Журнал «Вокруг Света» №12 за 2009 год - Вокруг Света

Когда-то пятнистый олень был самым распространенным копытным в Приморье. Теперь численность диких популяций сократилась. Зато во многих селах образовались своего рода фермы — за оградой на широкой территории пасутся «полудикие» стада Сervus nippon, при необходимости их подкармливают хозяева. Ну и туристам их показывают за умеренную плату

У последней черты

Иногда так получается и у людей, несмотря на отличную работу пограничников. Здесь, в Хасанском районе зарегистрирован случай, точнее, даже целая эпопея: китайский старик-корневщик (собиратель женьшеня) много лет нелегально ходил в Россию. И вот однажды ему не повезло — задрал его медведь. Российские пограничники нашли труп этого китайца и за отсутствием при нем документов на том же месте похоронили. А спустя несколько лет вот что вскрылось: жена старика каким-то образом прознала, где находится его могила, и так же нелегально раз пять «забиралась» в РФ у нее поплакать. В конце концов попалась — от нее эта удивительная история и известна. Чаще, конечно, бывает, что ловят нарушителей. Но мы, увы, забываем про еще одну возможность: это когда они не прячутся.

Утром 29 июля 1938 года в густом тумане на пограничный пост под командой лейтенанта Махалина, занимавший позиции на «спаренных» сопках — Безымянной и Заозерной, была совершена неожиданная атака со стороны государства Маньчжоу-Го. 150 японских солдат до самого вечера пытались взять высоты — горстка советских солдат защищалась и в итоге отбилась, хотя сам Махалин погиб. 31-го числа последовала новая попытка — уже с танками и артиллерией. В тот день укрепленный пограничный район пал. Несколько дней спустя по личному распоряжению наркома обороны Ворошилова сюда подтянулись общевойсковые резервы. Наша авиация принялась утюжить бомбами нашу же территорию, занятую японцами. «Самураи» отошли. К 11 августа все было кончено.

Сегодня на Заозерной тихо, как в утреннем саду. Простым туристам туда въезд закрыт — это последние метры российской земли, пограничная зона. Зато тот, кому все-таки посчастливится оказаться на вершине, может формально ступить одной ногой в КНР.

По вершине сопки бежит коротенькая дорожка. Бежит каких-нибудь метров 15, от пограничного столба к зияющему жерлу старого бункера. За дорожкой к югу — заграница, с севера — Россия. И вполне всерьез говорят, что китайские пограничники круглые сутки следят за перемещениями на этом тесном пятачке. Так ли? Разве увидишь снизу, кто и куда наступил наверху?

Иное дело сверху: сейчас передо мною открывается вид, едва ли много аналогов имеющий на свете. Три страны, «наслоенные друг на друга». Виден и китайско-корейский кордон, и рабочие поселки КНДР, и даже знаменитый мост Дружбы, конструкцией напоминающий Крымский в Москве. СССР и Северная Корея в свое время перебросили через Туманную этот тяжеловесный железнодорожный переезд (ни на машине, ни пешком пересечь мост нельзя), чтобы, так сказать, закрепить единство политического пространства. Теперь им пользуются редко, хотя такое бывает. Скажем, знаменитый «поездной» визит Ким Чен Ира в РФ в 2004 году начался и закончился именно на этой «Дружбе».

А там, дальше, еще каких-то 17 километров спокойного речного течения — зона ответственности пограничного отделения «Туманное» — и все: последние метры российской территории и всей Евразии тоже.

На стареньком грузовичке съездили мы на «край всех краев». Вот впереди ровно 50 метров черного вулканического песка — и воды реки сливаются с морскими. Здесь можно постоять на маленьком галечном холмике, понаблюдать за тем, как, резвясь, кефаль пиленгас перепрыгивает через узкую стремнину и плывет из России в Корею и обратно. Можно потрогать крест, который ребята из православной гимназии Владивостока установили в «наидальнейшей точке христианской земли». Что ни говори, при мысли об этой «наидальнейшей» и при том «триедином» виде, который отсюда открывается — два пологих бережка и безбрежная синяя гладь, — становится немного грустно: всему есть свой предел, даже России.

Но знаете, хорошее настроение можно вернуть себе, отъехав буквально на километр от пограничной зоны. Там, у въезда в Хасан, имеется Shop. По крайней мере именно так гласит вывеска. А в «шопе» продаются готовые салаты. И салаты эти — точно такого же ассортимента, запаха, консистенции и срока годности, что и в Москве, например на Таганке. И вот что я думаю, более того, вот в чем уверен: пока на всем пространстве от Калининграда до Приморья продаются у нас салаты, единообразные, как форма бойцов и офицеров-пограничников, наша страна не распадется, как боятся многие.

Фото Льва Вейсмана

Алексей Анастасьев

Елена Давыдова-Харвуд. Английская свадьба

Предлагаемый отрывок из книги Елены Давыдовой-Харвуд «Английская свадьба» примечателен тем, что описанные в нем житейские события произошли непосредственно с автором, которая уехала из России в Великобританию и вышла замуж за британца. Нет, эта книга — не инструкция к действию и не призыв к межнациональным бракам, скорее, бытописательский блокнот, где впечатления от пережитых приключений и происшествий свободно и легко изливаются на страницах. Вскоре она выйдет в издательстве «КоЛибри».

