Свобода или смерть: трагикомическая фантазия (сборник) - Леонид Филатов

— Ну на кой мне костюм?.. — вяло сопротивлялся Толик. — Я же не свататься еду. А для деловой встречи сойдет и мой собственный. Он вполне приличный. Болгарский.

— У тебя жирное пятно на лацкане!.. — Андрей придирчиво щупал очередную модель. — А ты его даже не заметил!.. И вообще, такое впечатление, что ты носишь этот костюм с детства!..

Наконец Андрей утвердительно кивнул головой — долгожданный выбор обновки состоялся. Толик нехотя отправился в примерочную кабинку. Он уже почти разделся, когда занавеска чуть отодвинулась и в кабинку всунулась лукавая мордочка турчонка. Пацаненок пробормотал какие-то извинения и положил на стул рядом с Толиком нарядный целлофановый пакет.

— Обновляться так обновляться! — донесся из-за занавески голос Андрея. — В пакете носки и плавки!..

— А это еще зачем? — встревоженно поинтересовался Толик. — Зачем мне носки и плавки?..

— Лучше быть во всеоружии! — философски ответил Андрей. — Мало ли как сложится беседа!..

…За окном тянулись парижские пригороды. Нахохлившийся Толик — в новом костюме и с букетом роз — напряженно молчал всю дорогу. Наконец не выдержал.

— Послушай!.. Насколько я понимаю, речь должна идти о публикации моих рассказов, так?.. Тогда для чего весь этот маскарад?.. И при чем тут носки и плавки?..

— Дикий человек!.. — покачал головой Андрей. — Ну, если у дамы возник интерес к тебе не только как к писателю, но и как к мужчине, то что же в этом плохого?.. Я бы гордился!..

Автомобиль остановился у опрятного двухэтажного дома с черепичной крышей.

— Вытряхивайся! — приказал Андрей. — У меня есть еще кое-какие дела… Я смотаюсь на часик в одно место, а потом вернусь за тобой, о’кей?..

Толик безропотно выбрался из машины и, еле волоча ноги, побрел к дому. Некоторое время он топтался перед дверью, не решаясь нажать кнопку звонка. А затем неожиданно сорвался с места и что было духу кинулся обратно.

— Пойми!.. — Толик колотился об автомобильное стекло, как гигантский махаон, попавший в керосиновую лампу. — Я не могу туда идти!.. Это пошло и гнусно!.. В конце концов, у меня есть принципы!.. И у меня есть любимая женщина!..

Андрей, не глядя на Толика, нажал на газ. Автомобиль тронулся. Перед поворотом он насмешливо помигал Толику подфарниками и через несколько минут скрылся из виду.

— Какая же ты сволочь! — сказал Толик вслед автомобилю. — Я думал, ты товарищ, а ты сволочь!.. Сволочь и сутенер!..

…В огромной гостиной мадемуазель Кипренски, в окружении бронзы и хрусталя, зеркал и картин, Толик произносил пылкий монолог. Видимо, монолог изрядно затянулся. Хозяйка откровенно скучала и поглядывала на себя в зеркало. Толик это видел, но продолжал говорить, попутно обдумывая варианты вежливого бегства.

— Я ехал сюда с надеждой, — витийствовал Толик, — что местная русская диаспора отнесется ко мне ну если не с интересом, то хотя бы со вниманием!.. Где же еще искать пристанище вольному русскому слову, почти задушенному советской цензурой, как не здесь?.. И что же я вижу?..

— Сварить еще кофе? — участливо спросила хозяйка, не проявляя ни малейшего интереса к тому, что же все-таки увидел Толик.

— Нет, спасибо! — Толик боялся пауз. — И что же я вижу?.. Я вижу на Западе ту же самую цензуру!.. Только не идеологическую, а финансовую!.. Русское зарубежье поражено цинизмом, прагматизмом и нравственной глухотой!.. А между тем именно русское зарубежье — это последняя надежда советского андеграунда!..

— Хотите что-нибудь выпить? — снова поинтересовалась хозяйка.

— Нет, спасибо! — Толик понимал, что перед ним ставят шлагбаум, но продолжал отчаянно жать на газ. — Да, конечно, парижские издательства сделали для русской словесности чрезвычайно много… Но ведь русская словесность не ограничивается одним Солженицыным!.. Есть и другие талантливые писатели!..

— Может, перенесем нашу беседу в спальню? — ровным голосом предложила хозяйка. У Толика пересохло в горле. Втайне он все-таки надеялся, что эта дурацкая пьеса обойдется без постельного эпилога.

— Да, конечно! — сипло выдохнул Толик. Хозяйка, раскачивая необъятными бедрами, двинулась в направлении спальни, гость некоторое время потоптался на месте, а затем обреченно поплелся за ней…

…Он вошел в спальню и замер на пороге. Мадемуазель Кипренски уже успела облачиться в розовый пеньюар и теперь лежала в белом мареве алькова, похожая на гигантский сливочный торт…

— Ну что же вы?.. — протяжно сказала мадемуазель Кипренски. — Или вы боитесь?.. Впрочем, правильно делаете, что боитесь!.. В постели я радикал!..

