Танцующая с Ауте. Трилогия - Анастасия Парфенова

И с чего он так взбесился?

На лед и сталь его взгляда ответила пеплом обиды. Пальцы скользнули по рукояти Сергея. На мягкой коже ножен застыли, точно слезы, бриллиантовые брызги воды.

Роса на ножнахМоего мечаЗастыла капельками слез,ЖалеяО прошедшей ночи.

Я расщепила этот сен-образ, наделив две грани двумя совершенно разными смыслами. Одна скользнула вдоль рукояти Сергея беззвучным, полным горечи и сожаления извинением. Вторую я швырнула в Аррека обиженным упреком.

Сергей не ответил. Аррек, бесстрастный и непроницаемый за щитом своих Вероятностей, протянул мне руку, предлагая встать. Не без опасений я вложила ладонь в эти длинные, сильные пальцы. И тут же ощутила покалывание от свернувшейся вокруг его кожи силы. Он экранировался очень плотно, почти агрессивно.

– Моя леди, дарай-князь Рубиус и дарай-княгиня Адрея готовы встретиться с вами. Пройдемте.

Я послушно поднялась, опираясь на его руку и несколько нервно поводя ушами. Аррек был в ярости, это я поняла сразу. Почему на этот раз? Непредсказуемые перепады его настроения начинали сильно утомлять. Если я, по мнению Эль, совсем очеловечилась, то Аррек, наверное, вконец обэль-инелся. Или как там это называется.

Наши шаги гулко разносились в пустых коридорах. Свита ступала абсолютно бесшумно.

– Что с оливулской девушкой? – Если гневно и обвиняюще молчать сил уже нет, попробуем завязать «разговор ни о чем».

– В порядке. Сейчас отсыпается, но уже завтра будет в куда лучшем физическом состоянии, чем была до этого ранения.

– Сильно ей досталось?

– Весьма основательно. Эти ваши таинственные гости умеют убивать качественно. Вся аура – всмятку, душу заперли в угодивший в нее кинжал, энергетику разорвали на клочки, биобаланс – тоже…

– Ты поработал с ней?

– Не доверять же было такое дело мясникам из реанимации.

– Оливулские хирурги считаются одними из лучших в Ойкумене.

– Ну и пусть себе считаются, – и под ледяным тоном в голосе его на мгновение послышался самый что ни на есть дарайский снобизм. Наверное, есть что-то в атмосфере этих комнат, что подсознательно будит в моем благоверном воспоминание, что он, вообще-то, тоже высший арр. Высокомерный, могущественный, etc, etc…

И сейчас я приближалась к самому центру этого высокомерия и могущества. К центру холодной, закованной в Вероятности власти, которая простерла крылья над всей необъятной Ойкуменой.

Рука об руку, не вместе, но и не в одиночестве, мы замерли перед высокими двустворчатыми дверьми.

А когда двери распахнулись, оставалось лишь шагнуть навстречу главам двух могущественнейших Домов Эйхаррона.

ТАНЕЦ ОДИННАДЦАТЫЙ, ВАЛЬС

Золотой пожар сияющей кожи, темный янтарь глаз, яростное пламя локонов. Когда ты заходишь в комнату, которой оказал честь своим присутствием Рубиус арр Вуэйн, то замечаешь Рубиуса и только Рубиуса. Если не ослепнешь, то не исключено, что сможешь взять себя в руки и начать обращать внимание на все остальное.

В нем мало осталось от запутавшегося, мечущегося капкане неразрешимой моральной дилеммы мальчишки, которого я когда-то возвела на трон. И дело даже не в то, что обещание редкой огненной красоты сбылось. И не том, что закованное в черный шелк тело излучало почти осязаемую силу. Нет, взгляды и души приковывала удивительная, яростно-спокойная цельность его личности. Незауряден и уверен в себе был Лиран-ра, глава Великого Дома Вуэйн. Он, казалось, мыслил и действовал вне привычных всем категорий, легко выходя за поле проблемы и делая из очевидных фактов совершенно нетрадиционные выводы. Слова «благо клана» уже давно перестали быть фетишем для него. Мысли этого человека двигались не по прямой, и даже не по кривой, а путем сложных многомерных скачков, странных даже на взгляд эль-ин. И в этом он был красив, как может быть красиво грозящее вырваться из-под контроля пламя, как может быть прекрасна застывшая перед взрывом суперновая. Он был красив той красотой, которую эль-ин ценили превыше всех других добродетелей, ради которой шли на смерть и обрекали на жизнь. За тридцать лет он достаточно нас изучил, чтобы знать об этом. И пользовался своим знанием со спокойной безжалостностью чистокровного арра.

Тридцать лет мы с Рубиусом танцевали на политической арене Ойкумены, вместе постигая эту нелегкую, часто (слишком часто!) кровавую науку. Там, где танец интриг и предательства оставлял меня опустошенной, с израненной душой и покалеченным телом, в дарай-князе лишь еще ярче разгоралось пламя, погубившее столь многих его братьев и сестер по клану. Аррек, следящий за своим Лиран-ра испытующим взглядом окончательного судьи (а если понадобится, то и палача), утверждал, что молодой князь достаточно тонко чувствует грань и не сорвется с нее. Я… я пила его красоту. И зачарованно размышляла, какова будет первая встреча этого огненного духа с Лейруору…

Ох и натворит без меня делов эта парочка едва оперившихся юнцов! Ветер и скалы, лед и пламя. Только бы друг с другом не сцепились, выкормыши мои неуемные. А то ведь разнесут всю Ойкумену вдребезги и скажут, что так и было…

Кивком поприветствовав поднявшегося мне навстречу огненноволосого Лиран-ра, я усилием воли отвела взгляд от его сияющего великолепия и повернулась к царственно сидящей на кресле-троне женщине.

От кончиков коротко остриженных волос до кончиков сияющих ногтей вся она – высокая дарай-княгиня, Лиран-ра своего собственного, небольшого, но очень и очень влиятельного Дома. Адрея арр Тон Грин, признанный специалист по международной политике, самый высокооплачиваемый дипломат Эйхаррона. Будто полуденное солнце, увиденное сквозь призму темного стекла. О нет, она не бросается в глаза так, как огненный, сияющий рубинами и сырой силой Рубиус. Но, однажды взглянув на нее, забыть уже невозможно. Свет преломляется за миллиметр до темной, шоколадного цвета кожи, рассыпается ровным светло-золотым сиянием. Видели ли вы когда-нибудь золотой перламутр? Видели ли вы радугу чистого, светлого золота? Нежный кокон сияния охватывал аскетичную фигуру, превращая ее в пугающую языческую богиню, в совершенное воплощение томной и экзотической красоты истинной дарай-княгини. Это изысканно-золотое видение взирало на вас огромными, удлиненными, чуть изгибающимися к вискам глазами, намекающими на древнее и почти потерянное родство с предками моего народа. Глаза… строгие, жаркие, глаза бездонной, агатово-черной темноты. Волосы падали вокруг удлиненного лица прямыми короткими прядями цвета горького шоколада: темные, блестящие, почти черные.