Ганнибал. Роман о Карфагене - Гисперт Хаафс

В двенадцать лет Тзуниро — дочь вождя большого племени, издавна селившегося по ту сторону Гира, — была похищена гарамантами и прошла весь унизительный и тяжелый путь будущей рабыни. Сперва ее долго держали в одном из гарамантских селений, потом трое купцов-пунов отвезли девушку в один из оазисов и продали греку из Кирены, вместе со своими наездниками сопровождавшему небольшие караваны. У него Тзуниро научили говорить и писать по-гречески, а от египтянина, собиравшего травы в пограничной полосе между Киреной, Карт-Хадаштом и царством Птолемеев, — прекрасно различать запахи. В конце концов один из служителей «Песчаного банка» купил ее на невольничьем рынке в Сабрате.

— А что теперь? Ведь сейчас ты свободна.

Она вывернула губы, сверкнув белизной зубов, и задумчиво взглянула на пламя светильника.

— Не знаю. Прошло столько времени… И потом, разве птицы свободны от небесных оков? Почему они каждый год возвращаются в родные места? Свободны только боги.

— Чьи боги? — Антигон улыбнулся. — Боги твоего народа, позволившие силой разлучить тебя с родными? Бога гарамантов? Или наши греческие боги? Зевс, обязанный вне зависимости от желания посылать на людей гром и молнию? Ваал, которого кормили детьми, хотя он, вероятно, предпочел бы дыни? Даже римский бог войны не свободен — исполнение его желаний всецело зависит от решений Сената.

Вместо ответа Тзуниро наполнила чаши, предварительно процедив вино через ситечко, и привлекла Антигона к себе.

Близилась полночь, но иберы, толпившиеся вокруг костра, никак не желали расходиться. Один из них подбросил в огонь пучок сухих трав, пламя с треском вспыхнуло, высветив возбужденные лица двух поссорившихся между собой наемников. Длинные спутанные волосы делали их похожими на двух косматых, поедающих друг друга львов. Через несколько минут между ними завязалась драка. От двух страшных ударов в лицо один из них упал, но сразу вскочил, провел рукой по окровавленному рту и заплывшему глазу и обнажил короткий меч. Второй тут же последовал его примеру, и они начали крутиться по двору, целясь друг другу в грудь остриями своих клинков.

— Немедленно остановитесь! — крикнул Антигон и, оттолкнувшись от последней ступеньки, в прыжке ребром ладони рубанул по шее одного из сражавшихся. Затем грек стремительно пригнулся и, когда меч со свистом рассек воздух над его головой, без замаха ударил кулаком в печень второго ибера.

Мускулистый, с втянутым, будто бронированным под кожей широкими плоскими камнями животом, наемник вдруг захныкал как ребенок и, нелепо взмахнув руками, словно ища опору в воздухе, как подрубленное дерево повалился на землю.

— Где начальник отряда? — Антигон рывком вытер пот с горевшего от возбуждения лица.

Один из иберов дрожащей рукой показал на рослого человека, внешне ничем не отличавшегося от остальных наемников. Пошатываясь, он подошел к Антигону и тупо уставился на него.

— Ты их начальник?

Ибер кивнул и тут же получил хлесткий удар тыльной стороной ладони по лицу. Не давая опомниться, Антигон ударами оттеснял его на улицу. С каждой пощечиной наемник вздрагивал и бессмысленно таращил глаза, а его голова безвольно болталась так, будто в шее вообще не было позвонков.

В крытом переходе Антигон стремительно обошел ибера, завернул ему правую руку за спину и с размаху ткнул лицом в невыносимо смердящий чан с помоями. Дождавшись, когда хлюпающие звуки перешли в хрип, он отпрыгнул назад. Ибер, шатаясь, повернулся и принялся судорожно стирать и размазывать но лбу и подбородку зловонную жидкость. Неожиданно его ноги в полотняных штанах, перетянутых сыромятными ремнями сандалий, напряглись, взгляд стал осмысленным, а в руке сверкнул кинжал. Антигон немедленно перехватил его ладонь и с силой бросил ее на свое колено. Хруст ломаемой кости был похож на треск сухой палки. На всякий случай Антигон с силой врезал иберу в пах. Наемник утробно хрюкнул, покачнулся и медленно сполз по стене на землю.

— Слушай внимательно, — глухо произнес грек, пристально всматриваясь в его остекленевшие, выпученные от боли глаза. — Если возле моего дома или где-то поблизости еще кто-то из твоих драться на мечах, — он с трудом подбирал иберийские слова, — я избивать тебя бичом до крови. Или утопить в дерьме. И помощи Манудун не жди. Понял?

— А ты, оказывается, еще и воин, — восхищенно сказала неслышно подошедшая сзади Тзуниро.

