Журнал «Вокруг Света» №12 за 2009 год - Вокруг Света

Гораздо позже я поняла, что у всех наших знакомых есть по нескольку таких имен, и лишь у одной из них — нет. У нее только обычные имя и фамилия, и в этой общей ситуации она мне кажется какой-то обделенной.

Да, так вот, пока меня знакомят с Тимом, нашим нынешним хозяином, Джеймс рассказывает, что тот всю жизнь занимался двумя вещами: вел фермерское хозяйство и играл в довольно знаменитом джаз-банде на кларнете. Причем был настолько хорошим музыкантом (и настолько хорош собой), что даже имел женскую группу поддержки, которая таскалась за ним по всем концертам, где бы он ни выступал — в местных ли пабах или за границей. Его жена Сью — интеллектуалка, знающая все на свете и активно участвующая во всяких благотворительных мероприятиях. При этом живут они на краю крошечной деревни, по нашим меркам — в совершеннейшей глухомани. После первых приветствий, чашечки чая и общей беседы все мы преспокойно уселись читать газеты. Я поначалу смутилась — как-то это не слишком воспитанно, с моей точки зрения. Но Джеймс мне тихонько шепнул, что я напрасно комплексую, и все это абсолютно в порядке вещей.

И вот я читаю в доставшейся мне газете: арестованы литовец и трое русских, им грозит суд. Оказывается, вся их вина состоит в том, что они наловили рыбы в речке, развели на берегу костер и стали рыбу жарить. В этот самый момент нагрянула полиция и всех повязала. Мне это кажется ужасно несправедливым, и я требую у своих англичан объяснений, а они мне говорят, что ловить рыбу в реке или озере, не купив на это лицензии (а иногда и не заплатив дополнительно владельцу этой конкретно части берега или реки), нельзя. Это считается воровством. Я тут же интересуюсь — а что, все рыбаки, которых мы часто видим на берегу моря, выходит, эти лицензии имеют? С морем, оказывается, по словам моих собеседников, — другое дело. Если ловишь рыбу с берега моря, то никакая лицензия на это не нужна. Жаль, что литовец и русские про это не знали...

После обеда мы все вместе идем гулять. Каким-то извиняющимся тоном наши хозяева объясняют, что поля и перелески вокруг — их частные владения, и никому, кроме них самих и их гостей, бывать там не положено. Пока мы дышим свежим воздухом, Сью рассказывает, что всего в шести милях отсюда расположено большое поместье, где живут принцы Уильям и Гарри — дети принцессы Дианы и принца Чарлза. Не так давно Уильям получил право на вождение самолетов (вроде как окончил курс обучения и успешно сдал все экзамены, что ли) и тут же, прихватив своего братца Гарри, на вертолете полетел на какую-то вечеринку. Про это, я помню, действительно писала пресса, возмущаясь тем, на что тратятся деньги налогоплательщиков. А местные теперь высматривают вертолеты в небе — там ведь снова с большой вероятностью могут оказаться оба принца.

Гуляем, я замечаю на поле и вдоль троп маленькие ромашки. Потом приглядываюсь — никакие это не ромашки, а обыкновенные маргаритки, только растут они не на клумбах, как в России, а повсюду и совершенно диким образом.

Пока мы дышим свежим воздухом, успеваем обсудить, что дикая малина, как у нас в подмосковных лесах, здесь совсем не растет. Зато растет, причем в огромных количествах, ежевика. Английское ее название — blackberry, то есть «черная ягода», и это похоже на правду: ягоды у нее как у крупной малины, только почти черные, ну и вкус совсем другой, разумеется. Народ собирает ее вдоль дорог и тропинок и делает из нее сироп, джем и добавляет в пироги. И после прогулки дома у Сью с Тимом мы снова засели пить чай — с булочками с маслом и домашним джемом из ежевики. Типично английская еда, — только вот разве может сравниться с малиной!

