Время Бояна - Лидия Сычёва

Змий-искуситель — на обложке книги поэта Валентина Сорокина «Биллы и дебилы». Книге, духовно необходимой многим.

Последняя крупная добыча змея-чудища — Советский Союз. Скушал супердержаву и не поморщился. А «цивилизованный мир» с крушением СССР потерял мечту-грёзу — жить не только ради счастливого пищеварения, но и ради установления справедливости на земле. Конечно, это попытка была во многом неуклюжей, методы построения коммунизма — варварскими, а высшее управление — бездарным. Иначе СССР не стал бы такой легкой добычей мирового молоха-пожирателя. Автор пишет: «В Политбюро вместо ответственных тружеников ринулись кровавые подлецы, карьеристы и стяжатели, в поколениях накапливали аферный капитал, передавали и, выбрав момент, привели к рулю государства Иуду Горбачева. За Горбачевым, как сель, как грязь, как саранча, нагрянула мафия: убийцы, торгаши и ловчилы — простор им дал он, кавказский расхититель и предатель…»

Мировые войны в XX веке, крушение СССР, разграбление России, техногенные катастрофы, терроризм — все эти великие беды обнажили перед нами измененного человека, живущего в мире измененной природы. У московских уток орнитологи обнаружили генетическое нарушение — у них нет инстинкта перелета. А как изуродован человек, в том числе и русский?! Доктор медицинских наук, ученый из Сергиева Посада Владимир Базарный, считает, что «если человек теряет крылья мечты и фантазии, то он возвращается в той или иной мере к животному состоянию». А разве крушение СССР — это не потеря «крыльев мечты и фантазии» для миллионов людей во всем мире? За служение дьявольскому чудищу-пожирателю — никто не ответил. А после этого преступления — всё разрешено. Югославия, Ирак. Кто следующий? Те, кто рукоплескал насилию в надежде перехватить объедки после трапезы змия-искусителя. Они — обречены. Гипотеза о том, что нынешние обезьяны — это когда-то одичавшие люди, вполне может получить современное подтверждение…

Но дело не только в них. Безумцы тащат в тартарары за собой весь мир. Владимир Базарный, используя метод последовательных образов, установил, что «у каждого, сменяющего друг друга поколения, нейрофизиологический механизм творческого воображения „демонтировался“ на 1/3». То есть треть души — долой. Утки без желания летать, люди без возможности творить. И тогда — даешь общество потребления! Причем, «человек животный» в отличие от обыкновенного поросенка, не ограничивается простым насыщением, ему с каждым днем подавай новое духовное или пищевое извращение. Вот и получается, что мир наш всё стремительнее поляризуется: с одной стороны правящие «Биллы» с долларом вместо совести, с другой — управляемые «дебилы», по своей или чужой воле заменившие душу животом. А люди думающие, страдающие, размышляющие, творящие, они, как и в первые века христианства, между двух жерновов — власти и толпы. «Мы, живущие днем нынешним, от прошлого отдалились, и как теперь нам грядущее угадать? А грядущее — за тобою… Но грядущее — крылья за плечами или крест впереди…»

Всегда, во все времена, и даже в нынешние, сильно убыстрившиеся — велик соблазн скорее дохрумкать планетарные природные богатства — находились люди, говорящие своему народу правду. Пророки и поэты. И говорят они её не потому, что рассчитывают на раскрутку своего «бренда» или хотя бы на усвоение их идей обществом, а потому, что рождены для произнесения слова истинного и страстного. Лев Толстой сформулировал это качество в известной формуле — «не могу молчать»! И действительно, раньше у людей представление о писателях было как о недосягаемых людях духа (пусть чудаковатых иногда в быту): Пушкин, Лермонтов, Гоголь. Даже Есенин с его земными дебошами в стихах представал перед читателем волшебником и титаном, совершенно непостижимым обыденному сознанию.

Мне кажется, что поэт Валентин Сорокин, написавший на этот раз «роман в ярких документальных новеллах» (так определило жанр «Биллов и дебилов» московское издательство «Алгоритм»), как раз один из тех людей, чью сущность можно определить словами «высокий духовный строй». Этот человек вырос не на московских асфальтах, где в грязных прудах маются несчастные утки, жертвы больших городов. «Зимою наш хутор тонул в белых горах, опушенных у подножий зеленой оторочкой сосен и лиственниц, елей, копьями торчащих у гранитных скал. Черные скалы, как витязи, выныривали из-под снега, наметенного вьюгами, и сверкали стальными шлемами».

