Станешь моей победой - Викки Марино

— Тогда погнали! Такую красоту ты еще не видела. Если повезет, увидим крутой фейерверк! — ловлю Тихую за руку и увожу в сторону колеса.

Не знаю, почему меня на контакте с новенькой так подрывает. Просто рубит дрожью и сердце срывается. Но в то же время я изнутри сиять начинаю.

Когда Тихая рядом, я ни на чем другом сконцентрироваться не могу. Словно, блядь, этот мир вокруг нее одной вертится. Точнее… Мой мир. Да, все на ней подвязано. И с каких пор? Как долго эти реакции будут проявляться?

Крепко сжимая холодную и хрупкую ладонь, широким шагом иду к огромному аттракциону. Безумно хотелось спрятаться от всего мира в маленькой коробке и остаться с Аней наедине. Но думал ли я, что мне придется Тихую буквально силой тащить на этот аттракцион? Сокрушаясь, она то и дело упиралась пятками в землю, не желая следовать за мной.

Вот вам и Тихоня… Нет, это упрямый бойкий зверек!

— Аня, ну что мне сделать, чтобы ты… — около кабины оператора останавливаюсь. — Тихая, разве не видишь, как меня куражит?

А Тихая молчит. Глазищами своими хлопает, походу, даже не дышит. Не отстегнулась ли часом?

— Новенькая, ты как? — слегка трясу ее за плечи, приводя в чувство. — Слышишь меня?

— Что ты за человек-то такой, Савельев?! — вспыхивает Аня. — Один круг и… И ты ко мне больше не подходишь, не трогаешь меня! Иначе я никогда в жизни разговаривать с тобой не буду! — тарахтит, выдвигая ультиматум. Мне же это условие вот ебать, как не нравится. Детский сад какой-то! Как это не подходить? Как это не трогать!

Эх, знала бы ты, Тихая, что происходит в моих грязных мечтах и фантазиях. А мечты, как всем известно, имеют свойство сбываться.

— Тогда в чем прикол? — откровенно выражаю свой протест. Да я готов устроить бунт, настоящую инсуррекцию! Но судя по выражению лица новенькой, на компромисс она не согласится. — Ладно. Пошли. Динамо, блин.

Меня Бог покарает за ложь. Честное слово покарает!

Знал же, что с Аней будет непросто. Оттого и не рассчитывал на ее сговорчивость. Но меня вставляет несвойственная нашему поколению дикость новенькой, ее неопытность, неприступность. И уверен, этот синеглазый запретный плод будет очень и очень сладок. Поэтому сегодня я нацелен взять от нашей встречи максимум. Максимум контакта. Максимум слов. Максимум прикосновений. Максимально шагнуть вперед.

Представьте… Только я и она. Вдвоем. На высоте ста метров. В маленькой и тесной кабине…

Ух…

— Прошу, мадам, — приобняв новенькую за талию, помогаю ей забраться в кабину, после — запрыгиваю сам. — Вот мы и одни, Тихоня, — как только нас закрыли, расплываюсь в довольной улыбке. — Продолжим? Правда или действие.

— Мирон, — делая шаг назад, Аня спиной вжимается в стекло, — моя правда в том, что я боюсь высоты.

Чего?

Блядь!

— Почему сразу не сказала, что у тебя фобия? — тут я конкретно теряюсь. — Если бы я знал, то… Черт! Аня, блин!

— Не думаю, что тебя бы это остановила. Ты же привык все брать нахрапом! И… Это не фобия. Так, обычный страх.

Ну не придурок ли я? Идиотина, а не придурок! Тоже мне стратег!

Постучав ладонью по стеклу, подзываю к себе оператора, чтобы свернуть провальное развлечение, но было уже поздно… После щелчка колесо пришло в движение, и мы начали медленно подниматься, наблюдая за тем, как перед нами постепенно открывался потрясный вид на огромный город.

Одержимый Тихой, я совершенно забыл о том, что помимо моих чувств и желаний есть еще она. И эгоистично было тащить Аню на гребаное колесо, игнорируя нежелание новенькой принимать в этом участие.

— Ань… Прости… — несмело беру Тихоню за руку, испытывая пожирающее меня чувство вины. — Я не знал, что ты боишься высоты. Правда не знал…

— Можешь обнять меня немножко? — неожиданно выдает дрожащим голосом Аня, тем самым укладывая меня на лопатки. Я ожидал услышать любое проклятие в свой адрес, но точно не это. — Обнимешь? Совсем чуть-чуть. А я… А я зажмурюсь и… Говорят, это помогает справиться с волнением, — прикрыв глаза, Аня сделала глубокий вдох носом и медленно выдохнула через рот.

Да я сделаю все, о чем попросишь! Потому что… Потому что нуждаюсь в тебе не меньше, чем ты во мне сейчас.

— Малышка… Ну ты чего? Я с тобой. Я рядом. Все будет хорошо, — сгребая Тихую в объятия, понимаю, что задыхаюсь. От чувств, желаний, от ее запаха, который, кажется, уже целую вечность живет в моих легких.

На удивление, половину круга мы преодолели спокойно. В какой-то момент Аня даже расслабилась и прекратила трястись, а я гладил ее по спине и невинно целовал в висок, раздирая нутро любимым запахом моего непорочного ангела. Но природой устроено, что идеально ничего не может быть…

Добравшись до самой высокой точки, чувствую, как от сильного порыва ветра кабину начало слегка раскачивать. Я же делаю вид, что ничего не происходит, вот только Аня…

Резко распахнув глаза, новенькая оборачивается и видит, как коробку покачивает из стороны в сторону.

Паника. Страх в наполняющихся слезами глазах. Бесконтрольная дрожь.

— Аня… Аня… — посмотри на меня, — объятий недостаточно, чтобы ее успокоить. Приходится поймать Тихую за плечи и сильно сдавить их. — На меня, на меня смотри.

Прижимая ладони к груди, новенькая часто хватает ртом воздух, чтобы восстановить дыхание. Взгляд мечется, пытаясь охватить все, что происходит вокруг.

— Мне нужно успокоиться… Нужно… Но… Но как… Мир… Мне страшно…

Глядя в ее стеклянные глаза, понимаю, что Аня сейчас не способна управлять собой. Она одержима страхом. А он сильнее. Могущественнее. Ей с ним в одиночку не справиться.

И я не придумал ничего лучше, как…

— Аня, малышка… Я, кажется, знаю, как нас спасти…

Обхватив бледное лицо ладонями, заглушаю Анины панические стоны… Поцелуем. Просто прижимаюсь к ее губам своими. И сам же, блядь, с этой самой высоты лечу.

Замираю в полете. Содрогаюсь. Загораюсь. Вспыхиваю.

Пока Аня находится в состоянии глубокого шока и оцепенения, я, блядь, чертов мазохист, топлю дальше. Всасываю верхнюю губу Тихой. Отпускаю ее. Снова втягиваю. И, с каким-то утробным рычанием врываюсь языком в рот Ани, утягивая ее на сторону греховного искушения.

Я ее целую…

Я, блядь, ее целую!

Целую!

Вкус Тихой горит на моем языке. Он воспаляет рецепторы, раздражает слизистую, проникает в кровь, навсегда отпечатываясь во мне.

Заражаюсь. Наслаждаюсь. Дурею. И не могу остановиться.

Целую, прикусываю, ласкаю. Пробую. Смакую. Кусаю. Зализываю. Снова и снова впитываю.

Отвергая внешний мир и отбрасывая мораль, просто поглощаю ее. Но мне все равно