После чая мы устроились слушать диски с записями джаз-банда Тима, и он, разошедшись, достал кларнет и сыграл нам парочку мелодий вживую — и, надо сказать, отлично сыграл. А потом потащил нас смотреть свой личный огромный офис с Интернетом и компьютерами последних моделей на втором этаже гаража (в котором на тот момент стояло пять их — Тима и Сью — машин). Не совсем мне понятно, зачем фермеру-музыканту все эти прибамбасы с офисом и компьютерами, но, похоже, он завел их просто из любви к искусству. И тут я подумала: интересно, а когда русские фермеры заживут такой жизнью — с кларнетом, Интернетом и хорошими машинами?

На ужине в местном пабе мы случайно встретились с симпатичным   внуком наших хозяев. Он только что перекрасил свои темные волосы в блондинистый цвет, в ухе, как и полагается в 17-летнем возрасте, — серьга. Обычный модный и умненький мальчишка из очень богатой семьи. Вдруг выясняется, что по всем выходным он работает в этом пабе поваром. Это в свои-то семнадцать лет! С пятнадцати он подрабатывал здесь официантом, потом помощником повара и вот теперь уже готовит воскресное жаркое для посетителей. Дело в том, что какое-то время назад он решил, что в восемнадцать поедет в кругосветное путешествие. А для этого ему нужны деньги. Хотя его родители очень богаты (как, впрочем, и бабушки с дедушками), в голову ему не приходит просто взять и попросить у них денег, — вот он и зарабатывает их сам в свободное от учебы время.

«Слушай, а с какого возраста тогда дети в Англии имеют право работать, если ты в пятнадцать уже вовсю вкалывал?» — удивленно спрашиваю я этого поваренка. «Вообще-то с тринадцати, — охотно объясняет он, — но всего по несколько часов в неделю и по такому расписанию, чтобы это не мешало школе». — «Интересно, а кем можно работать в тринадцать лет? — размышляю я, — не могут же детей брать на нормальную работу!» — «Ну, чаще всего в этом возрасте разносят газеты или работают кассирами в супермаркетах. Это мне просто повезло!» — смеется он. Тим со Сью давно уже прислушиваются к нашему разговору и тут решают уточнить, что вообще всех детей в Англии родственники поощряют работать, и даже самые богатые родители ожидают, что их дети будут сами обеспечивать себя (хотя бы частично) после восемнадцати лет, пусть они и учатся, скажем, на дневном факультете университета. «А как у вас с каникулами?» — спрашиваю я поваренка. «А в каникулы я тоже работаю», — вздыхает он. «Да нет, я не об этом! Сколько месяцев в году у вас каникулы?» — «А-а-а, — расплывается в улыбке он. — Вообще мы учимся с начала сентября до середины июля. Самые большие каникулы у нас летом, на Рождество и на Пасху, хотя еще бывают каникулы середины семестра и банковские праздники». — «Как это банковские праздники — тоже каникулы?» — удивляюсь я. «Ну, если это можно назвать каникулами, — уточняет он, — просто к обычным выходным добавляется еще понедельник. Три дня — немного, конечно, но все же лучше, чем ничего!» — «А в конце учебного года, между прочим, — многозначительно смотрит на него Сью, — каждый учитель пишет о каждом ученике отчет для родителей: что в нем хорошего и какие недостатки». И по этому взгляду я понимаю, что поваренок наш безупречен не во всем.

Из еды в этом пабе я заказала себе fishpie — дословно переводится как рыбный пирог. Официантка ставит передо мной глиняную мисочку с картофельным пюре. «Нет-нет-нет! — начинаю протестовать я. — Я же заказывала fishpie!» Все окружающие смотрят на то, что мне принесли, потом удивленно на меня. А Джеймс смущенно говорит официантке: «Спасибо! Мы тут сами разберемся!» Она убегает, я пыхчу от негодования, а он мне тихонько так говорит: «А это что, по-твоему? Ты не знаешь, что ли, что это и есть fishpie (то есть рыбный пирог)». Я с недоверием начинаю ковыряться в картофельном пюре: там действительно попадаются кусочки разных видов рыбы, мидии, креветки и много то ли сметаны, то ли сливок с сыром; все это запечено в духовке и, должна признаться, на самом деле очень вкусно. Только вот мне до сих пор непонятно, зачем было эту смесь называть пирогом?

