Встан(в)ь перед Христом и убей любовь - Стьюарт Хоум

— Вы когда-нибудь бывали на верфи Кэнари? — крикнул сидевший напротив нас пенсионер другому старику. — Я туда ходил, забавное местечко. Полно всяких странных звуков, канарейки чирикают повсюду.

— Я отдыхать на Мадейру езжу, — второй старик говорил с таким густым лондонским акцентом, что хоть ножом режь и на хлеб мажь.

— Что вы этим хотите сказать? — первый старик, судя по всему, прожил почти всю жизнь в Лондоне, но его мягкий говор указывал на то, что детство его прошло на другом берегу Ирландского моря.

— Мадейра находится на Канарских островах! — крикнул кокни в ответ, — Вот уж где канареек действительно полно!

Когда Пенелопа последним кусочком картошки подтерла с тарелки каплю томатного соуса, я кончил прямо в трусы, и был вознагражден за это зрелищем Брэйд, поглощающей мороженое. Молодые девицы часто бывают хороши собой, но лично я предпочитаю крупных зрелых женщин. Хотя человеческий разум и человеческая личность не имеют пола — по крайней мере, пока не подвергнутся деформации под губительным воздействием патриархата — в биологическом отношении между мужчиной и женщиной существует неоспоримое различие.

— Почему мой отец так хотел, чтобы я с тобой познакомилась? — спросила Пенелопа.

— Мы с ним старые друзья, — объяснил я, ласково поглаживая ее по руке, — и поскольку через несколько недель ты отправляешься в университет, он хотел, чтобы я продемонстрировал тебе, в чем заключается различие между мужчиной и женщиной.

— Но у меня уже есть степень! — запротестовала Брэйд.

— Всего лишь одна, — заметил я. — И ты должна еще закончить аспирантуру. А истинный посвященный обязан иметь триста шестьдесят пять степеней по числу дней в году. Оккультная инициация гораздо сложнее каких-то там жалких тридцати трех степеней франкмасонов!

— Умоляю тебя, расскажи мне об этом побольше! — засюсюкала Пенелопа.

— Под перекрестком в Ройстоне, — объяснил я, — находится пещера тамплиеров, которая позже превратилась в логово розенкрейцеров, перед тем, как ее засыпали землей, чтобы скрыть тайны иероглифов, выцарапанных на ее меловых стенах. Пещера имеет форму колокола и была выкопана тамплиерами в качестве места для ритуальных человеческих жертвоприношений. Под покровом ночи твой отец и несколько его друзей собираются проникнуть в пещеру. И тогда мы займемся там с тобою любовью под внимательными взорами всех присутствующих. Я выебу тебя всеми известными человечеству способами, но в основном я воспользуюсь твоим задним проходом, поскольку именно с ним связаны все самые могущественные обряды сексуальной магии. Мы будем трахаться часы напролет и ты будешь стонать и кричать от удовольствия, пока, наконец, твой отец не приблизиться к тебе и не отправит тебя в мир духов, где ты станешь невероятно могущественным духом. На все на это, ты, разумеется, должна решиться по своей доброй воле.

— Я не хочу умирать, — оповестила меня Брэйд.

— Но тебе придется умереть, — пожурил я ее, — если ты хочешь родиться вновь. Ты станешь богиней, царящей над жизнями смертных. Власть твоя будет возрастать и я стану жрецом, возвещающим твою волю на земле.

— Мне надо об этом хорошенько подумать, — надула губки Пенелопа.

Я встретил Ванессу, когда та выходила с поезда на Кембридж. Мы прошли через Бишопсгейт и боковые улочки к Спайталфилдзу. На углу Черч-стрит группа американских туристов слушала россказни гида, объяснявшего им, что в этом районе произошло множество ужасающих убийств. Люди входили в паб "Джек Потрошитель" и выходили оттуда с чашками чая и кофе в руках. Бар в этом заведении мне всегда казался несколько мрачноватым: на черных стенах висели вырезки из старых газет, но кроме нескольких стульев возле стены место было почти пустым, что, впрочем, делало его только еще более удобным для туристов.

— Эти дома построили в восемнадцатом столетии, — вещал специалист по убийствам, тыкая пальцем в сторону Черч-стрит, — богатые торговцы шелком. В 1888 году они превратились в трущобы. Двадцать лет назад вы могли купить любое из этих зданий за четырнадцать тысяч фунтов. Теперь любое из них обойдется вам не меньше, чем в триста тысяч. Это дает яркое представление об изменениях, произошедших в этом районе.

