Блок-шот. Дерзкий форвард (СИ) - Екатерина Беспалова

Вася провела пальцем по экрану, сменив фотографию. Дубль два, только декорации другие и сцена более откровенная. Кто вообще делает фото в постели? Инициатором, судя потому, как довольно улыбалась, позируя на камеру, была Аня — счастливая, довольная и практически голая. Губы Василисы предательски дрогнули. Чёрные простыни, чёрные подушки, на одной из которых, закрыв глаза, лежал Рустам, чёрный пододеяльник, частично прикрывавший тело девушки и снова его рука. Он обнимал свою лже-сестричку, прикрывая предплечьем обнажённую грудь. По-видимому, ему не хотелось позировать, но капризная девочка настояла. Как же! В этом весь Рустам — знает, как и с умными быть, и с красивыми.

— Никак не налюбуешься?

Вытерев мокрую дорожку со щеки, Вася заблокировала телефон:

— На что именно? На то, что ты выложил в сеть в субботу? Или на то, что прислал вчера?

— Слушай… — подойдя к окну, Чупрунов скрестил руки на груди.

— Как ты мог, Дэн? — перебила его Гущина. — Мы встречались год, но я не клялась тебе в вечной любви. К тому же, ты первый побежал на сторону. То, что мы разошлись, — твоя вина и твоё личное желание. Твоё!

Парень стоял не двигаясь.

— Ты же спортсмен, ты должен уметь достойно проигрывать, а вместо этого…

— А вместо этого я показал, какой больной ублюдок твой новый бойфренд, — развернулся к ней Дэн. — Так что тебя не устраивает?

Она молчала.

— Да моё видео — детский сад по сравнению с тем, что скрывала эта парочка! Или тебя устраивает быть «вторым номером, нося параллельно статус первого»? — ударил её же словами он.

Василиса сморщилась.

— Если так, то не вижу проблемы. Давай, валяй! Живите большой дружной семьёй. — Дэн усмехнулся. — Только тогда не надо разыгрывать из себя правильную девочку, ладно? Я перепихнулся с Голубевой — и это нормально, потому что моя собственная девушка «не готова к такому серьёзному шагу». Я никого не обманывал, чтобы всегда иметь под рукой запасной траходром. Всё кристально чисто! Так кто, скажи, из нас двоих больший подонок?

Вопрос был риторическим, но Дэн всё же выдержал драматическую паузу.

— Ты вообще должна говорить мне «спасибо»: я заставил тебя прозреть до того, как ты легла с ним в постель.

Вася с силой стиснула челюсти.

— Уж лучше лечь со мной: похотливым, но честным кобелём, чем с ним… — Чупрунов надменно фыркнул. — Я даже слова правильного подобрать не могу при всём моём богатом запасе.

— Уходи, — прошептала Василиса, едва сдерживая эмоции. Не хотелось выплёскивать их при свидетелях. — Не хочу вас видеть. Ни тебя, ни его. Вы оба стоите друг друга.

Секунда — и она отвернулась к окну, давая понять, что разговор окончен. Выслушивать колкие комментарии было выше её сил. Если и принимать объяснения, то уж точно не от него.

Дэн уже собрался покорно выполнить её просьбу, как вдруг Вася обернулась и спросила:

— Откуда у тебя фото? Где взял их?

Губы растянулись в улыбке:

— Это не фотошоп, если ты об этом. Личный архив семьи Тедеевых. Дёма учился с ним в Москве перед тем, как перевёлся сюда. Рустамка сделал из сестры девушку — факт. А что? Новое место, новые люди — вдруг не сложится? Да ещё и травма ходовой руки, — усмехнулся дерзко. — Засада!

Василиса до боли прикусила нижнюю губу — ему и про травму известно.

— А с такой сестрой под боком — всё на мази[1]. И волки сыты, и овцы целы. — Дэн увидел болезненную гримасу на её лице — попал в цель! — Переступи и живи дальше. — И, словно между делом, добавил: — Мой номер телефона по-прежнему тот же.

Она просидела на одном месте весь перерыв. Когда прозвенел звонок на следующую пару, Вася убрала мобильный в сумку и собралась пойти домой. На сегодня хватит. Если ещё кто-то захочет поговорить по душам, она точно не выдержит. Хорошо, что двумя последними занятиями были лекции — конспект всегда можно переписать.

Уже находясь в фойе, увидела Рустама, который, пройдя через КПП, смахивал капли дождя с волос и мокрой одежды. Чёрные джинсы, чёрная футболка, чёрная куртка — достаточно символично, как раз под стать тому, что творилось в душе. Он выглядел уставшим. Лицо было бледным, и даже его лёгкий смуглый оттенок не мог скрыть этого.

— Вась…

— Только не трогай меня, — сразу поставила барьер она, не глядя ему в глаза.

Холодный голос, холодный взгляд и боль на лице. Рустам медленно опустил руку, которой собирался коснуться её плеча.

— Те фото — это не то, о чём ты подумала. — Фраза прозвучала как заученное клише. Чёрт! — Нам нужно поговорить.

— Мы этим и занимаемся, — продолжала смотреть в сторону Гущина. — Ты говоришь, я слушаю. Заметь, молча и не перебивая.

— Аня — не моя сестра. — Произнеся фразу, почувствовал себя предателем. — Нет, не так. Она — сестра, но на этих фото… — Рустам снова запнулся. Слова путались. Тошнота и усталость не давали собрать правильные мысли вместе. — Я не хотел… Я не знал, что она фотографировала. — Голос сорвался. Все аргументы, доводы, объяснения звучали нелепо. — Слушай…

— Нет, это ты слушай! — наконец взорвалась Гущина. Все переживания и обиды разом вырвались наружу. — Дэн — тот ещё урод, но по крайней мере, он нашёл мужество и совесть чётко и внятно признать свою вину. Чётко и внятно, Рустам! — Внутри полыхало пламя. Высказать всё, что накипело, наболело — и дело с концом! У него была целая ночь, чтобы подготовить речь, а вместо этого… Неизвестно, чем он занимался, находясь с ней наедине. — Ты же чётко и внятно можешь только уложить девушку в постель.

На его бледном лице заходили желваки.

— Свалить всё на сестру, или кем она тебе доводится, проще простого, учитывая, что её здесь нет. «Я не хотел»… Чего ты не хотел? Не хотел целовать её? Не хотел спать с ней? Чего, Рустам? Может, ты и со мной спать не хотел, но так вышло? — Она замолчала, тяжело дыша. — Или тоже свалишь всё на меня: мол, я сама сняла с тебя штаны и прыгнула сверху?

— Вась…

— Теперь понятно, почему она примчалась с утра пораньше. Представила меня на своём месте, и сердечко не выдержало?

— Вась, всё не так.

— Не трогай! — Гущина вырвала локоть из его пальцев. — Не трогай меня, Рустам. — По щекам покатились слёзы, а голос задрожал. — Все твои слова и объяснения — жалкие. Ты сам жалкий!

В блестящих каре-зелёных глазах полыхнула боль.

— Я