Валентин Сорокин — «последний из могикан». Он ещё успел ощутить силу уральских гор, прозрачность бурливых рек, тепло родного дома — сильно, сильно разоренного войной, но все же не выстуженного и не отравленного нынешней телезаразой. Главный герой (лирический, автобиографический) редкий нынче человек — дерзкий и решительный, стремительный и волевой, нежный с любимой и беспощадный к врагам Отечества. Пройдут не столетия, десятилетия, и мы, боюсь, таких людей будем воспринимать как былинных полусказочных героев. Потому что уродство окружающего мира всё чаще приводит к тому, что высокие чувства, посещающие нас, мы уже не в силах выразить достойными словами.

Изменился человек, изменился и писатель. И теперь «массы» смотрят на литераторов без ожидания от них духовных высот. Писательство становится возрастным ремеслом — вроде балета. Молодые литераторы гнутся под ветрами экономической конъюнктуры, старшее поколение (кое-кто) еще пытается отстоять «заповедники души». Но всё чаще писатель — это ловкач, овладевший ремеслом плетения криминальных баек. Человек литературы — обладатель экзотической профессии, помогающей зачастую выразить темные стороны человеческого сознания. И люди удивляются не недосягаемости «духовных вождей», а (неосознанно) наглости, с коей они вываливают на читателя своё бесстыдство. С другой стороны, тип современного городского человека настолько мутирован, что ему нужна не книга, а чтиво, убаюкивающее последние импульсы в «демонтированном механизме творческого воображения», т. е. в душе. Востребовано не слово (естественное, природное, живое), а некий его суррогат, замена, вроде «синтетической курицы». Пища «духовная»!.. И она уже — часть техносферы, мертвой, неприродной среды. Строим общество потребления. Что же будет?

Да, исчезновение (убывание) серьезной литературы — признак ослабления человека. Синтетические жанры — кино, сериалы, телевидение создают образ с помощью «подпорок». Телештучки — костыли, без которых человеческому сознанию уже «дискомфортно». Телевидение дает готовые образы — они компенсируют раннее разрушение творческого воображения. Пока что остаются люди, способные ощутить гений Толстого, но вскоре они могут и исчезнуть. Неужели наших детей и внуков ждет судьба городских птиц с умерщвленными инстинктами?

«Не надо нам богатств чужих. Не надо нам краев нерусских. Не надо нам величия незаконного. Богатство наше — Россия. Край наш — Россия. Величие наше — Россия. Оставьте нас в покое. Но кто нас в покое оставит?» Нет, никто нас в покое не оставит! Нету у нас Великой китайской стены. Нет миллиардного населения, как в Индии. Нет энергии для защиты своей веры, как у мусульман. А есть родное слово, которое может очень многое, если ты убежден, уверен в себе и в нём. «Что же меня волнует, что держит на земле? Отвечаю с предельной откровенностью: красота, верность, Россия, призвание мое — плакать и восторгаться!»

Чувства — это краски, которыми мы расцвечиваем мир. Я читаю Валентина Сорокина, и думаю: как богата его палитра художника, и с какой щедростью он ею распоряжается! «Министры, вице-премьеры, председатели… В облезлом и опасном вагоне — не ездят. Дремлют — в спецмашинах, бронированных, учли нрав и привычки вождей. Развалятся, откинутся, в пророческих мыслях, на спинку — скорость свистит, шофер не спасует. Самолеты обожают. Серебристые, президентские. Мошкара». Чудо — язык, чудо — честность художника, чудо — изобразительная сила. И я думаю, неужели у нас настали времена, когда люди будут готовы пить из бензиновой лужи, а не из чистого родника?! Хотя… Чистых красок сейчас становится все меньше, как меньше становится чистого воздуха и воды, чистых помыслов у политиков и чистых денег у экономистов. Растить чистоту чувства в себе при всеобщей грязи — задача непростая и длительная, очень трудная. И, пожалуй, если молодому человеку с помощью ТВ будут внушать, что бензиновая лужа это и есть горный ручей, что ж, наклонится и зачерпнет. Поколение «Пепси».

Но культура — это, прежде всего, чистота. Не религиозная святость — нам, простым смертным, это недоступно, но хотя бы мирская чистота — честность, в слове и поступке, в отношении к книге, к матери, к бытию. А воспитание чувств — основная, как мне кажется, задача литературы. Человек чувствующий ужаснется чужой нищете, не оставит в беде ближнего. Он всегда думает больше, чем о благополучии своего желудка. Разве чувствующий человек согласится с отравлением рек и океанов, с уничтожением народов и языков, с циничным унижением России и всего русского в самой же России? «Почему же предатели русского народа отнимают у русского народа память? А потому, потому — дабы князь Александр Невский не окликал нас во дни беды русской, не звал нас подняться и перевернуть космополитическую ордынскую набежь».