— А я — нет… — Толик предпринял мучительную попытку пошутить. — Я как раз очень умеренный… Может, поладим на компромиссе?..

Мадемуазель Кипренски молчала, глаза ее отливали хищной зеленцой. Толик понял, что ответа он не дождется, и, зажмурившись, стал стягивать с себя пиджак, рубашку, галстук…

…Андрей подъехал к дому мадемуазель Кипренски чуть раньше оговоренного срока. Толика на улице еще не было. Андрей посмотрел на освещенные окна, глянул на часы и, откинувшись на спинку сиденья, закурил…

…Толик уже топтался в прихожей, не зная, чем себя занять, и потому в сотый раз поправлял галстук, когда мадемуазель Кипренски наконец вернулась из ванной. Сейчас она была без макияжа, и от нее пахло хорошим мылом.

— Вы уже уходите? — легко огорчилась мадемуазель Кипренски. — Очень жаль, я бы хотела еще поболтать… Но будем надеяться, это не последняя встреча… Вы были очень милы!..

— Большое спасибо!.. — ни к селу ни к городу брякнул Толик. — Мне самому очень жаль… Но у меня масса дел… Кстати, вы ничего не сказали о моих рассказах…

— Ах рассказы!.. — мадемуазель Кипренски сосредоточенно нахмурила невысокий лобик. — Да-да, действительно… Я прочитала несколько ваших рассказов… Мне кажется, они не заинтересуют наших читателей…

— То есть как?.. — опешил Толик. — Мне говорили, что рассказы вам понравились!.. Вы же сами выразили желание их напечатать!..

— Не расстраивайтесь! — мадемуазель Кипренски ласково погладила Толика по щеке. — Ну сколько вам заплатили бы за вашу публикацию?.. Ну две, ну три, четыре тысячи франков!.. Так вот вам пять тысяч — и забудем об этом!..

Она порылась в складках халата, достала оттуда увесистую пачку банкнот и, не считая, сунула Толику в карман. Пол поплыл у Толика под ногами. Он пришел в себя, только когда оказался на лестничной площадке. Хозяйка приветливо улыбалась ему из дверного проема…

— Ах ты, тварь! — с ненавистью прохрипел Толик. — За кого же ты меня принимаешь?! За платного осеменителя?.. Да провались ты со своими франками!.. И запомни, русские писатели не продаются!..

Он с силой швырнул банкноты в дверной проем, но дверь успела захлопнуться раньше, и разноцветные бумажки разлетелись по всей лестничной площадке. Толик постоял, почертыхался, затем опустился на корточки и стал аккуратно собирать разбросанные им купюры…

…Обратно ехали опять же молча. Толик гневно пламенел глазами и курил сигарету за сигаретой. Андрей искоса поглядывал на Толика, но задавать вопросы не решался — можно было спровоцировать взрыв.

— Останови!.. — внезапно приказал Толик. — Вот здесь, возле кафе!.. И не жди меня… Я доберусь на метро!..

— Алкаш!.. — Андрей сокрушенно покачал головой. — Или станешь алкашом… Так тебе никаких денег не хватит!..

— Успокойся! — зло усмехнулся Толик. — Сегодня я пью на свои!.. Эти денежки заработаны честным трудом!..

Он вынул из кармана скомканный ворох купюр. Две из них выскользнули из пальцев и спланировали на сиденье. Андрей подобрал их и протянул Толику.

— Оставь себе!.. — мстительно съязвил Толик. — Проститутки обязаны делиться с сутенерами. Я правильно понимаю местные нравы?..

…Сквозь стекло кафе Андрей видел, как Толик примостился у стойки бара. Спустя несколько секунд перед ним появилась бутылка водки. Толик наполнил стакан до краев и осушил его в один прием. Он пил крупными, жадными, судорожными глотками, как измученный трехдневной жаждой бедуин, наконец-то добравшийся до колодца…

…Прислонившись к двери своей комнаты, чтобы хоть как-то задержаться в положении, приближенном к вертикальному, Толик сосредоточенно шарил по карманам, пытаясь отыскать ключи.

Из комнаты Сильви доносились женские голоса. Один из них — резкий, гортанный, хрипловатый — принадлежал Долорес, другой — спокойный, мягкий, увещевающий — Сильви. Сути диалога Толик уразуметь не мог — женщины говорили на французском.

Так и не найдя ключей, Толик постучался в комнату Сильви и, не дожидаясь приглашения, толкнул дверь. Хозяйка комнаты и Долорес сидели на кровати, обнявшись. Долорес плакала в голос, Сильви пыталась ее утешить.