Пока мы едим и выпиваем, выясняется, что Тим и Сью сдают в аренду некоторые участки своих земель, а заодно и пару домов, принадлежащих им, и не понаслышке знают про всякие проблемы, связанные с землевладением. Тим рассказывает об одной интересной детали в английских законах: если кто-то самовольно поселится на определенном участке земли и его никто официально не попытается оттуда выселить в течение двенадцати лет, то земля эта становится собственностью «захватчика». А настоящий хозяин где-нибудь на другом конце страны может об этом не знать и продолжать считать, что земля по-прежнему его.

Я смотрю на Джеймса и понимаю, что мы с ним одновременно подумали об одном и том же: «Хорошо бы, чтобы на ваших землях никто втихаря не доживал двенадцатый год!»

На следующий день мы попрощались с Тимом и Сью и стали размышлять, чем бы заняться теперь. Здесь, в Корнуолле, много пляжей с отличными волнами, и многие городки полны недорогих гостиниц для серферов. Мы с Джеймсом посовещались и решили, что раз уж все равно болтаемся тут без дела, надо попробовать себя и на этом поприще. Недалеко от одного из длинных песчаных пляжей нашли школу, где учат серфингу, и приятно удивились ценам — при хороших инструкторах и отличном оборудовании она была гораздо дешевле, чем, скажем, в Испании или Франции. Подталкивая друг друга в бок, мы набрались храбрости и заявили, что решили взять у них урок. Нам тут же выдали по уже мокрому и холодному термокостюму и показали, где переодеться. Переодевались мы с горем пополам, с непривычки застревая в костюме то рукой, то ногой и пытаясь надеть все задом наперед. Наш будущий учитель, атлетичного склада молодой англичанин, наблюдал за нами с нескрываемым презрением, потом сам в две секунды переоделся, выдал по доске, показал, как их нести, и повел нас на пляж. Топать до него было минут десять, начинался дождь, и дул сильный ветер. На подходе одиноко стояла маленькая доска с температурой воды в море: +14 °С. Мы с Джеймсом приуныли, и тут он переиначил знаменитую фразу про англичан на солнце: Оnly mad dogs and englishmen go out in the midday sun — на: Only mad dogs, russians and englishmen go surfing in the pouring rain. Мы посмея лись и немножко согрелись. Джефф, наш инструктор, сначала заставил нас махать руками и ногами, а потом отправил бегать по пляжу стометровку туда-сюда. Под конец мы совершенно выдох лись, еще и не начав ничему учиться, и тут он усадил нас на песок и стал объяснять правила. Меня несколько насторожило, когда он со скучающим видом сказал: «Ну а что делать, если течение станет уносить вас в море, вы, конечно же, знаете». Я встрепенулась и с недоверием оглянулась вокруг: и кто же это здесь, интересно, про это знает? Никого такого увидеть мне не удалось, и тогда я задала, по-видимому, совершенно глупый с его точки зрения вопрос: «Вообще-то, нет! А что, здесь есть такие течения?» Он тогда вздохнул и стал терпеливо объяснять, что в определенный момент отлива морская вода с разных сторон как-то хитро пересекается, и получается, что идет сильное течение от берега, и что мы легко можем в него попасть в это время дня. Тут я задумалась, надо ли мне все это, а потом спохватилась и спрашиваю: «Да! А делать-то что, если я в него попаду?» Пока он объяснял, что делать, мы поглядывали на море: был, и правда, отлив, и до воды надо было идти еще метров триста, зато уж там были отличные волны — не слишком большие, закручивающиеся белыми барашками («белыми конями», как говорят англичане) далеко от  линии прибоя, и судя по двум другим серферам (к моему удивлению, в море полоскалась еще парочка новичков), море совсем неглубокое, и можно заходить довольно далеко. Короче, красота для начинающих. А из-за того, что дождь и такой холод, к тому же совсем нет пляжников, так что все вокруг в полнейшем нашем распоряжении.