Я снова в Англии, только теперь уже с официальным визитом в качестве невесты; при этом более глупой цели пребывания, по-моему, придумать невозможно. Джеймс встретил меня в аэропорту, и по дороге домой мы решили не откладывать все в долгий ящик, а сразу же пожениться. Причем больше не испытывать свое счастье в Свонедже, а поехать в Корнуолл — там у Джеймса и дом поприличней, и друзей много опять же.

На следующий день, уже в корнуолльском городке Фалмут, мы первым делом пошли в регистрационный офис (ЗАГС по-нашему). На этот раз нас приветствовала милая девушка, и чтобы сразу снять все сомнения, я гордо предъявила ей свою новоиспеченную невестину визу. В ответ она дружелюбно объяснила, что виза визой, но официальная процедура обязывает ее, прежде чем принять у нас документы для женитьбы, выяснить, что мы с Джеймсом знакомы не первый день. И вот она стала задавать нам вопросы друг про дружку, и тот, о ком спрашивали, должен был сидеть и помалкивать (подсказывать не разрешалось). После «допроса» документы она все же приняла и сказала, что теперь нам нужно будет ждать разрешения на свадьбу от властей. При этом надо, чтобы регистрационный офис обнародовал наше намерение и дал достаточно времени тем, кто считает, что к этому браку есть какие-нибудь препятствия, о них сообщить. Я ехидно поинтересовалась, где же они собираются все это обнародовать (особенно учитывая, что я русская), но она серьезно объяснила, что возможны два варианта на наш выбор: повесить объявление в местной церкви или опубликовать его в здешней газете. Мы выбрали церковь — причем я уверена, что ни один из ее прихожан никогда в жизни не слышал ни о Джеймсе, ни обо мне и о препятствиях, соответственно, вряд ли мог бы быть осведомлен. Так что мы расслабились, принялись ждать, развлекаться, навещать друзей и потихоньку готовиться к свадьбе. И, забегая вперед, скажу, что разрешение на нее мы получили по телефону уже через неделю.

Для начала заявляемся в гости к давнишним приятелям Джеймса. Это муж с женой, немолодые богатые фермеры. Хозяин представляется мне именем Тим, но звучит оно для такого важного с виду человека как-то не очень подходяще. Я, само собой, воздерживаюсь от комментариев, но позже начинаю приставать к Джеймсу с расспросами, и он мне назидательно объясняет, что англичане любят сокращать имена не только своих близких, но вообще всех подряд, в том числе и свое. И совершенно нормально, если  какой-нибудь 70-летний старикан представляется всем не полным своим именем, например Родерик, а сокращенным от него — Род. И все эти Тимы, Мэгги, Джимы, Дэйвы и Ричи — не что иное, как сокращения от полных человеческих имен. Я перевариваю информацию, а потом с невинным видом спрашиваю: «А какое же тогда полное имя для тебя, Джеймс?»

Он задумчиво смотрит на меня, явно прикидывая что-то в уме, а потом говорит: «Это и есть мое полное имя, а сокращением от него — если ты это хотела узнать — будет Джим». И угрожающе добавляет: «Только не вздумай меня так называть!» — «Ладно-ладно, не буду, не переживай, — добродушно говорю я. — А еще, между прочим, в нашем заявлении на свадьбу ты фигурируешь как Джеймс Роберт Дэйвид Харвуд. Откуда это у тебя столько имен? Получается, что все свое единственное-то имя сокращают, а у тебя их — вон какая куча. Ты что, какое-то особое исключение?» Джеймс жалостливо смотрит на меня, как на несмышленого ребенка, и начинает снисходительно объяснять: «Да почти у каждого англичанина есть не одно имя, а еще хотя бы парочка других. Это помимо фамилии, конечно». Я оживляюсь: «А можешь мне какойнибудь еще пример привести?» — «Ну да, — говорит он. — Вот, например, человек с сокращенным именем Роб и фамилией Джонсон на самом деле имеет и другие имена, и полный вариант будет Роберт Ричард Бересфорд Джонсон». — «А второе имя — это что, имя его отца?» — задаю я, с моей точки зрения, совершенно невинный вопрос. «Почему это второе?» — выпучивает на меня глаза Джеймс. Потом спохватывается — я же русская, таких простых вещей могу и не знать. «Вообще, в чем-то ты права — именем отца раньше называли мальчика-первенца в семье, и это было его первым именем. Вот, например, моих и отца, и деда, и прадеда тоже звали Джеймс. Сейчас, правда, этого уже никто не придерживается». — «А по какому же тогда принципу выбирают второе и третье имена?» — не отстаю от него я. «Ну вообще-то они тоже произвольны и к имени отца никакого отношения не имеют», — говорит он. «Так, а сколько таких имен можно иметь? И что, у женщин вторые и третьи имена тоже мужские?» Джеймс чуть не падает со стула от удивления: «Как это — у женщин мужские имена?! Ты что, надо мной издеваешься?!» Я тогда тоже спохватываюсь — он ведь англичанин, про отчества явно не в курсе — и примирительно говорю: «Ладно, все ясно, значит, у женщин — все имена женские». Джеймс немного успокаивается и уточняет: «Ну да! А про количество имен ты спрашивала: так вот, их можно иметь сколько угодно, но народ особенно не злоупотребляет — место-то в свидетельстве о рождении ограниченно, так что придумают всего два-три имени ребенку — и хватит».