Wild Cat (СИ) - "Deserett"

— Моя, — Бэл забрал меня в объятья, обхватив чуть теплыми руками, я с улыбкой уткнулся в его шею. Пантеоны ада, ну наконец-то, мы рядом. Надо согреть его. Есть один надежный и проверенный способ. — Завтра твое посвящение.

— Знаю. А ты помнишь, как лежал в реанимации?

— Нет. Когда?

— Никогда. Неважно. Приснилось… — я подарил Бэлу еще одну нежную улыбку и погладил его грудь под рубашкой. Надо прислать Хэллу коробку восточных сладостей или что он любит. Никаких следов хирургического вмешательства, ни швов, ни надрезов. Это чудо. Я ткнулся ниже, вдыхая в себя его обалденную кожу. — Так что там за беда с нашим сексом? Я бревно?

— Ты малоопытный. Я не хочу просто потыкать в кого-то членом и получить оргазм. Я это себе и сам могу обеспечить. Ты мой… — он замолчал, смешавшись. А когда заговорил опять, мне впервые захотелось верить. — Утром я виделся с D. Мило пообещал вспороть себе вены зубами, если пробуду в изоляторе еще хотя бы час. Мимо регламента, мимо всех мыслимых правил. Я нарушил все, что только можно было нарушить, но командир послушал меня и отпустил. Я хочу тебя так отчаянно, что писал заявление об увольнении, желая избавиться от прошлого, меня попросили не буянить и возвращаться на базу вместе с тобой. Я хочу тебя во всех позах, включая позу спящих летучих мышей, я научу тебя трахаться так, как я не трахался ни с кем. Потому что я никого не хотел насытить так полно, как тебя. Я хочу звать тебя «любимый», я устал бояться и сдерживаться в порывах обнимать и шептать тебе какую-нибудь чепуху. Целовать по утрам и интересоваться твоим самочувствием. Целовать днем, вечером, ночью, на работе, по государственным праздникам, до, после и во время секса, пока спит далай-лама, римский папа и королева Англии. Целовать и не выглядеть при этом глупо или слащаво. Я устал быть парнем из книги по образцовому трэшеведению и мастер-классу убийства, я хочу расслабиться и уронить голову на твои колени. Ты первый, кто открыто заявил, что ценит мою внешность, не находя ничего постыдного в увлечении красотой. Ты не представляешь, как это важно для меня, даже если обращался ты к водам залива или к воображаемым собутыльникам. Я люблю тебя, Стюарт… это ведь не преступление?

— Только в мусульманских странах, — ответил я на диво хладнокровно и обвил его голову. — Вот тебе мои коленки, немного в песке, но подлинные и почти не бывшие в употреблении…

— Хочу их голыми, — тихо прошептал Бэл, ложась между и обнимая мои бедра. — Хочу тебя.

— Тут?

— Нет. Я потерплю до дома. Ты ничего не ответил на мою длинную речь.

— Я почувствовал себя монахом-исповедником. Хорошо, что опомнился до того, как ты упомянул далай-ламу. Бэл… ты обнажил мне душу. Я принял ее со всей осторожностью кривых рук, как умел. Кроме того, я выкупил ее у дьявола. Теперь она моя, ясно? Надеюсь, больше никто не наберется наглости утащить ее. Иначе я сниму пистолет с предохранителя.

Бальтазар тихо рассмеялся и поцеловал мое колено сквозь ткань формы. Я вслушался в его смех с наслаждением и позволил себе упасть на спину. Лежу, зачерпывая песок пригоршнями и пропуская между пальцами. О чем думаю, несложно догадаться.

— Бэл, а сколько всего поз ты знаешь?

========== 20. Разрыв ==========

Он набросился на меня с порога. От внезапности нападения я просто грохнулся наземь, и Бэл лихорадочно стащил с меня штаны. Я оттолкнул его, не понимая, к чему такая спешка и зачем нам творить разврат в прихожей, даже не заперев входную дверь.

— Ну не сопротивляйся, — шепчет Бэл не своим голосом, задирая мне ноги, и я, окончательно шокированный, вывернулся и двинул ему головой в живот. Вскочил, на лету соображая, в какую сторону лучше бежать, выбрал кухню, но первым туда не успел. Бальтазар с каким-то уж очень диким огоньком в глазах перехватил меня, заломил руки за спину и поволок в спальню. При этом я еще умудрился сбить его с ног, снова вскочить и помчаться обратно в прихожую, подобрать штаны и даже надеть их. Дыхание было совершенно сбито, да и сформулировать свое возмущение в членораздельную речь я никак не мог. Хотелось орать и материться.

