Байки офицерского кафе - Сергей Козлов

В Афганистане можно было перебить всех до единого духов, но если в это время нет разнарядки на твою часть на присвоение кому-нибудь (без разницы) звания Героя Советского Союза, то можно не волноваться. Звания этого тебе не видать как своих ушей. Затрудняюсь даже предположить, как военное и политическое руководство страны регламентировало героизм в действующей армии. Зато, если есть разнарядка, то можно и ничего из ряда вон выходящего не совершать. Все равно получишь, если соблюдены определенные условия и правила игры.

Помню, когда мы только прибыли в Кандагар и познакомились с офицерами местного ДШБ, они с явной обидой рассказывали, что командиру 2-й роты Игорю 3. «завернули» назад представление на Героя, хотя он тогда совершил что-то очень героическое. Не было разнарядки и вместо Золотой дали «Красную Звезду».

Спустя несколько месяцев их батальон уехал на Панджшер, где проводили армейскую операцию. После этого Игорь был представлен к званию Героя и вскоре его получил. Причем офицеры рассказывали, что в этот раз ничем особо героическим ни он, ни его рота не отличились. Просто кандагарские десантники воевали «круче всех», и на батальон «спустили» разнарядку на одного Героя. Командир 1-й роты тогда был не в ладах с комбатом. 3-я оставалась в Кандагаре. Вспомнили старые заслуги и дали Игорю.

После получения награды он напился пьяный, повесил орден Ленина и Звезду на «тельник», разделся до трусов и ходил по женскому общежитию с трофейной саблей в одной руке и бутылкой водки в другой. Встретив кого-нибудь, он «накатывал» ему водки, а после этого спрашивал:

— Слушай! Скажи, за что мне эту х… дали?

В данном случае звание присвоили все-таки достойному человеку. А были случаи, когда и не вполне. Как-то довелось читать одно представление, в котором основным достоинством и признаком героизма было то, что человек «лично уничтожил пять мятежников, когда они атаковали КП», где он находился. Если так, то половину моей группы можно было бы наградить этим высоким званием, а некоторых даже дважды.

Расхожая поговорка: «Кому война, а кому мать родна», в полной мере мне стала понятна, когда я был вызван на беседу к Члену Военного Совета армии. Наша служба в Афганистане уже приближалась к завершению. Дело это, то бишь война, и мне, и Мишке Вороницкому, было по душе. Вот и решили мы сдуру написать письмо М. С. Горбачеву с просьбой направить нас в Никарагуа для того, «чтобы передать наш опыт латиноамериканским товарищам». Мы же не знали, что там советники получают в валюте и что за такую командировку нужно давать взятки.

Письмо попало по адресу, поскольку вскоре меня вызвали к ЧВС. «Ворона» не стали трогать. Он к этому времени уже служил в Лошкаргахе. Ожидая, когда меня примет Член, я страдал от безделья в приемной. Там случайно я стал свидетелем такого разговора двух офицеров аппарата ЧВС.

Один из них был дежурным по управлению, кто был второй, я не знаю. Я был всего лишь старлеем, а они оба подполковники. Мучаясь, как и я, от скуки, дежурный, потянувшись, сказал: «Позвонить, что ли, в наградной отдел. Может быть, ордена пришли». Что он немедленно и сделал. По тому, как он оживился, стало ясно, что ордена пришли. Подполковник взял ручку и стал записывать фамилии награжденных, сначала орденом «Красной Звезды», а затем «За службу Родине». В это время появился начальник отдела кадров управления ЧВС подполковник Ф. Что это за величина, рассказывать не стоит. Шествуя царственной походкой, он лишь удостоил коротким кивком обоих «подполов».

— Товарищ подполковник! — окликнул его дежурный. — Вам «Красная Звезда» пришла.

Ф. снова плавно и царственно кивнул. Новость его не вывела из состояния душевного равновесия.

Он уже прошел, когда дежурный его снова окликнул:

— Ой, извините. Я не в ту колонку взглянул. Вам не «Звезда», а «За службу» третьей степени пришел.

Ф. мгновенно переменился. Явно в сердцах, он выругался в чей-то адрес и с горечью сказал: «Зарубили!».

Услышав это, я чуть не упал с казенной лавки. Но это было еще не все. Когда Ф. ушел переживать свое горе, подполковники продолжили беседу.

— А вы себе еще не посылали на орден? — спросил дежурный.

— Нет. Я, думаю, еще рано, — ответил второй.

— А сколько вы уже здесь? — поинтересовался дежурный.

— Девять месяцев.

— Ну что вы! Уже пора, — вполне серьезно заявил дежурный.

