Лермонтов и его женщины: украинка, черкешенка, шведка… - Михаил Казовский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Понимаю. Но отказать тоже совестно. Думаю, терпеть придется недолго — скоро выйдет его новое назначение, и он съедет.
— Разве что недолго.
А пока Алексей Григорьевич не приехал, вечер провели весело — накупили вина, разных вкусностей и отправились навестить прелестницу Дашеньку, пышнотелую вдову, в гостях у которой перебывала четверть гусарского полка. Дашенька была большая затейница по части любви и не брезговала общением сразу с двумя, тремя или даже четырьмя кавалерами.
6Лермонтов прочитал пьеску Грибоедова и Вяземского, в которой ему предстояло играть, и она ему не слишком понравилась. Легкий, ни к чему не обязывающий водевильчик. Плоские, однозначные персонажи, а сама ситуация, по-существу, нереальная. Только в водевиле старший брат главного героя может не понять, что его дурачит не настоящий гусар, а переодетая женщина.
Участвовать в этом балагане сразу расхотелось. Но, с другой стороны, подвернувшуюся возможность познакомиться поближе с Мусиной-Пушкиной упускать было глупо. Монго прав: муж мужем, а роман романом. Тем более, что муж тоже не святой: в свете говорили о его побочной семье то ли в Москве, то ли в Ярославле. Что ж, ему можно, а жене нельзя?
Михаил собирался на репетицию со всей тщательностью, загоняв Андрея Ивановича: тот чистил сапоги и мундир, сбегал за брадобреем и в мускусную лавку за одеколоном и бриолином. В результате поэт был свеж, выбрит и надушен. «Хоть сейчас под венец, — оценил его расфуфыренность Монго, лежа на кровати, как античный римлянин на пиру. — Бедный Мусин-Пушкин! Шансов не стать рогоносцем у него мало». — «Мон шер, я не на свидание иду, а на репетицию». — «Совмещаешь одно с другим, это очень мудро».
Лермонтов явился в дом к Карамзиным на пятнадцать минут раньше срока. Он был слегка взволнован и старался скрыть взволнованность под личиной беззаботной веселости. Чтобы успокоиться, вышел на крыльцо покурить. Вместе с ним вышел и Владимир Николаевич.
— К сожалению, полноценной репетиции не получится.
— Отчего? — удивился Михаил.
— У мадам Эмилии дома неприятности, и она, скорее всего, не приедет.
— Неприятности?
Будущий юрист понизил голос.
— Строго энтр ну[39] — мне по секрету сказала сестрица, — ее муж, Владимир Алексеевич, сильно проигрался. Около семидесяти тысяч.
— Господи Иисусе!
— Умоляет Эмилию Карловну попросить у Демидова. А она не соглашается. Произошел скандал, он едва не поднял на нее руку. Муж умчался в бешенстве в Петербург, а жена лежит бездыханная от мигрени. Вуаля[40].
Михаил погрустнел.
— Да-с, весьма обидно. Ну да ничего не попишешь: милые бранятся — только тешатся.
Карамзин махнул рукой.
— Помилуйте: «милыми» давно уже не пахнет. Брак у них на грани распада, это всем известно.
— Вот как? Я не знал.
— Граф — милейший человек, но безумный игрок. Может просадить за вечер состояние. Весь в долгах. Иногда детям на еду не хватает.
— Бедная Эмилия Карловна.
— Вышла в юности замуж по глупости. Начиталась французских книжек: ах, лямур, лямур! Вот вам и лямур. Замуж выходить лучше по расчету.
— Вовсе без любви?
— Для женитьбы достаточно простой симпатии. Потому как амуры крутить — это одно, а семью строить — совершенно другое.
Репетицию начали со сцен, где не была занята героиня Мусиной-Пушкиной: выходные куплеты дочек содержателя почтового двора, диалоги мужчин на станции. Лермонтов сначала был рассеян, пропускал свои реплики, но потом втянулся и финальные куплеты («Наши замыслы все шатки, наша мудрость все туман, вечно люди будут падки и к обманам, и в обман») очень сносно исполнил. Чисто и на подъеме.
Неожиданно отворилась дверь, и вошла Эмилия — немного осунувшаяся, бледная, но с веселым блеском в глазах.
— Здравствуйте, господа. Извините за опоздание.
Софья Николаевна пошла навстречу.
— Милли, дорогая, наконец-то! Мы уже не ждали.
Мусина-Пушкина слабо улыбнулась.
— Я сама не думала: голова с утра болела ужасно. Но потом взяла себя в руки, встала и приехала.
— Ты умница! — Хозяйка обратилась ко всем: — Господа, предлагаю сделать маленький перерыв и выпить чаю. А потом продолжим. Федот, неси самовар! Лиза, помогай разливать.
Михаил подошел к Милли, проводил за стол.
— Я так рад, что вы приехали.
— Правда? — Подняла она на него глаза.
— Истинная правда. Я в спектакле участвую только из-за вас.
— Да будто бы?
— Не люблю представлений. То есть театр я люблю — настоящий, умный театр; даже если это комедия, но хорошая, умная комедия. А домашние спектакли меня раздражают.
— Чем же?
Он пожал плечами.
— Профанацией, вероятно.
— Вы чересчур строги. Мы же это делаем для себя просто, чтобы повеселиться. А не в видах высокого искусства. Выбираем пиески нам по зубам. Или вам не нравится Грибоедов?
«Горе от ума» превосходно. Жаль, что запрещено к постановке. А наша пиеса — посредственная.
— Фу, какой вы злой критик. Отнеситесь к этой затее без особых претензий.
Оживленно болтая, пили чай. Евдокия Ростопчина, как всегда, трещала без умолку. Александр Карамзин рассказывал светские анекдоты. Андрей морщился: «Где ты набрался этой дряни, брат? Слушать тошно». Все смеялись.
Затем продолжили репетицию. Проходили сцену Рославлева-старшего (в исполнении Андрея Карамзина) с Юлией (Мусиной-Пушкиной) в мужском наряде. Милли смешно пыталась говорить басом.
В два часа пополудни, утомившись, сели обедать. Тут уже заправляла мадам Карамзина, от души потчуя гостей. После десерта отдыхали в саду.
Лермонтов подсел на скамейку к Мусиной-Пушкиной.
— Разрешите? Не помешаю?
— Нет, конечно, сделайте одолжение. Ваше внимание так лестно.
— Отчего же?
— Сами знаете. Вся читающая Россия восхищается вашими стихами.
Он игриво прищурился.
— Скоро и прозой будет восхищаться.
— В самом деле?
— В самом деле — не знаю, будет ли восхищаться. Но из прозы кое-что у меня готово.
— Повесть? Роман?
— Затрудняюсь ответить.
— Как сие понять?
— Несколько повестей, объединенных одним героем. В целом получается вроде бы роман.
— Очень любопытно.
На крыльцо вышла Софья Карамзина, потрясла мешочком с бочонками.
— Кто в лото будет, господа?
Мусина-Пушкина спросила:
— Не желаете, Михаил Юрьевич?
— Нет, увольте, мне уже пора. Заступаю на дежурство в восемь вечера.
— Жаль. Но я надеюсь, что послезавтра мы снова увидимся на репетиции.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});