История Польши - Михал Тымовский

Хозяйственный подъем отдельных регионов происходил в различное время. В IX в. лидировали земли вислян, а столетием позже — территории полян. Затем центр государственности вновь переместился в Краков. В XIII в. перестройка хозяйственной жизни наиболее быстро и интенсивно происходила в Силезии. С этого времени она превосходила прочие уделы по плотности населения и количеству городов. Мазовия же, которая не пострадала во время языческого восстания 30-х годов XI в., а при Болеславе Смелом и Владиславе Германе принадлежала к населенным и богатым регионам польского государства, в период удельной раздробленности, напротив, утратила свои позиции и в XIV–XV вв. уже заметно отставала от других польских земель. После потери Силезии в течение всего XIV в. ведущую роль в экономике Польского королевства играла Малая Польша. В XV в. к ней добавилось Гданьское Поморье.

Перемены в значении отдельных регионов лишь в определенной степени могут быть объяснены внутренними процессами. Свою роль играло и международное положение Польши, воздействие соседних государств и экономических областей. Необходимо иметь в виду и вооруженные действия и связанные с ними опустошения, а также хозяйственную экспансию и миграции населения. Отставание Мазовии не в последнюю очередь было связано с прусскими и литовскими набегами, однако имело значение и то, что этот удел остался на обочине колонизации на основе немецкого права. Стремительное же развитие в XIII–XIV столетиях Малой Польши стало возможным именно благодаря колонизации, торговым, культурным и политическим отношениям с Венгрией, а также посреднической роли в торговле древесиной и зерном в бассейне Вислы.

В целом польские земли в эпоху Средневековья все же отставали в своем развитии от являвшихся очагами европейской культуры западной и южной частей континента. Это отставание было обусловлено географическим положением и тем, что Польша, подобно другим территориям Центрально-Восточной Европы, лишь в X в. вошла в круг европейской цивилизации. Приобщение к Европе не привело к застою ее собственных созидательных сил. Воспринятые иностранные образцы приспосабливались к польским условиям. Польское государство, общество и культура не только сохранили, но и развивали свою самобытность. До XIV столетия Польша двигалась по пути, подобному тому, каким шли более развитые общества, и постепенно уменьшала дистанцию между ними и собой. В XV в. она создала совершенно оригинальные формы внутреннего устройства и культуры, при этом сохранив и даже упрочив связи с сообществом христианской Европы.

Чем была Польша для этого сообщества? Ее название появилось в источниках иностранного происхождения уже в конце X в. Сначала оно означало лишь землю полян, но уже в начале XI столетия так называли все государство Болеслава Храброго. Однако в раннем Средневековье круг лиц, информированных о существовании, положении, потенциале Польши и о политике ее государей, был крайне узок. О ней знали люди, принадлежавшие к политической элите в соседних государствах и в таких центрах универсальной власти, как императорский и папский двор. Можно добавить еще небольшое число христианских, мусульманских и еврейских купцов, знавших Польшу в связи со своей торговой деятельностью. Новообращенная страна привлекала внимание духовенства, прежде всего, немецкого, но также французского и итальянского. Польские аббатства, бенедиктинские, а позднее цистерцианские и норбертанские, поддерживали контакты со своими орденскими центрами. Из среды французского духовенства вышел автор первой польской хроники Галл Аноним, писавший в начале XII в. Выходцами из Германии, Италии и, возможно, Франции были строители первых романских соборов и создатели украшавших церкви скульптур.

В XIII в. информация о Польше распространилась гораздо шире. Более интенсивными стали такие формы контактов, как династические союзы, отношения с апостольской столицей, международная торговля. Появились и новые формы, в которые было вовлечено множество людей. Колонизация на основе немецкого права вызвала приток в страну валлонов, фламандцев и немцев — преобладавших среди переселенцев. В борьбе с пруссами, после появления на польских границах Тевтонского ордена, принимали участие западные рыцари. Многочисленные и весьма активные общины францисканцев и доминиканцев контактировали с монастырями других церковных провинций. Прежде редкие путешествия поляков в XIII в. несколько участились. Польские клирики, правда немногочисленные, учились в университетах Италии и Франции, добираясь, таким образом, до главных центров европейской культуры.

