт, что он ее, Россию, изучал в университете и был связан с ее представителями по дальнейшей работе, ровным счетом ничего не значит. Впрочем, это уже пессимизм, сдают нервы. С какой стати он должен валить на себя вину за все неудачи в работе? Если разобраться, он виноват меньше других.

Под «другими» Фрэнк понимал и мистера Шеддера, и тех, кто давал указания мистеру Шеддеру. Среди указаний было и такое: на президентских выборах в России мы поддерживаем вот этого беззаботного кудрявого красавчика – их бывшего вице-премьера. Сказать по правде, тому бы больше подошло, если судить по внешним данным и манере держаться, баллотироваться на губернаторских выборах в Калифорнии. Это они – люди из кабинетов Госдепартамента, советники по национальной безопасности, помощники госсекретаря – приняли такое решение, а вину за то, что выбор пьяного русского избирателя не совпадает с их планами, возлагают на него, Фрэнка, – непосредственного исполнителя. Это он что-то там проморгал, недоучел, недоработал…

Фрэнк сделал большой глоток колы и поставил пустую бутылку на пол у ножки кресла.

А ведь ему есть что ответить господам теоретикам большой политической баталии. Они вытащили из засаленной колоды русской политики сомнительную карту мистера Голодина, а в обеспечение ее игрового веса ему пришлось отдать свой золотой запас – мистера Капустина. И не Капустин виноват в том, что Голодин непроходим. Но смешно в общем-то сетовать. И так уже давным-давно известно: давший невыполнимое задание всегда найдет, кого обвинить в его невыполнении.

Стеклянная дверь кабинета распахнулась. В проеме появился Тедди, один из ребят Фрэнка.

– Результаты вскрытия, сэр. На стол легла пачка бумаг.

Старина Фрэнк медленно привел свое тело в рабочее положение.

– Иди работай, я посмотрю.

Минут через двадцать он потребовал Тедди снова к себе в кабинет. Тот явился мгновенно.

– Почему эти материалы только сейчас попали ко мне на стол?

– Потому что они только сегодня утром попали на стол ко мне. А ты все утро провел в гольф-клубе.

«Знал бы ты, как я там развлекался», – подумал Фрэнк.

– Я имею в виду другое: где они шлялись до сих пор, эти результаты?

– Видимо, их тогда, в самом начале, не отнесли к делам первоочередной важности. Медики сразу должны были обратить наше внимание на то, на что следовало бы его обратить. А ты сам знаешь, Фрэнк, как у нас с такими делами.

Фрэнк только тихо оскалился. Лучше тут ничего не раздувать – в конце концов это могут счесть и его ошибкой. Кстати, говоря честно, так ведь оно и есть.

– Я не очень силен в медицинской фразеологии и хочу знать, правильно ли я понял вывод.

Тедди кивнул, показывая, что охотно поможет.

– Они, медики то есть, насколько я понял, утверждают, что летчик в момент столкновения с машиной мистера Реникса был уже мертв?

– Примерно так, Фрэнк.

– Отсюда вывод, что столкновение ни в коем случае не могло быть результатом заранее спланированного действия?

– Примерно так.

Фрэнк полез в пакет с картошкой, положил ломтик в рот.

– Но тогда получается, что вся эта линия с расследованием покушения на мистера Реникса – полная чепуха!

Тедди поднял брови.

– Сколько человек у нас этим занято?

– Примерно…

– Собрать всех сегодня вечером. Внимательно выслушаем и распустим группу. Иди, Тедди, а мне надо еще собраться с мыслями для одного очень важного и неприятного звонка.

Рука его уже потянулась к телефону, когда навстречу ей прозвенел мелодичный звонок. В трубке раздался бодрый деловитый голос мистера Шеддера:

– Фрэнк, как дела?

Фрэнк пониже оттянул узел и так уже расслабленного галстука.

– Я должен кое о чем вам доложить.

– Доложишь еще. Я хотел спросить: ты понял, зачем я вызывал сегодня тебя к себе?

– Мне показалось, вы хотите продемонстрировать свое неудовольствие.

– И что ты собрался предпринять?

– Нахожусь в процессе размышления. Я понимаю, все выглядит так, будто мои люди не справляются, но для того чтобы подыскать замену Капустину, нужно время.

– Замену? Капустину? Ни в коем случае! Я прочитал его отчет. Это интересное чтение. И очень разумные предложения. Судя по всему, он готов на многое ради пользы дела. Я бы скорее подумал о том, чтобы подыскать замену нашему кандидату, если б это было мыслимо. Продолжайте работать с Капустиным, дайте ему понять, что мы ему доверяем.

– Я понял.

– По твоему тону я слышу, что тебе есть еще что сказать.

Фрэнк кратко доложил о поступивших к нему медицинских бумагах. Мистера Шеддера сообщение не слишком заинтересовало.

– Я опускаю эту тему на уровень исключительно твоей компетенции. Решайте все сами. Отзывать ваших людей сразу или потом… Знаете, у меня с самого начала было ощущение, что эта история носит сугубо частный характер. Романтическая американка ищет приключений.

Положив трубку, Фрэнк некоторое время сидел без движения. Его не сильно обрадовал такой поворот линии поведения начальства. Предсказуемость ценнее неожиданных похвал. И очень неприятно было узнать, что Капустин со своими предложениями напрямую выходит через его, Фрэнка, голову куда-то наверх. Шеддер, этот сукин сын, притвора, бродя по полю гольф-клуба, еще сам не знал мнения верхов по поводу сложившейся ситуации, потому и мурыжил старину Фрэнка. А после был где-то на докладе и транслировал сейчас не свои настроения, а точку зрения тех, кто сидит этажом выше него. А может, и несколькими этажами.