Меделень - Ионел Теодоряну
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что же мне, отправить его в Германию? — медленно, с неуверенностью и робостью в голосе проговорила госпожа Деляну.
— Я даже и не думал об этом!
Госпожа Деляну облегченно вздохнула и просияла. Герр Директор спрятал улыбку за внешней суровостью. Отложив в сторону папиросы, он приготовил себе сигару. Герр Директор курил сигары только после продолжительных обедов, с музыкантами и другими развлечениями, а также после долгих бесед, которые, как ему казалось, успешно завершались.
Он закурил сигару.
— Дорогие мои, в этом отношении я придерживаюсь других убеждений, чем богатые дельцы, купцы и даже многие дворяне, которые отправляют своих отпрысков за границу, едва отняв их от груди, чтобы учить иностранным языкам. Это заблуждение чревато серьезными последствиями, главное из которых — отчуждение от национального языка. Детство каждого человека, по моему мнению, должно проходить дома. Человек должен уметь ругаться на родном языке — без словаря, должен уметь смеяться, плакать и любить тоже на своем языке. Если у тебя нет детских воспоминаний на своем языке, а только на языке, выученном с помощью учителей, из тебя вырастет жалкое существо — у нас много таких. А между тем учение за границей не должно иметь своей целью национальное отчуждение, оно должно играть роль привоя более высокой цивилизации на душу, вполне сформировавшуюся в этническом отношении, в тот момент, когда эта душа еще восприимчива. Что же касается Германии, то… Вы, верно, думаете, что я собираюсь всю свою родню отправить в Германию, потому что я сам получил там образование? Глубоко заблуждаетесь, дорогие мои… Прежде всего, Германия сама по себе не была для меня призванием, как, например, Париж для стольких ничтожеств. Боже сохрани! Я отправился в Германию, чтобы изучить инженерное дело в таких условиях, каких, насколько мне известно, нет нигде. Это не значит, что я считаю Германию обязательной для хорошего воспитания! Германия — это страна со многими социальными преимуществами, но и со многими недостатками, очевидными для выкормышей волчицы. Мне она пошла на пользу, ничуть не подавив во мне индивидуальность. Но это уже совсем другая тема для разговора!.. Я в состоянии оценить и все другие виды образования, отличные от немецкого. Впрочем, для целеустремленного человека хороша любая истинная цивилизация. Да и контакт со многими цивилизациями может принести только пользу. Он как бы распахивает несколько настоящих окон в помещении с нарисованными окнами, которые в подавляющем большинстве случаев и есть наш собственный ум. Об этом мы поговорим отдельно. А пока речь идет о том, чтобы придать определенную форму нашему Ками-Муре.
— Как?
— Очень просто. Ками-Муру надо увезти подальше от молдавской спальни его чудесной матушки.
— Григоре, ты говоришь серьезно? — спросил господин Деляну.
— Милый Йоргу, ты слишком пристально вглядываешься в мой монокль. Вот, я вынимаю его.
— Григоре, ты во многом прав, я не отрицаю. Но я должен тебе сказать со всей откровенностью: я хочу, чтобы мои дети росли вместе, у меня на глазах, как росли мы с тобой на глазах у своих родителей… А в остальном… поживем — увидим…
— Или, точнее, ты меня извини, Йоргу, в остальном — как Бог даст! Бог и счастливый билет в государственной лотерее.
— В конце концов, как хотите! Я высказал только свое желание… А так пусть решает Алис… Я не хочу быть помехой своим детям… даже если мне придется пойти наперекор себе.
Оставшись одна на поле битвы, госпожа Деляну кусала губы и теребила носовой платок.
— …? — посмотрел на нее Герр Директор сквозь опять вставленный в глаз монокль.
— Григоре, скажи прямо, безо всяких околичностей. Что ты предлагаешь?
— Слава Богу!.. Дэнуца вы отдадите мне… Погодите, не волнуйтесь! Дэнуца вы отдадите в мои руки.
— А точнее?
— Точнее: я определю его в одну из бухарестских гимназий — живущим, — в какую именно, решим потом. Сейчас я говорю о самом принципе… В лютеранскую школу, например. Сначала на некоторое время. Туда я поместил бы его только ради спорта. У немцев спорт обязателен. А среда там достаточно румынская… Так что, находясь в тесном контакте с немцами, Дэнуц одновременно вступит в клан тамошних румын и сделается патриотом: одним словом, весь общественный театр в миниатюре плюс спорт. Что вы на это скажете?
— Мы ведь обсуждаем это в принципе. А что же дальше?
— А вот что… Каникулы он будет проводить в Бухаресте — или где-нибудь еще — в моем обществе. Во всяком случае, не дома.
— Как??
