Болотник (книга 3) - Андрей Панченко

Я смертельно устал, и поэтому на удивление быстро провалился в сон. Сон без сновидений, но очень беспокойный. То и дело над головой раздаются выстрелы из автомата, а сверху сыплются, сбитые пулями, комочки снега и земли.

Разбудил меня зычный голос Палыча, разносящийся над притихшим лесом и нашим оврагом.

— Живой, Найденов?!

— А ху…ли мне будет! Живой конечно! — ору я в ответ, протирая глаза. Первый раз они «на связь» вышли. Это хорошо, поговорить нам обязательно надо.

— А скажи мне Кирюха, кто тебя научил засранца чужие вещи без спроса брать!

— Это какие, такие вещи?!

— Те что в речке плавали, и никого не трогали!

О-па! Так они нас тут получается держали, пока Палыч за нычкой своей ходил! И похоже не нашёл… Ну правильно, я её метров на пять передвинул, а сейчас, пока река покрыта льдом, её найти совсем не просто. Ну что же, это очень хорошо! Теперь я ему нужен только живым.

Глава 12

— А тебе то, что, старый! Было ваше, стало наше! Тебе на том свете не пригодится! — судя по голосу, Палыч совсем не далеко. На звук что ли стрельнуть?

— Я Кирюха, умирать не тороплюсь. А вот тебе скоро придётся. Можешь выбрать только как умереть, или я с тебя живого шкуру спущу и буду по кускам резать, или просто застрелю. Ну ты понял, от чего выбор зависит.

— О как. То есть грохните вы меня в любом случае? Интересно…

— Грохну Кирюха, грохну, даже не сомневайся. Вас за этот день уже раз десять могли подстрелить, да я пока команды не давал.

— И за что же мне честь такая?

— За Карину. Она умерла, и ты умрёшь тварь. Ты в её смерти виноват Иуда! Не выдержало сердце у неё, а мне с ней даже простится не дали. Вот за неё ты и сдохнешь!

— Эй! Мужики! Кто Палыча грохнет, я тому отдам всё, что у него в тайнике было! — ору я. Ну а чем не вариант? Если эти стрелки тут из-за денег, то задумаются.

— Умный ты мужик Кирюха, но дурак. — смеётся Палыч — они тут не ради денег. Это мои братья! Все что остались.

— Вы же понимаете мужики, что вас всё равно найдут?! — снова ору я — Найдут и к стенке поставят!

— Пусть найдут сначала. Вас найдут… — наконец то мне отвечает кто то, кроме Палыча. Этот голос мне хорошо знаком, и слышал я его в том же кабинете, который сейчас занимаю, только при старом хозяине.

— Вы больше десяти человек убили, молодых пацанов, которые даже за сиську подержаться не успели, ради вот этого вот куска старого дерьма?! Вы люди или звери?! Одумайтесь!

— Они всё равно бы умерли. Мы просто ускорили их смерть в своих интересах. Зачем переживать о том, что неизбежно? Мы там все будем, так что смерти мы не боимся. Бог сам решит, кто праведник, а кто грешник — ответил мне тот же голос. Сектанты что ли какие-то?!

— Ну, наговорился? Теперь отвечай, что решил? — смеётся Палыч.

— Что с парнями будет? Их то отпустите?

— Отпустим только лейтенанта и егеря твоего. Следак жив ещё? Если жив, ты его лучше сразу застрели, потому что, если я до него доберусь, умирать он будет долго. Несколько месяцев меня мордовал сука! И Карину тоже… За Карину он и сдохнет!

— Врёт он, не отпустит он нас! — зашептал мне на ухо лейтенант, судорожно сжимая в руках автомат и внимательно смотря по сторонам. Я кивнул ему, подтверждая, что мы сходимся во мнении.

— Что с тобой случилось Палыч?! Ты же ветеран! Воевал! В кого ты превратился? Молодых пацанов, ради горсти блестящих побрякушек убиваешь. Родину продал!

— Советы мне не родина! Не Родина! — вдруг визгливо заорал обычно сдержанный Палыч.

— Но ты же воевал… — закончить я не успел, меня перебил бывший начальник.

— Воевал говоришь? Нет Кирюха, я и дня не воевал за эту власть! Я в первом же бою немцам сдался! А вот в РОНА (русская освободительная народная армия) я повоевал. Хорошо повоевал! Нас в отряде не много было, всего пару сотен человек. Тем не менее, именно мы были тем ядром, которое громило красных партизан на Брянщине. Сколько я вас сволочей перебил… Вспомнить приятно! В 1944 году ранило меня. Очередной партизанский отряд мы вырезали, и я на шальную пулю нарвался. Отряд разгромили, а на его базе создали ложный, слава богу, и радиста и заместителя командира удалось захватить живьем. Они с нами сотрудничали, с нами все сотрудничали, и ты будешь — любой сломается, когда ему пальцы по одному отрезать начинают. Тогда-то командиры и решили, под видом эвакуации раненых, внедрить нас к «краснопузым», и меня, как раненного партизана, самолётом, эвакуировали в Москву. Многих из нас так эвакуировали. Для чего, сам, наверное, догадываешься. Но ранение оказалось серьёзным, я долго в себя приходил. Меня комиссовали, орденом наградили, медаль дали, «партизану отечественной войны», да домой отправили, а потом и война кончилась. Вот так я и повоевал — голос Палыча был абсолютно спокоен, ничего похожего на недавнюю вспышку гнева. Он рассказывал мне свою историю даже с какой-то ностальгией в голосе.

— Мне всегда смешно было смотреть, как вы на «День победы», мне цветы носили и рассказы о «подвигах» моих слушали. А ведь все они на самом деле были, только на месте немцев — «красноперые». Ха-ха. — весело рассмеялся Палыч — Вот ты говоришь — воевал… А за что я должен был воевать? За то, что моего отца раскулачили, а потом вообще расстреляли у меня на глазах, когда он за мать вступился?! За то, что мне отказаться от него пришлось и всю жизнь под чужой фамилией жить?! За то, что моя мать и сестра умерли от голода, когда их по этапу в ссылку везли?! Или может быть за то, что они веру нашу запретили?! Нет! Я поменял фамилию и вернулся сюда. Я старался. Я очень старался: выслуживался, заводил связи, дарил подарки и давал взятки, мне надо было быть на хорошем счету у этой сучей власти! Я старался выжить, мне надо было жить, чтобы вам мстить! Всё вы, «овцы», верили мне, улыбались, хвалили, а я улыбался в ответ, но я никогда не переставал вас ненавидеть! И тут появился ты! И