Ломаный сентаво. Аргентинец - Петр Иванович Заспа
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну и дерьмо. Вилли, у тебя есть нож?
— Нет, — качнул головой Клим.
Они висели, подвешенные как колбасы в витрине, и вопрос о ноже показался верхом глупости. Будь у Клима нож, что он смог бы с ним сделать?
— Свой я потерял на поляне, — скрипнул зубами Фегелейн.
— А если бы был? — откликнулся Удо, и в его голосе Клим услышал сарказм.
— Ты предлагаешь висеть и ждать, когда нас зажарят? — зло ответил Фегелейн.
— Им не известен огонь, — произнёс Клим. — Я не вижу пятен от костров. В этой сырости даже природа не смогла подарить им огня.
Среди гигантских деревьев, словно кучи муравейников, раскинулись низкие бамбуковые хижины с узкими проёмами вместо дверей, и среди них действительно не было ни одного следа от костра. Поначалу Клим хотел посчитать хижины, но быстро понял, что это невозможно. Рыжие покатые крыши тянулись повсюду и не кончались даже там, где сельву пересекал ручей. Да и на другом берегу хижин было не меньше. Трудно поверить, что в этой негостеприимной удалённой части джунглей проживает огромная популяция диких пигмеев. Высокая, до пояса, трава скрывала от глаз и низкорослых туземцев, и их хижины. Время от времени один пигмей становился на плечи другому, чтобы осмотреть близлежащие джунгли.
— Франц, ты живой? — спросил Удо. — Что с Францем?
Водитель висел, уронив на грудь голову, и не подавал признаков жизни. Из его бедра и спины торчали обломанные наконечники дротиков. На шее чернели пятна от ядовитых шипов и гроздья раздувшихся пиявок.
— Франц! — позвал Фегелейн.
Клим висел между Удо и Фегелейном, и водитель ему был виден плохо, но моряк едва не касался Франца локтем и, качнувшись, попытался достать его ногой.
— Эй, ты живой?
— Живой, — ответил за водителя Фегелейн. — Пиявки на труп не полезут.
Скосив глаза на начинающих разбухать и на своей груди пиявок, Клим с отвращением передёрнулся всем телом. Он чувствовал ползающих тварей под курткой на спине и животе по влажному прохладному движению, но эти, торчавшие красными отростками из разорванной на груди рубашки, доводили его до нервных судорог. Клим повернул голову к Фегелейну и увидел, что у того та же картина: две в волосах на затылке и две на подбородке; сколько их было под кителем, не знал и сам Фегелейн. Рядом со стоявшей всего в пяти метрах хижиной сидели два маленьких, похожих на обезьян-капуцинов, голых измазанных зелёным соком ребёнка. Пиявки ползали и по ним, но дети ловко срывали их заострёнными палочками и сосредоточенно, не обращая внимания на висевших рядом пленников, выковыривали впившихся под кожу клещей.
— Нужно что-то делать, — тихо произнёс Фегелейн. — Попробуйте, кто сможет освободить руки, может, получится вытащить кисть. Лиана — не верёвка, под весом тянется. Не висите грушами, делайте что-нибудь.
С этим Клим был полностью согласен, но Удо вдруг выкрикнул, заставив детей на мгновение замереть:
— Делать?! Когда ты меня сюда заманивал, ты что обещал? Я хотел купить дом и собственный рыбацкий шлюп, а теперь болтаюсь как дерьмо под палубой!
— Заткнись! Нас не убили, и это уже хороший знак.
— Сразу не убили, — поправил Фегелейна Удо. — Но это не значит, что им что-то помешает прикончить нас позже. Как думаете, они могут быть людоедами? Если нет, то зачем мы здесь…
Он осёкся, и через секунду Клим услышал его тоскливый стон:
— О боже! Вы только посмотрите на это…
Проследив за взглядом Удо, Клим заметил, что в тени на этом дереве они висят не одни. Высокое, напоминающее европейский кедр, разлапистое дерево широко раскинуло толстые ветви, образовав вокруг ствола тенистый шатёр. На противоположной стороне, на такой же горизонтальной ветке висели ещё пять неподвижных обезображенных тел. Ни у кого из пятерых не было лица. Кроме лиц, у двоих отсутствовали ноги. Вместо ног свисали кровавые внутренности. Если же у кого-то ноги и сохранились, то это были свисающие на сухожильях кости, полностью лишённые плоти. Из выпотрошенных тел местами торчали обнажённые рёбра, из предплечий виднелись раздробленные осколки костей.
— Господи! — обмяк телом Удо. — Почему ты не убил меня раньше? Почему не отправил на дно, не послал пулю, не задушил пуповиной в утробе матери? Я не хочу…
Клим молчал, но чувствовал, как к горлу подкатил не дающий дышать ком. Он отвернулся, Удо повис, подогнув ноги, а Фегелейн хладнокровно продолжал рассматривать висевших рядом соседей.
— Крайний Тиллесен, — сказал он, разглядев на вытянутой вверх кисти татуировку змеи. — Остальных не узнаю.
— Да чтоб тебя, — застонал моряк. — Ты что, не видишь, что они сожрали их. Обрезали мясо с ещё живых и жрали. Убейте меня кто-нибудь. Фегелейн, найди нож, я сам себе перережу глотку.
— Посмотрите туда, — Клим подбородком указал в сторону ручья. — Там ещё дерево.
За ручьём, закрывая кроной солнце, высилось ещё одно такое же раскидистое дерево с торчавшими в стороны ветвями. Словно новогодняя ёлка игрушками, от основания до верхушки, оно было увешано обвязанными лианами телами. Телами таких же мелких пигмеев с высохшей зелёной кожей. Клим заметил, что единственным местом, где не было хижин, был диаметр вокруг дерева. У его ствола лежали осыпавшиеся груды костей и черепов. Те тела, которые ещё не разложились, висели среди редких листьев высохшими мумиями.
— Они не закапывают трупы, — догадался Фегелейн. — Они не могут их закапывать. Они их развешивают на ветвях. Это ритуальное дерево.
— А наше дерево — склад для хранения жратвы!
— догадался Удо. — Дайте мне ещё один шанс, уж на этот раз я им живым не дамся. Вилли, я знаю, ты сможешь, подтянись, перегрызи эти чёртовы лианы. Они крепкие на разрыв, а если зубами…
— Дети тут же поднимут тревогу, — ответил Клим. — Их оставили нас сторожить. Подожди немного, когда останемся одни.
Клим чувствовал давивший под ребро нагрудный карман с выпиравшим ТК. Если бы освободить руку…
Изредка по протоптанной в траве тропе проходили взрослые туземцы. Один из них остановился, подошёл и, приподнявшись на цыпочках, заглянул каждому в лицо. Дольше остальных он разглядывал водителя, а затем ушёл, вернулся и принёс воду из ручья в толстом, закупоренном с одной стороны деревянной пробкой, бамбуковом стволе.
— Заботятся, чтобы не сдохли! — заскрипел зубами Удо. — Мы как свиньи в свинарнике! Не трогай