— Подожди, Алис. Я не так уж свиреп! Я говорю о пасхальных и рождественских каникулах; летние каникулы он, разумеется, будет проводить вместе с вами, в Меделень — чтобы раз в году как следует надышаться парами молдовенизма.
— Григоре, это бесчеловечно!
— Дорогая Алис, вино с водой вещь хорошая, но только в стакане… А в данном случае, либо вино, либо вода. Ты хочешь, чтобы из него вышел мужчина? Дай мне срок, и я это сделаю. Отдай его мне на то же самое время, что и в школу; учебный год с короткими каникулами… и ты не пожалеешь!
— Григоре, милый, целый год не видеть его?!
— Ты всегда сможешь приехать, если почувствуешь, что очень соскучилась, — вместе с Йоргу — у него достаточно процессов в кассационном суде, повидаешься с Дэнуцем… но только в школе.
— А кто же будет о нем заботиться? Кто будет одевать его? Штопать ему?
— Ээ! Вот оно что!.. Кто будет вытирать ему нос! Поправлять шляпу! Почему бы тебе не женить его, Алис?.. Нет-нет, не беспокойся! Я о нем позабочусь, сколько нужно и как нужно.
— …Григоре, а наш дом?.. Ведь он опустеет…
— А Ольгуца? Она стоит пятерых! А Моника? Прелестная девочка; и как раз то, что тебе нужно: тонкая, послушная, красивая… С Ольгуцей и Моникой ты сможешь взять двойной реванш — областной и женский — над мужчинами моего склада и над мунтянами.
Госпожа Деляну смотрела в пустоту…
— И еще одно, последнее требование, совершенно необходимое, — поспешил добавить Герр Директор, — следующие каникулы Дэнуц проведет со мной. Мы вместе совершим путешествие за границу: Италия, Германия, Франция, Англия… Я хочу угостить его интернациональным аперитивом… Не волнуйся, Алис! Конечно, я не смогу заменить ему мать. Но в моем лице у него будет внимательный и опытный товарищ. Он привыкнет спать один в номере гостиницы — разумеется, первоклассной — рядом с моим номером. Научится сам укладывать вещи в чемодан — кожаный, с несессером, купленный старым холостяком, который прекрасно разбирается в чемоданах. Ему придется объясняться на чужом языке с кельнером, с портье… Он будет слушать серьезную музыку, — видишь, Алис, на какие жертвы я способен! — чтобы приучить себя не спать в общественном месте… А через два года я пришлю тебе другого Дэнуца — более раскованного и независимого, — который привезет, как полагается, когда возвращаешься из-за границы, подарки, выбранные им самим, купленные на собственные деньги, для сестер и родителей… И у тебя будет время — целых три долгих месяца, — чтобы наделить его душевной тонкостью и деликатностью, которые так необходимы и которые являются бесценным даром таких, как ты, матерей…
Из закрытых глаз госпожи Деляну струились по щекам слезы и падали на скатерть. Иногда ладони ее поднимались — с возмущением или мольбой — и, побежденные слезами, снова опускались.
В столовой, где не было детей и куда пришла осень, царила тишина, подавляя собой все живое.
Господин Деляну, отвернувшись, смотрел в окно, позабыв на скатерти зажженную папиросу. Герр Директор вдруг спохватился, вздохнул и кашлянул.
— Послушай, Григоре, — заговорила госпожа Деляну, вытирая глаза ладонями вместо платка, — Дэнуц… Дэнуц, — голос у нее дрожал, подбородок тоже, — ведь Дэнуц еще совсем маленький, — прошептала она и разрыдалась.
Скатерть начала тлеть, никто этого не замечал. Господин Деляну отошел к окну. Герр Директор пожал плечами.
— Алис, душа моя, такова уж наша судьба. Мы дети… до тех пор, пока не перестаем ими быть… Мы люди… на земле… И мы делаем то, что в наших силах…
— Григоре, — взмолилась госпожа Деляну, не отнимая ладоней от глаз, — он ведь совсем не готов… У него нет гимназической формы… Он совсем не готов… То, что ему нужно… Если он не готов…
— Давайте отбросим в сторону жалость! Мы его словно отпеваем. Право! Ведь не на смерть мы его посылаем! Мы сделаем из него честного человека, настоящего мужчину. И все мы будем счастливы.
— Григоре, — внезапно встрепенулась госпожа Деляну, — мы ведь должны и у Дэнуца спросить, хочет ли он. Он должен сам решить.
— Ты права, Алис. Иначе, чем ты думаешь и хочешь, но ты права. Пусть с малых лет учится хотеть. Я позову его.
— Я уйду, — не выдержала госпожа Деляну.
— Алис, дорогая моя, иди сначала освежись. Смотри, у тебя красные глаза. Он не должен тебя видеть такой!.. А мы вас подождем.