Анжелика и ее любовь - Серж Голон

– Вы-то, конечно, считаете, что для завоевания женщины этого мало? – спросил он с горечью.

– Вероятно… Но ваши дела не так плохи, как вы думаете, мэтр Берн, – ведь у вас есть и другое оружие.

– Какое? – тотчас спросил узник, и в этом вопросе прозвучало такое мучительное беспокойство, что Рескатор даже почувствовал к нему некоторую симпатию.

Он глядел на торговца и думал о том, что опять, в который раз, поступает безрассудно, без нужды усложняя начатую игру, исход которой так для него важен. Но разве сможет он когда-нибудь узнать, какова Анжелика на самом деле, что она думает, чего хочет, если его противник будет лишен свободы действий?

Он с улыбкой склонился к ларошельцу.

– Знайте же, мэтр Берн, – если раненый мужчина сумел высадить дверь, дабы вырвать любимую из лап гнусного обольстителя, если, брошенный в темницу, он все же сохранил достаточно.., ну, скажем, темперамента, чтобы брыкаться как бык при одном упоминании ее имени, то такой мужчина, на мой взгляд, имеет в руках все козыри, чтобы крепко привязать к себе непостоянную женщину. Печать плоти – вот главный козырь, дающий нам власть над женщиной.., любой женщиной. Вы – мужчина, Берн, настоящий, отменный самец, и поэтому, не скрою, я отнюдь не с легким сердцем предоставляю вам право сыграть вашу партию.

– Замолчите! – крикнул ларошелец. Он был вне себя, негодование придало ему силы встать, и теперь он дергал свои цепи так, что, казалось, вот-вот их разорвет. – Разве вы не знаете, что сказано в Писании: «…Всякая плоть – трава, и вся красота ее, как цвет полевой. Засыхает трава, увядает цвет, когда дунет на него дуновение Господа».

– Возможно… Но признайтесь – пока Господь не подул, цветок донельзя желанен.

– Если бы я был папистом, – сказал Берн, изнемогая, – я бы сейчас перекрестился, потому что вы одержимы дьяволом.

Тяжелая дверь уже закрывалась. Вскоре шум шагов его мучителя затих, звуки голосов, переговаривающихся по-арабски, смолкли. Берн еще мгновение постоял, держась за переборку и снова рухнул на тюфяк. Ему казалось, что за эти несколько дней он прошел через что-то очень похожее на смерть. Он вступал в иную жизнь, в которой прежние ценности утратили свое значение. Так что же у него осталось?

Глава 12

До нижней палубы, где жили протестанты, Анжелика добралась, будто в сомнамбулическом сне. Она вдруг обнаружила, что сидит в знакомом закутке возле зачехленной пушки, рядом со своими скудными пожитками и при этом совершенно не помнит, как шла по верхней палубе, держа за руку Онорину, как спускалась по крутым трапам, обходила в тумане многочисленные препятствия: бухтыnote 13 каната, ушаты с водой, горшки с паклей, матросов, прибирающих судно после бури. Из всего этого она не увидела ничего…

И вот теперь она сидела в своем закутке, не понимая, зачем она тут очутилась.

– Госпожа Анжелика! Госпожа Анжелика! Где вы были?

Над ней склонилось хитрое личико маленького Лорье, Северина своей худенькой ручкой обняла ее за плечи.

– Да ответьте же.

Дети окружили ее. Все они были закутаны в жалкие обноски, в куски юбок, которые матери разорвали, чтобы укрыть их от холода, из-под лохмотьев торчали пучки соломы, напиханные туда для тепла. Лица детей были бледны, носы покраснели от холода.

По привычке Анжелика протянула к ним руки и приласкала.

– Вам холодно?

– Нет, нет! – весело загалдели они.

Малыш Гедеон Каррер пояснил:

– Боцман, этот морской карлик, сказал, что сегодня теплее уже не сделаешь, разве что подпалить корабль, потому что мы сейчас недалеко от полюса, но скоро опять поплывем к югу.

Она слушала, не понимая ни слова.

Взрослые, те держались в стороне и по временам бросали на нее пристальные взгляды: одни с ужасом, другие – с жалостью. Что означало ее долгое отсутствие ночью? Ее растерянный вид – увы! – подтверждал самые ужасные толки и те обвинения, которые Габриэль Берн высказал вчера вечером в адрес хозяина корабля:

«Этот бандит воображает, что имеет на нас все права.., и на нас, и на наших женщин… Братья мои, теперь мы знаем – он везет нас не к Островам…»

И поскольку Анжелика все не возвращалась, Берн решил отправиться на ее поиски. К его величайшей ярости оказалось, что дверь закрыта снаружи на засов. Тогда, несмотря на свои раны, он принялся вышибать плечом толстую створку и с помощью деревянного молотка ухитрился в одиночку выломать один из запоров. Видя, что он не уймется, Маниго в конце концов ему подсобил. Дверь распахнулась, внутрь ворвался ледяной ветер, и матери запротестовали, не зная, как защитить от холода детей.

Тут же, изрыгая замысловатые проклятия, появился боцман – то ли шотландец, то ли германец Эриксон, и вместе с ним – трое бравых матросов. Они окружили Берна, схватили его и уволокли наверх, в темноту. С тех пор он так и не вернулся.

Затем пришли два плотника, с невозмутимым видом починили дверь и заперли ее опять. Корабль швыряло из стороны в сторону. Женщинам и детям инстинкт подсказывал, что ночь будет опасной. Они прижались друг к другу и сидели молча, а мужчины долго обсуждали, как себя вести, если с мэтром Берном или его служанкой что-нибудь случится.

Увидев, что Анжелика, как всегда, ласково разговаривает с детьми, Абигель и молодая жена булочника, очень ее любившие, решились подойти к ней.

– Что он с вами сделал? – шепотом спросила Абигель.

– Что он со мной сделал? – переспросила Анжелика. – Кто это – он?

– Он… Рескатор.

Едва Анжелика услыхала это имя, в голове ее будто что-то щелкнуло, и она прижала руки к вискам, морщась от боли.

– Он? – повторила она. – Но он ничего мне не сделал. Почему вы задаете такой вопрос?

Бедные женщины молчали, чувствуя себя очень неловко.

Анжелика даже не пыталась понять, что их так смутило.

Ее сверлила одна-единственная мысль: «Я его нашла, но он меня не признал. Не признал меня своей женой, – поправила она себя. – Столько лет мечтать, горевать, надеяться – и все напрасно… Вот когда я действительно стала вдовой…»

Ее пробрала дрожь.

«Это безумие… Этого не может быть… Мне снится страшный сон, и я вот-вот проснусь…»

Вняв уговорам жены, к Анжелике приблизился господин Маниго.

– Госпожа Анжелика, мне надо с вами поговорить… Где Габриэль Берн?

Анжелика посмотрела на него в полном недоумении:

– Я ничего не знаю!

Тогда он рассказал ей, что произошло ночью из-за ее долгого отсутствия.

– Наверное, этот пират велел бросить Берна за борт, – предположил адвокат Каррер.

– Вы сошли с ума!

Постепенно к Анжелике возвращалась способность воспринимать происходящее. Значит, пока она спала в каюте Рескатора, Берн, пытаясь помочь ей, учинил нешуточный скандал. Рескатор наверняка знал об этом. Почему же он ни слова ей не сказал? Правда, им надо было о столь многом поговорить…