Видимо, он знал, что говорит.

Я затрудняюсь сказать, как я сдержался и промолчал. У нас за «Красную Звезду» командир группы должен, ползая под пулями, пузо по камням до позвоночника стесать, а здесь…

На мое счастье меня пригласили к Члену, где он мне доходчиво объяснил, что и «без меня большевики обойдутся». Правда, заверил, что как только я понадоблюсь, меня сразу пригласят. Но, судя по отсутствию вызова, там справились своими силами.

Главное верить в себя

Классные парни замполиты. Как они умудрялись получать награды, я уже писал. Моральный аспект получения незаслуженных орденов их не трогал. Одна из причин кроется в том, что, получив орден и прочитав содержание наградного листа, они начинали верить, что все описанное было на самом деле.

Замполит нашего отряда капитан Сметана по кличке «Мацони»[23] отправился с нашей ротой на войну. За ротного был я, поэтому первую же его попытку покомандовать я пресек на корню, и довольно грубо. После этого Мацони успокоился и, как я и советовал, безропотно оставался пассажиром на броне. Вечером следующего дня одна из групп, под командованием Лехи Рожкова, забила трактор с наркотой. То, что это опиум сырец, мы разобрались не сразу. Всего было 170 кг. Как потом выяснилось, среди убиенных духов оказались высокие «шишки». Один был видным полевым командиром, а другой и вовсе член ЦК КПА. В сущности, отряд задачу выполнил и мог возвращаться на базу, но беда была в том, что работали мы западнее Кандагара, а для того, чтобы возвратиться, надо было преодолеть печально известную Кандагарскую «зеленку» и сам город. Это было весьма рискованно. Колонны и мы вместе с одной из них проходили этот участок пути под прикрытием пехоты, которая специально выходила на обеспечение движения. И.О. комбата, капитан Сюльгин, «любивший меня как родного», предложил мне самому решить, оставаться и ждать, когда очередная колонна будет возвращаться в Кандагар, либо на свой страх и риск проскочить опасный участок. Я выбрал последнее и не прогадал. Правду сказать, духи опоздали всего на полчаса. Вместо меня «под раздачу попала пехота». Судя по тому, как их потрепали, обиделись духи на Леху здорово.

Прибыв, я представил Рожкова к ордену «Красной звезды», а спустя пару недель за захват части крупного каравана к «Красному знамени». По афганским правилам, неведомо кем установленным, человек не мог получить два ордена сразу и «старший» как бы поглощал «младший». Выходило, что Лехина «Звезда» оставалась бесхозной. Ан, нет! Ее «по-тихому» переадресовали Сметане. Также «по-тихому» он ее получил, но в отряде орденом не «звякал».

Потом его сняли за финансовые нарушения и отправили в Союз. И вот там, в Чирчике, когда его спросили офицеры, за что у него «Звезда», он небрежным тоном поведал о том, как сначала организовал засаду, а потом возглавил отряд и «смелыми и решительными действиями вывел отряд из окружения». И все бы поверили, но на его беду в ленкомнату зашел Мишка Манучарян, который командовал на том выходе другой засадной группой. Он-то и попросил уточнить подробности геройского поступка. Только после этого Сметана приобрел цвет своей фамилии.

Однако я уверен, что историю эту он выучил отлично и в другой компании рассказывал о «своих подвигах» без запинки. Здесь главное — поверить в себя.

Ордена как показатель женственности?

Прапорщик Мануэлян был пассивным гомосексуалистом. При доукомплектовании личным составом, офицерами и прапорщиками 173 отряда, еще в Лагодехи, он был назначен старшиной 2-роты. Правда, вскоре его наклонности выяснились. Видимо, не умея сдержать бушующие внутри страсти, он предлагал свои половые услуги многим, включая бойцов своей роты. Из нашего отряда, уже в Кандагаре, его перевели в пехоту.

Он служил в 70-й бригаде начальником столовой. Как в дальнейшем протекала его половая жизнь, я не знаю, да и знать не хочу. Но, видимо, все у него складывалось хорошо, поскольку года через полтора он был переведен в Кабул, где остался служить еще на год. Там он тоже был начальником столовой.

Но каково же было наше изумление, когда из Кабула прилетел Вовка Ряднов, заведующий вещевым складом, и рассказал, что видел Мануэляна. Судьбой доволен. А на его груди красовалась колодка с ленточками от двух орденов «Красной звезды» и медали «За отвагу». Трудно даже представить, с кем в столовой должен был сражаться прапорщик, чтобы получить такие награды. Не сговариваясь, мы пришли к выводу, что, видимо, в Кабуле он нашел себе высокого покровителя из «активных».