Церковь Крайстчерч была закрыта на реставрацию. Вид у нее был такой, словно она пребывала в запустении уже много лет. В другом конце улицы огромная толпа мусульман выходила из дверей мечети "Джамме Масджид", которая в прошлом была Хоральной Синагогой, а еще раньше — когда ее построили в 1743 году — гугенотской церковью. Это был район, в котором процесс культурной гибридизации, растянувшийся на несколько столетий, привел к фантастическим нововведениям в образе жизни многоязыкой толпы, которая оживляла эти улицы. Энергетику, которая присуща этим местам, вы не найдете ни в одной другой части Лондона.

— Как все прошло со студентами? — спросил я Ванессу, пока мы шагали к "Ист-Энд Кебабиш", пожалуй лучшему индийскому ресторану на Брик-лэйн.

— Как нельзя лучше, — заверила меня Холт. — Я побывала у них в гостях и меня трахнули разом парней так семь, не меньше. Похоже я им понравилась. Я уверена, что кое-кто из них натужится и заплатит вступительные взносы в наш орден. Большинству из них интереснее оргии, чем магия, поэтому если наобещать им пизду с утра до вечера, они быстренько раскошелят своих предков на деньги.

— Профаны погружены в глубокий сон, — лаконично заключил я.

Я заказал два специальных пива, овощное кари и пару лепешек. Мы ели в молчании, поскольку мне было известно, что большинство из того, что я хотел бы сказать, может обидеть набожных мусульман, которым принадлежал этот недорогой ресторан. Мой суккуб заметно раздулся с тех пор, как мы познакомились и я уже почти был готов к тому, чтобы изгнать ее из мира смертных в мир духов. Я решил, что на следующий день я отведу Ванессу в Уолберсвик и там избавлюсь от нее навсегда.

С Брик-лэйн мы свернули на Черч-стрит, а оттуда — на Гринвич-Хай-роуд. "Пистакиос Кафе" напротив ресторана "Сокровище Китая" было закрыто. Можно было еще заглянуть в "Bar du Musee", но, в конце концов, я отвел Холт в паб "Карета и Кони" на противоположной стороне в крытом рынке, где я произнес пламенную речь в защиту эля.

— Любитель эля, — провозгласил я, предварительно взобравшись на удобно расположенный столик с кружкой в руке, — возносится как на волшебном эле-ваторе туда, где его окружают возвышенные эле-менты, после вдыхания которых неожиданное толкование Писания и смелая трактовка сложнейших юридических казусов становятся для него делом эле-ментарным.

Затем мы начали шумно выпивать в компании барменов, пьянчуг, алкоголиков, дебоширов, бухариков, выпивох, буйных пьяниц, тихих пьяниц, запойных пьяниц, вакхантов, дионисийцев, дипсоманов, любителей залить за воротник, пропустить по маленькой, принять на грудь, дерябнуть, дернуть, опрокинуть, всосать, поддатых, нажравшихся, нализавшихся, накативших, набузгавшихся вдрызг, до зеленых соплей, до белых тапочек, до поросячьего визга, в муку, в белье, спиртолюбов, алконавтов и прочих членов нашего славного братства. Пропустив несколько кружек я повел многочисленную компанию новообретенных друзей к пабу "Адмирал Харви" на Коллидж-эпроуч.

Только мне вручили первую кружку, как зазвонил мой мобильный. Это был доктор Брэйд. Я сразу же отправился в больницу, где он ожидал меня. Я последовал за доктором в коридор, а затем он нашел пустую палату и велел мне сидеть там на кровати. Я не помню, что сказал доктор — мы обменялись несколькими словами и затем я очутился в палате вместе с сестрой Джордж.

Мне дали успокоительное, и я заснул почти в тот же миг. Мне снилось, что сестра Джордж подошла ко мне и надела на меня кислородную маску. Когда я проснулся, я стянул с лица кислородную маску и попытался заговорить. Сестра Джордж взяла меня за руку, а может быть она просто пыталась пощупать мой пульс. Проходящая мимо санитарка попыталась надеть кислородную маску на меня обратно, но сестра Джордж знаком дала ей понять, чтобы она этого не делала.

Сестра Джордж сделала знак доктору, который обменялся с ней несколькими словами, после чего он отвел меня из палаты на сессию групповой терапии, организованной шотландским психологом, который пользовался очень свежим подходом. Процедура начиналась с того, что все пациенты садились в кружок и обсуждали, что бы они хотели сделать. Некоторые придерживались того мнения, что люди, которых мы убили, должны быть оживлены при помощи современных медицинских технологий. Другие пациенты возражали, считая, что лица, о которых шла речь, уже подверглись необратимому изменению мозговых тканей и воскрешению не подлежат. Один какой-то особенно возбужденный тип заявил, что мы, к счастью, не убили никого из родственников или близких, а остальные наши жертвы заслужили свою участь.