Через несколько минут их шаги уже гулко отдавались от стен домов на Большой улице. Почти все окна были плотно занавешены, лишь кое-где мелькали тусклые огоньки. Двое городских стражей в коротких синих плащах и черных войлочных шапках понуро стояли возле дерева, в густых ветвях которого болтался толстый пожилой пун с неестественно высунутым языком. Ни короткие копья стражников, ни подвешенные к их поясам широкие мечи не смогли защитить его от бесчинств наемников. Третий из стражей зажег факел, поднес его к лицу мертвеца и задрожал от рыданий. Разбрызгивая капли горящей смолы, факел покатился по земле и вдруг зажегся ровным синим пламенем, высветив толпу, стоявшую чуть поодаль у поворота на площадь Черной Богини.

Люди молча раздались, и Антигон увидел два истерзанных женских тела, неподвижно лежавших возле воздвигнутой в честь Танит колонны. Вместо грудей у них зияли круглые кровавые раны. Рядом растекались лужи темно-бурого, почти черного цвета. Какая-то старуха сорвала с себя черное покрывало, рухнула на колени и надрывно закричала.

— Наемников больше не устраивают рабыни. — Один из стражей с остервенением ткнул копьем в щель между кирпичами. — Им теперь требуются пунийки.

— Пойдем отсюда, — хрипло выдавил Антигон, сжимая потную ладонь Тзуниро. — Ее крик напоминает мне вой шакала.

— Мне страшно, — пролепетала эфиопка.

— А будет еще хуже. Наверное, члены Совета очнутся, лишь когда тридцать тысяч озверелых, изголодавшихся наемников ворвутся в город. Пока они просачиваются сюда поодиночке.

Он взял загрубелой от оружия и поводьев ладонью ее тонкую руку, поднес к губам и прошептал услышанное десять лет назад изречение индийского мудреца: «Мы все привязаны к колесу».

— К огненному? — Она прижалась пылающим лбом к его груди. — Или к утыканному шипами?

Антигон проводил равнодушным взглядом бродивших по краям площади облезлых бродячих псов, опасливо шарахавшихся в сторону от каждого редкого прохожего, и осторожно смахнул со щеки Тзуниро две крошечные слезинки.

— Высокочтимый Гадзрубал просил немного подождать. — Служитель, разносивший письма, почтительно склонил голову, — Он лишь совсем недавно вернулся из Дворца Большого Совета.

Антигон отложил в сторону камышовую палочку и задумчиво посмотрел на последнюю цифру. Пока — в значительной степени благодаря невольной помощи Ганнона — прибыль превышала расходы на возросшую стоимость корабельных перевозок и составила чуть ли не девятьсот талантов серебра. Антигон пребывал в отличном настроении и всю первую половину дня раздражал Бостара бессмысленным хихиканьем.

— И что он сказал?

Молодой служитель широко раскинул руки:

— Вот его слова: «Теперь мы можем пить до тех пор, пока не примем Гамилькара за целых двух римлян. И если он — Гадзрубал имел в виду тебя, господин, — не появится до захода солнца, его протащат по улицам голым».

— Хорошо, — удовлетворенно кивнул Антигон. — Ты можешь уйти.

Когда за служителем закрылась дверь, Бостар выбежал из-за стола и приложил ладонь ко лбу Антигона.

— Нет, он не болен. Значит, попросту лишился разума. Но почему, о глупейший из всех метеков, ты так улыбаешься? В твоем широко разинутом рту вполне могла бы бросить якорь пентера.

Бостар безнадежно махнул рукой и отошел в сторону.

— Если я скажу почему, ты от радости завертишься на одном месте и потом бросишься целовать мои ноги.

— Нет, таких безумцев я еще не встречал! — сердито выкрикнул Бостар. — Боюсь, ты станешь кладбищем всех наших надежд.

— Наберись терпения, друг мой. — Антигон вытер выступившие на глазах от смеха слезы, — Довольно скоро тебе придется какое-то время управлять банком одному. Тогда нужно будет со многим смириться и даже пойти на уступки. А сейчас налей мне из твоей любимой, покрытой мхом амфоры.

Тремя днями раньше Гадзрубал успел побывать о уже обставленной мебелью, после спешного отъезда иберов, квартире и познакомиться с Тзуниро. Поэтому сейчас он по-дружески поцеловал ее в щеку.

— Садись, где тебе удобнее, или сразу ложись, — возбужденно сказал он, проведя рукой по раскрасневшемуся потному лицу.

Тзуниро оглянулась и присела рядом с Ионой на одну из беспорядочно разбросанных по ковру подушек. От ярко горевших на бронзовых подставках светильников исходил приятный аромат. Низкие столики были заставлены блюдами с жареным мясом, крепко сдобренным чесноком и перцем, а также горшками и кубками. На потускневшем от времени старинном сундуке стояли пять кувшинов.