На Польшу обратили внимание в связи с необычайно грозным событием, каким стало монгольское нашествие. Подобных вторжений Европа не знала уже несколько столетий, и интерес к монголам был огромен. Кроме того, появились расчеты на их христианизацию. В миссии, отправленной папой к монгольскому хану и возглавленной францисканцем Джованни де Плано Карпини (1245–1247), принимали участие Бенедикт Поляк и некий монах из Силезии, известный как de Bridia.{71}

В XIV–XV вв. Польша навсегда заняла прочное место в сознании европейцев. Особую роль сыграли дипломатические контакты с папским и императорским дворами и спор Польши с Тевтонским орденом, вынесенный на заседания Констанцского собора. Рыцарские странствия по-прежнему приводили немцев, англичан и французов в орденское государство, однако и польские рыцари становились известными при чужеземных дворах. Наиболее знаменитым из них был служивший Сигизмунду Люксембургскому Завиша Черный. Другим каналом распространения известий о Польше стала балтийская торговля.

Христианизация Польши и других стран Центральной и Восточной Европы расширила круг христианской цивилизации. Но помимо этой пассивной роли, Польша выполняла для этого сообщества и другие функции.

Уже при Болеславе Храбром была предпринята попытка христианизации соседних с Польшей пруссов. Миссия св. Войтеха закончилась его мученической смертью, однако повысила престиж Польши и дала ее правителям возможность добиться основания архиепископства. Возобновленные в XII столетии попытки обращения пруссов закончились неудачей, а выгодами обращения населения Западного Поморья воспользовались немецкие правители. Лишь на исходе Средневековья привлекательность польского государственного устройства, образа жизни ее населения, а также ее интеллектуальный и политический потенциал оказались достаточными для успешной христианизации Литвы. Таким образом, Польша выполнила свой долг в деле расширения христианской цивилизации. Позднее ученые Краковской академии, отвергая насилие и полемизируя с Тевтонским орденом, ссылались на право отдельных народов самим решать свою судьбу. В основе такого подхода лежал принцип терпимости. Создание модели государства, толерантного по отношению к другим конфессиональным, религиозным и этническим группам, что не всегда было понятно представителям иных христианских обществ, стало важным вкладом Польши в европейскую культуру.

Для других стран континента средневековая Польша выступала долгое время в роли страны, заимствующей идеи, технологии и образцы организации. Кроме того, она являлась одним из тех мест, куда устремлялась миграция из западных стран. Однако по мере развития государства, экономики и культуры Польша сама перенимала эстафету в распространении новых идей. Более того, она сама стала генерировать новые идеи, а также стала страной, откуда на Запад поступали известия о востоке Европы. В XV в. Польша уже представляла собой ключевой элемент политической системы Центральной и Восточной Европы, необходимый для его функционирования и развития, и с этим считались на общеевропейском уровне.

Как оценивали свое политическое и культурное сообщество сами поляки? Каково было их сознание, какие связи имели для них наибольшее значение? Человек Средневековья жил в рамках небольших и самодостаточных местных сообществ, сельских и городских, зачастую совпадавших с границами одного прихода и территорией, охваченной деятельностью местного рынка. Кроме них, однако, постепенно складывались региональные сообщества, соответствовавшие уделам периода раздробленности, а также связи на более высоком уровне — государственные и национальные. Сначала сфера действия этих последних была довольно узкой. О своей государственной и национальной принадлежности помнили те, чья деятельность не ограничивалась местными рамками, но охватывала все государство — в политической, церковной или торговой области.

В X–XI вв. польское государство создало организационные и территориальные рамки, в которых оказались близкие по языку и культуре племенные группы. Другие группы, не менее близкие, которые остались за пределами государства Пястов (как население Поморья), не вошли окончательно в состав сложившегося позднее национального сообщества. В то время культурные и языковые различия польских и чешских племен были не большими, чем различия между полянами и вислянами. Но наличие собственных государств обусловило постепенное формирование двух разных народов. В период удельной раздробленности над государственными связями стали преобладать национальные. Их символизировали общая династия, общая территория, название «Польша», применявшееся по отношению ко всем удельным княжествам, единая церковная провинция, общепольские культы свв. Войтеха и Станислава и сходство правовой практики во всех княжествах. Огромное значение имела вековая традиция собственной, централизованной государственности и общая история. Популярность хроники Винцентия Кадлубека, прославлявшего деяния и достоинства поляков, является наиболее ярким свидетельством их гордости за собственное прошлое. Это прошлое, впрочем, переносилось далеко вглубь веков, в догосударственную эпоху, в мифические времена, пересказывая легенды о Краке, Ванде, позднее о Лехе и других славных предках. Термином natio определяли людей общего происхождения и эту черту приписывали польскому сообществу. Использовали и термин gens, имея в виду общность языка. Эти две черты характеризовали не только обладавшую национальным сознанием элиту, но и прочих поляков. Таким образом, круг групп, сознающих свою национальную принадлежность, оставался открытым для тех, кто, благодаря продвижению по социальной лестнице и культурному развитию, переходил в него из слоев, не обладавших подобным сознанием и не испытывавших потребности в чувстве национальной общности.