Фокусник из трущоб (СИ) - Бельская Луиза

      Клима отчего-то заклинило, и он даже целое расследование провел, составив на Фому подробную характеристику. В общем и целом выходило, что ученик он был так себе, но целеустремленный, всегда получавший то, к чему проникался интересом, будь то пятерка по контрольной на спор или скоростной забег по стометровке. Зато товарищем он был надежным и верным - друзья очень жалели о том, что после армии Фома не вернулся в родной город.

      С места службы Клим тоже получил хорошие отзывы. Выходило, что Фома - абсолютно обычный парень, которому просто не повезло в жизни, а не какой-то там испорченный улицей разгильдяй. Климу было совестно. Незаурядный фокусник запомнился ему еще с самой первой встречи там, на рынке, сумел удивить его твердым характером в Доме, покорил смелостью, отвагой и чувством юмора на ринге, тем более он, Фома, похоже, симпатизировал ему в ответ. Но Клим захотел все и сразу, потому что он был всем, а Фома, как он считал изначально, практически никем, по правде говоря, голодранцем и шлюхой он его считал. Он растолковал явную симпатию к себе как распущенность и теперь буквально локти кусал от опрометчивого решения.

      И вот сейчас, стоя напротив Фомы, он не знал, что вообще нужно говорить в подобных случаях, и тогда сказал просто:

      - Слушай, - он нервно почесал лоб, - прости меня.

      Фома предсказуемо закатил глаза и закусил нижнюю губу - он не верил в раскаяние человека, хотя оно было на самом деле искренним. После всего пережитого пара брошенных слов казались какой-то подачкой, формальностью, сказанной лишь потому, что так было нужно.

      - Я сильно выпил - продолжал Клим, набравшись смелости и прямо взглянув на своего собеседника. - В меня словно бес вселился... Короче, мне жаль, что я так сделал.

      Фома тяжело вздохнул и не ответил. В холле никого, кроме охранника, стоявшего невдалеке, не было и мужчины могли общаться совершенно свободно, практически без лишних свидетелей.

      - Если я что-то смогу для тебя сделать, - вкрадчиво начал Клим, не зная, куда девать руки. Он то совал их в карманы, то дергал на байке шнурки, то почесывал гладко выбритый подбородок, - ты только скажи.

      Первым желанием Фомы было, естественно, послать этого самоуверенного типа ко всем чертям. Ему хотелось этим своим отказом доказать Климу, что тот властен далеко не над всеми, доказать, что у него есть гордость и свобода выбора. Да, он бы доказал Климу свою независимость, однако... тем самым он лишил бы себя, именно себя возможности доказать, опять же, себе самому, что он чего-то да сможет добиться.

      Гордость и свобода не всегда идут рука об руку. Его нынешняя свобода лишала Фому возможности помочь одному-единственному человеку, который действительно нуждался в этом - Марии. Марии, которая была похожа на его мать, Мария, которая потом, после выписки с бесплатным неподходящим протезом вместо глаза наверняка будет страдать от боли и загноения. Фома просто жаждал сделать доброе дело, а эта самая гордость лишала его свободы выбора.

      - Так что же? - выжидающе осведомился Клим. Он очень хотел, чтобы Фома обратился к нему с какой-нибудь просьбой. Он бы сделал это одолжение, и понемногу совесть бы прекратила донимать его истерзанную душу. Но теперь, зная Фому, он ясно понимал, что тот не простит, что Фома потерян для него навсегда.

      - Мне нужна тысяча долларов, - твердо, с решимостью произнес Фома.

Брови Клима удивленно приподнялись. Вот те раз! Он просчитался!

      - Не для себя, - продолжил Фома, в нерешительности теребя свой паспорт. - В третьей больнице лежит человек, Мария, ей нужна операция на глазу. В общем, нужна тысяча долларов. Мне просто так не надо, я буду работать, я буду каждый месяц вам отдавать, за год рассчитаюсь, может и раньше, честное слово! - карие глаза Фомы возбужденно загорелись. Он очень сильно хотел помочь, помочь даже с такого жизненного ракурса, в котором оказался. Его темные брови приблизились к переносице, между ними залегла глубокая складка, придавая взгляду энергию честности и жар душевного запала.

      Клим несказанно удивился тому, что Фома просит не для себя, он хочет отработать эти деньги, не просто взять, а отработать - необычный молодой человек не уставал поражать его своей честностью, открытостью и самоотдачей.

      Клим не отвечал, пытаясь прочесть на лице собеседника хоть какой-нибудь намек на ложь, но тягучий янтарь неповторимых глаз, подобно меду притягивающий его грубое, медвежье внимание, обманывать не мог. И тогда Клим решился на такую проверку:

      - Я сам оплачу операцию, полностью, и прослежу, чтобы все прошло как надо, не давая тебе наличности на руки. Такой вариант подойдет?

      Лицо Фомы просветлело. Он и не понял, что это был элементарный тест на чистоту помыслов:

      - Конечно! Это самый лучший вариант! - он доверчиво улыбнулся, словно ребенок, и, обняв рюкзак, будто плюшевого мишку, продолжил. - На днях я устроюсь на работу и тогда начну вам выплачивать. Клим Анатольевич, третья больница, четвертая палата, Мария, у которой кровать возле самого окна, я не знаю ее фамилии, ну вы же разберетесь, правда?

      - Правда, - тяжелым, грудным голосом отозвался Клим, как завороженный разглядывая Фому. Еще вчера он мысленно клялся себе в том, что и думать забудет о слишком молодом для себя человеке, но он уже слишком много о нем знал. Все эти дни Клим просто питался этой информацией, он слишком искренне заинтересовался открытым и честным юношей - это не давало ему так просто пойти на скучные условия Фомы.

      К тому же внешний вид его недавнего гостя, открытая соблазнительная шея, к которой он прикасался так грубо, обнаженные запястья, которые он сжимал с такой силой, пухлые губы, которые он целовал с такой страстью, манили к себе просто непреодолимо. И демон-искуситель кровожадным червем зашевелился в его подпорченном сердце.

      - Фома, не нужно отдавать мне деньги по частям. Я хочу, чтобы ты их сразу отработал. Сразу. Ты понимаешь? - Клим пошло облизал губы и прищелкнул языком настолько похабно, что Фома даже покраснел при этом, не решаясь ответить. - Не бойся. Я клянусь, что не причиню тебе никакого вреда. Вот тебе истинный крест, - и Клим отрывисто совершил крестное знамение.

      Нужно было что-то решать. Свобода, выражающаяся в помощи своему ближнему или бессильная гордость? Фома решился. Он провел рукавом по глазам, словно стряхивая с ресниц пылинки, шморгнул носом и очень тихо спросил: