Отдых на Бермудах - Хайди Райс

Он покачал головой. Черт, он должен сказать ей правду об этом тоже, и немедленно.

– Я знал его. Я солгал тебе.

Она окинула его удивленным взглядом:

– Но зачем?

– Дело в том, что я его почти не знал, – ответил он, не зная, как объяснить ей то, чего он сам никогда не понимал. – Я знал о нем. И он знал о моем существовании.

– Я не понимаю, – медленно проговорила она.

– Я вырос в небольшом местечке Грэйсвил в Индиане. – Куп начал рассказывать историю, которую так долго отвергал, что ему казалось, он говорит о каком-то другом ребенке. – В таких городишках все друг друга знают. Мой старик был крупной шишкой – начальник полиции, любивший сходить налево. Все знали, что я его сын, потому что я был очень похож на него. Да и моя мама не очень-то скрывала это.

– Но ты наверняка говорил с ним? Раз это был такой маленький городок.

А ты был его сыном.

Он практически услышал, как она подумала это. И вспомнил все моменты, когда ребенком изводил себя тем же вопросом.

– Зачем? – спросил он с горечью, которая удивила его самого. – Он был просто парнем, который время от времени заезжал к нам, чтобы перепихнуться с моей матерью. Она сказала ему, что я от него. Он и слышать этого не захотел.

– Он никогда не говорил с тобой? – Элла была в ужасе. – Но это отвратительно – почему он не захотел знать тебя?

«Яблоко от яблони недалеко падает», – мрачно подумал Куп. Разве он не собирался поступить точно так же со своим собственным малышом? Решив, что денег будет достаточно, чтобы освободиться от любой ответственности за ребенка.

– На самом деле это не так, один раз я все же говорил с ним. Пять слов… – Он заставил свою память вытолкнуть на поверхность то унижение, чтобы наказать себя. – Хочешь знать, что это были за слова?

Сердце Эллы сжалось, когда на лице Купа появилось холодное отстраненное выражение, а натянутая улыбка ничем не напоминала того страстного остроумного мужчину, которого она знала. Она кивнула, хотя не была уверена, что хотела знать, Куп выглядел таким несчастным.

– Не желаете ли жареную картошку? – Его нервный смешок прозвучал совсем не радостно. – Довольно драматично, верно?

Сердце Эллы заныло, когда она услышала его ровный безучастный голос.

– О, Куп, – вздохнула она, и резкая боль пронзила ее грудь. Неудивительно, что он так неохотно говорил о ребенке. Это был не страх ответственности; это была просто неуверенность.

– Когда я учился в средней школе, подрабатывал в «Драйв ин», кафе в городе, – продолжал он все тем же ровным тоном, который должен был скрыть его эмоции. – Моя мама долго не задерживалась ни на одной работе, у нее случались, – он сделал паузу, – эти настроения. – Он пожал плечами. – В общем, нам были нужны деньги. Как-то вечером он заехал со своей семьей в кафе, спустя примерно месяц после того, как я получил эту работу. Он заказал два хот-дога с чили, два пива с шоколадным солодом и луковые колечки для своих детей – Делии и Джека-младшего.

Осознавал ли Куп, что до сих пор помнил точный заказ?

– Ты был знаком с ними?

– Конечно, мы ходили в одну школу. Но компании у нас были разные. Делия была заучкой, Джек-младший – ведущим защитником в американском футболе. И я их на дух не переносил, потому что чертовски завидовал их деньгам и возможностям. – Он фыркнул. – И кабриолету, который Джек-младший получил на свое шестнадцатилетие.

«И тому, что у них был отец, твой отец», – с горечью подумала Элла.

– Он посмотрел мне в глаза и сказал, что нет, им не нужен жареный картофель, потом заплатил и поехал дальше. Больше он никогда не подъезжал к моему окну.

Она услышала тоску в голосе Купа. Неудивительно, что он так старался вырваться из тех обстоятельств, добиться чего-то в жизни. Отказ всегда причиняет боль. Она была практически раздавлена, когда Рэндалл отверг ее, но она была, по крайней мере, взрослой. Или достаточной взрослой. Она не могла представить страдания отвергнутого ребенка. Каждый божий день. Когда тебе бросают в лицо, что ты недостаточно хорош, и ты не понимаешь почему.

Небрежная жестокость человека, который стал отцом, но никогда не имел мужества признать сына, вызывала у Эллы отвращение. Но храбрость, позволившая Купу подняться выше этого, преодолеть все трудности – вот что имело значение. Почему он не хотел замечать это?

– Но ты должна понять, Элла. Я не уверен, что смогу стать хорошим отцом. Потому что я такой же эгоистичный ублюдок, каким был он.

Она хотела сказать ему, что он не прав. Что он не эгоист, а всего лишь независимый, потому что он должен быть таким. И она так восхищалась им, что у него хватило мужества быть выше отвергнувшего его отца. Но Элла знала, что не только восхищение заставляло ее сердце отчаянно биться в груди.

Она коснулась его шершавой небритой щеки:

– Куп, ты действительно думаешь, что только тебе одному страшно? Что только ты боишься не справиться?

Он посмотрел на нее с удивлением:

– Спустись на землю, Элла. Ты любила этого ребенка с самого начала. Он сразу стал для тебя главным событием в жизни. – Его взгляд блуждал по ее лицу. – Что ты почувствуешь, если я скажу, что пригласил тебя сюда, потому что хотел именно тебя. А не ребенка? – Элла прочитала желание в его глазах под отяжелевшими веками и почувствовала сладостное тепло и пульсирование внизу живота. – Если это не демонстрирует, что за отец из меня выйдет, тогда я не знаю, что еще, черт возьми, может убедить тебя.

Она улыбнулась, совершенно тронутая его признанием:

– На самом деле я польщена. И немного возбуждена.

– Серьезно, Элла. На этот раз я не шучу…

– Я знаю. – Она прервала Купа, затем обхватила ладонями его щеки, прижалась лбом к его лбу и приготовилась признаться ему в том, что никогда не хотела ему рассказывать. – А если я скажу тебе, что, когда мне было восемнадцать, я забеременела и сделала аборт? Ты все еще будешь настаивать, что у меня нет убедительных причин сомневаться в собственной родительской состоятельности?

Она заставила себя взглянуть ему в глаза, молясь, чтобы он не судил ее так же жестко, как она всегда судила себя.

Его глаза расширились, но в них было скорее удивление, чем отвращение.

– Это и есть твое откровение? Подумаешь. Тебе было восемнадцать. Зачем тебе был нужен ребенок в таком возрасте?

Она покачала головой:

– Ты не понимаешь. Я хотела его. – Она положила ладонь себе на живот: растущая в ней новая жизнь придала ей храбрости впервые заговорить о той, другой, которую она потеряла. – Я очень хотела его. Именно поэтому этот ребенок так много значит для меня.

– Ладно, я понимаю это. – Он взял ее за руку и переплел их пальцы. – Но ты не можешь наказывать себя за выбор, сделанный в восемнадцать лет. Рождение ребенка в том возрасте сломало бы тебе жизнь.