— Какого хрена происходит?! — я налетел на него с кулаками, целясь в челюсть или под дых. — Ты решил меня изнасиловать?! — разозленный, я ударил его по лицу, он отпарировал и дотянулся до моей талии, я отпрянул, но недостаточно быстро. Мы покатились по полу, сплетенные в тугой рычащий клубок, свирепый и взъерошенный. Я пытался сомкнуть руки на его шее и усмирить, слегка придушив, он же упрямо раздвигал мне ноги, цеплялся за молнии и всячески лез в штаны. Но в какой-то момент мне показалось, что он ослабел, и я могу одержать верх. Мы перестали кататься и лупить друг друга по всем больно выступающим косточкам, он распластался подо мной, задыхаясь, я ухитрился хорошенько пережать ему горло. И уже открыл рот спросить, какая муха его укусила, но опять не успел.

Незапертая входная дверь распахнулась. Это был… Бальтазар. Еще один?!

Он застыл с занесенной через порог ногой. Смотрел не на меня. На того, второго. Сильнее ужаса, испытанного мной в тот момент, могли быть разве что чувства матери, которой после долгих часов родовых мук показали вылезшее из ее чрева чудовище, Господи, я не знаю… Внутренности сжались и смерзлись, грудь сдавило в железных тисках, сердце заплакало и скончалось в тихой агонии, а кровь вся вылилась. На помертвевшей коже проступил пот. Мне страшно, неописуемо страшно поднять глаза и тоже посмотреть на это. И тошно. Я отпустил похолодевшие руки от горла… горла… нет. Не может быть.

Вскрикнул, невольно поддавшись панике, и стремительно отполз от тела, на котором сидел. Отполз, потому что не мог встать, ноги отнялись и подкосились. А оно… то есть он. Он хохотал. Кошмарным гомерическим хохотом, властно и презрительно, как мог только он. Демон, что снял оболочку Бэла и принял свой истинный облик, в боевой нелакированной форме ELSSAD и с идеально растрепанными волосами. Командир ржал над нами, а я с горечью думал о том, что даже сейчас его лицо прекрасно и притягательно. Но, черт возьми, его всегда скрывают темные очки.

Злой и униженный, я не нашел ничего лучше, чем достать пистолет и направить на него.

D. отсмеялся, оставив нам тонкую сардоническую улыбку, и раскинул руки, будто приглашая к выстрелу. Я заморгал, сбитый с толку. Почему он это делает? И всегда остается безнаказанным. Почему… неужели Бог не оставил на дьявола никакую управу?

Потеряв решимость, я упрямо взвел курок, а потом… просто швырнул в него оружием. Целился в голову, но промазал на добрых полметра. Чуть не заревел от досады.

— Ты… вы… ненавижу вас. Убил бы, если б мог. Замучил бы, подверг всевозможным пыткам, истязал бы долго… бесконечно долго, — я спрятал лицо в ладонях. Я на последнем взводе, последнем пределе, еле сдерживаюсь, чтобы не вцепиться ему в глотку еще раз. И, быть может, задушить. Ну может ведь получиться, мать вашу?!

— Не старайся причинить мне боль, дружок. У меня нет средств, чтобы чувствовать ее, она вся уйдет моему брату. Ты хочешь этого? Мои раны появятся на Ангеле. И дыры от пуль, и порезы, и укусы. Самые маленькие царапины. Поэтому я не могу позволить тебе ранить меня.

Он медленно поднялся на ноги и прошел мимо меня. Прошел мимо Бэла. Я так и сидел, закрывшись ладонями, я не видел, как он уходил. Он мог поцеловать Бальтазара за моей спиной, облизать, сожрать, убить, увести за собой… все, что угодно. А я просто сидел. И мои плечи содрогались от рыданий.

— Стю, — нет, Бэл остался. Провернул ключ в замочной скважине, со стуком положил на тумбочку и наклонился ко мне, сев на корточки. — Малыш… прости меня.

— Я перестал что-либо понимать. Вообще, в принципе. За что ты просишь прощения?

Он попытался отнять мои руки от лица, но я не дал. Он вздохнул.

— Командир отпустил меня из изолятора, это верно. Но вовсе не потому, что я пригрозил разорвать себе вены зубами. Он отпускал меня к тебе без всяких наказаний или ограничений. Но я струсил. Я не представлял, как расскажу тебе правду. Это жалко, но я до усрачки испугался твоей реакции… того, что ты уйдешь от меня. Стюарт, ты меня ненавидеть должен, а не его. Я попросил D., я связал его уговором. И он пообещал позаботиться о тебе, уладив все вместо меня. Сказал, что я смогу подойти, когда он закончит. Когда ты узнаешь всё, и при условии, что не разорвешь со мной отношения. Мы проговорили схему диалога, но, не удовлетворенный этим в приступе маниакальной тревоги, я проработал все от начала до конца вплоть до мелочей. Я попросил наиболее полно передать мою биографию. Все выраженные им чувства были изображены с помощью командира А., со стопроцентной точностью, неотличимо от моих.