Это дикое сердце - Джоанна Линдсей

— Ш-ш-ш, Кошачьи Глазки. Слушай меня внимательно. Прости, если я напугал тебя. Но когда мужчина хочет женщину так сильно, как я, не так просто сдержаться, понимаешь?

Придя в себя после первого замешательства, Кортни удивленно спросила:

— Ты… ты хочешь меня?

— А ты еще сомневаешься? — ласково спросил он.

Кортни опустила глаза, чтобы он не заметил ее радости и смущения.

— Но раньше ты не хотел меня, — тихо проговорила она. — Не играй со мной, Чандос. Думаешь, я не понимаю? Тебе просто… нужна женщина, а я здесь — единственная женщина.

Чандос приподнял ее подбородок, заставив посмотреть себе в глаза.

— Вот, значит, к чему привели мои глупые героические усилия противостоять тебе? — Он с досадой вздохнул. — Пойми: я хочу тебя с того самого момента, как ты вошла в тот магазин в Рокли. Неужели ты думаешь, что я стал бы терять время на этого идиота Джима Уорда, если бы не ты?

— Нет… не говори так.

— Знаешь, а ведь я чуть не убил твоего дружка Рида за то, что ты позволила ему поцеловать себя.

— Чандос, пожалуйста…

Он притянул ее ближе, на этот раз очень нежно. Кортни сопротивлялась, но уже не так яростно, и Чандос не обращал на это внимания.

— Я не могу справиться со своими чувствами, как, впрочем, и ты, Кошачьи Глазки. Я старался отделаться от тебя, забыть, но не смог. Я делал все, чтобы не прикасаться к тебе. Но у меня больше нет сил бороться с этим, особенно сейчас, когда я знаю, что ты тоже хочешь меня.

— Нет, я…

Он не позволил ей возразить, опровергнув все доводы Кортни еще одним поцелуем. Но никакие поцелуи не окрыляли ее так, как его признание. Значит, он хотел ее — всегда хотел! О Боже, это так волновало ее!

Кортни растаяла в объятиях Чандоса, самозабвенно отвечая на его поцелуи. Наконец-то сбывались ее самые заветные мечты, и ей хотелось, чтобы упоению счастьем не было конца. Чандос, казалось, понял это и осыпал ее градом поцелуев.

Она не думала о том, что последует за этим, даже тогда, когда Чандос понес ее к своей постели и осторожно уложил на нее.

Поцелуи его становились все более страстными, он начал раздевать ее. Кортни попыталась остановить его, но он отвел ее руки и провел губами вдоль ее шеи. Господи, это было так восхитительно!

Надо на что-то решиться, сказала она себе. Он, наверное, рассердится, если она позволит ему зайти далеко, а потом остановит. И сможет ли она остановить его?

Страх зашевелился где-то внутри, и Кортни пробормотала:

— Чандос, я… я не…

— Молчи, котенок, — глухо прошептал он. — Теперь это выше моей воли — я должен прикасаться к тебе. Вот так… и так.

Его рука стянула с нее платье, нашла сначала одну грудь, потом другую. Сквозь тонкую сорочку она ощущала жар его ладоней. А когда наслаждение стало нестерпимым, он принялся покусывать ей ухо.

Этот яростный напор страсти мешал ей думать, отнимал волю. Стянув с нее сорочку, Чандос придавил ее, раздетую до пояса, своим телом.

Он поймал губами ее грудь, и Кортни, объятая огнем, ухватила его голову, запустив пальцы в его волосы. Она застонала, когда его язык принялся играть с ее соском, то слегка задевая его, то обходя по кругу. Она услышала, как застонал и Чандос.

Кортни никогда и не подозревала о таких волшебных ощущениях, но Чандосу не терпелось подарить ей целый мир наслаждений.

Как он развязал ее нижнюю юбку, Кортни даже не почувствовала, но когда рука его скользнула ниже, мышцы ее живота напряглись. Эти ласкающие пальцы спускались все ниже и ниже, и тут она поняла, как далеко они зашли. Удастся ли ей остановить его? Кортни вцепилась в его руку, но это не было настоящим сопротивлением.

Его палец погрузился в нее, и она закричала:

— Нет!

Его губы проворно закрыли ей рот, но пальца он не убрал. Она крикнула только из-за того, что этот палец проник в нее, а вовсе не от того чувства, которое это в ней вызвало, конечно же, не от этого. Бурный взрыв страсти потряс до основания все ее существо, она извивалась и содрогалась, не в силах сопротивляться этому наваждению.

Когда она наконец успокоилась, а ее пальцы уже не цеплялись за его руку, а медленно двигались вверх, чтобы обнять его за шею, Чандос посмотрел на Кортни. Огонь его глаз завораживал ее, и Кортни поняла, чего ему стоило так долго обуздывать страсть. Это открытие потрясло ее.

Он не отрываясь смотрел на нее, тогда как рука его ласкала твердую шишечку на вершине ее лона.

Кортни, задохнувшись, вспыхнула от смущения: он смотрел на нее!

— Не надо…

— Ш-ш-ш, котенок, — шепнул он. — Представь, что я внутри тебя. Ты увлажнилась, чтобы принять меня. Понимаешь ли ты, что это значит для меня?

Он целовал и целовал ее, а потом взглянул на Кортни помутневшими глазами.

— Позволь мне любить тебя, котенок. Дай мне услышать, как ты застонешь, когда я буду в тебе — глубоко.

Он не дал ей ответить, опять закрыв ей рот поцелуем, а потом приподнялся, и в ту же секунду оставшаяся на ней одежда полетела в сторону.

— Не закрывайся, — сказал он, когда она попыталась прикрыть наготу, и нежно добавил:

— Ты красивее всех женщин, которых я видел. Не прячь от меня свою красоту.

Кортни, превозмогая смущение, послушалась — он так просил! Встав рядом с ней на колени, он стянул рубашку, и, увидев его обнаженное тело, она забыла про свой стыд.

И тут он опять поразил ее:

— Потрогай меня, котенок. Твои глаза много раз говорили мне, что ты хочешь это сделать.

— Не правда! — выдохнула она.

— Врунишка, — ласково проговорил он. Сейчас было не самое подходящее время для споров, и Кортни молча смотрела, как он расстегивал брюки. Увидев его нагим, она онемела: о нет, она не сможет принять его в себя!

Страх вернулся, но то был сладостный страх восторженного возбуждения.

Чандос знал, что она боится. Сбросив с себя одежду, он раздвинул ей ноги и накрыл ее мощным телом, дав ей почувствовать свое мужское естество. Со стоном он припал к ее губам и погрузился в нее, вобрав крик ее боли своим ртом, а содрогания ее тела — своим телом.

Он проник в нее глубоко, полностью, но боли больше не было. Кортни забылась от его волнующих поцелуев, отвечая на дразнящие ласки его языка, трепеща от той нежности, с которой он обхватил ладонями ее лицо и едва касался грудью ее грудей.

Долгое время двигались лишь губы и руки Чандоса, а когда наконец задвигались его бедра, Кортни не сдержала стона разочарования: ей безумно нравилось ощущать его внутри себя, и, почувствовав движение, она решила, что все закончилось. Не вскоре она поняла, что ошиблась и все, напротив, только начинается. Он осторожно двигался вверх и вниз, и она застонала от мучительного наслаждения.

— О да, котенок, громче! — воскликнул он.