Любви все возрасты покорны. Для тех, кому за… - Джоан Прайс

Синтия, 57 лет

Мой отец щекотал меня с тех пор, как мне было два года, до такой степени, что я теряла сознание от воплей, — страшно вспомнить. Я просила его перестать, просила мать, чтобы она заставила его перестать. Когда мне исполнилось 12 лет и я стала сильнее, однажды я пнула его так сильно, что у него была травма шеи. Он провел две недели на вытяжке в больнице и больше никогда меня не щекотал. Вместо этого он принялся задевать локтем мои груди, которые только начинали расти и были очень чувствительными. Если в ходе сексуальной игры меня случайно пощекотать, я теряю возбуждение на всю ночь, а если человек сделает это намеренно, он меня больше никогда не увидит. Если у женщины, которая читает это, есть супруг, который любит излишне щекотать ребенка, хватайте ребенка и бегите как можно дальше от этого существа!

Когда мне было 20 лет, какие-то парни изнасиловали меня, порезали ножом и обсуждали, убить меня или нет. Подруги, тоже пережившие изнасилование, рассказывали мне, что они после этого на многие месяцы теряли интерес к сексу. Поэтому я решила пойти и найти себе «брата», чтобы заняться с ним сексом на следующую ночь — в поддержку принципа, что, если падаешь с лошади, надо сразу же вскакивать обратно в седло.

Я отправилась в парк, где тусовалась толпа хиппи, и нашла себе парня, который сидел на героине и только-только начинал попытки с него «слезть». Это было идеальное сочетание: мне нужен был мужчина, который не будет торопиться, а это единственный способ, каким может заниматься сексом человек, у которого мозг пропитан героином. Единственное, что ему было нужно для перспективы новой жизни, свободной от «дури», — это знать, что он все еще способен сексуально удовлетворить женщину. А я была очень довольна. Все получилось прекрасно. Мне так и не пришлось проходить через долгий период нежелания секса или отсутствия сексуального удовольствия.

В какой-то момент выздоровления я осознала, что в традиционных обществах человек, который вступает во взрослую жизнь, должен перенести драму, которая ужасна, мучительна и опасна. Если человек ее переживает, он тем самым доказывает, что способен нести собственное бремя, и ему присваивают статус взрослого. Если во время этой драмы молодые люди демонстрируют мужество, они начинают взрослую жизнь, уже пользуясь всеобщим почтением. Когда те мужчины насиловали меня, я решила, что не могу просто лежать и принимать это. Я смеялась над ними — и мне удалось их пристыдить, хоть я и боялась, что мой смех может озлобить их и вынудить убить меня. Так что я была посвящена во взрослую жизнь, можно сказать, по высшему разряду.

Бабс, 50 лет

Отец всегда говорил мне: «Посеешь ветер — пожнешь бурю». Он читал мне нотации о том, что, если женщина возбуждает мужчину сексуально, остановить его невозможно — и это всегда вина женщины. Я до сих пор борюсь с этой вложенной в меня программой.

Когда мне было 12 лет, меня зажал в углу и растлил один из друзей моего отца. Когда этот случай выплыл на свет, отец предпочел сохранить дружбу с этим человеком и проигнорировать проблему. От меня по-прежнему требовали вместе с родителями ездить к нему в гости. Меня приводила в ужас мысль, что он снова будет меня трогать, хотя он больше никогда этого не делал. Особенно противно было оттого, что все вели себя так, будто ничего не произошло. Все эти дружелюбные «привет», улыбки и шуточки. Я чувствовала себя брошенной, не имеющей ни одного защитника, одинокой и голой в темной, враждебной стране.

Все следующее десятилетие мне казалось, что волки — за углом и готовы разорвать меня на куски. Каждый раз, как молодой человек улыбался и хотел обнять меня, я впадала в панику и буквально убегала прочь. Я сбежала со школьного бала, когда увидела, как несколько парней с любовью обнимали своих спутниц и притягивали их поближе к себе, надеясь на поцелуй. Из-за моего прежнего опыта семейной программы и понимания, что меня некому защитить, нормальное сексуальное исследование в этом возрасте было подавлено ужасом.

Джезз, 51 год

Я была жертвой сексуального насилия со стороны двух близких родственников, отца и деда по отцовской линии, со своих восьми до четырнадцати лет. Ни один из насильников не догадывался о другом. Это повредило моей способности наслаждаться сексом во взрослом возрасте. Я вышла замуж за своего первого бойфренда в 18 лет, а к 26 годам у меня было четверо сыновей. Я была замужем 20 лет, но наша сексуальная жизнь была спорадической и неудовлетворительной. Я ни разу не испытала оргазма за все время, пока мы были женаты.

Ни вины, ни наставлений

Опыт Ивлин был необычным для нашей возрастной группы: ее воспитывали без ограничений. Это не означает, что ее взросление было легким, но многие из нас могут позавидовать тому, как мало ей пришлось забывать!

Ивлин, 65 лет

Мое воспитание не заложило никаких ценностей, которые пришлось бы преодолевать, на меня не накладывали никаких табу. Но была и оборотная сторона монеты: мне не давали позитивных советов — просто вообще никаких наставлений. Мой аппетит к сексуальным переживаниям часто заставлял меня думать, что я ненормальная: я любила секс со своим мужем, а мои подруги все пытались придумать, как бы им отделаться от секса с мужьями. Благодаря благоприятным возможностям и открытым дверям я пришла к пониманию, что сексуальность — это изумительный дар, это наша жизненная сила. Да, жизнь меня возбуждает. Сексуальные привлекательные мужчины меня возбуждают. Мужественные люди меня возбуждают. Работа с энергией родной души меня возбуждает. Черт побери, я всегда на взводе!

Глава 10

Как забыть то, чему нас учили: мужские истории

И в 50, и в 60, и в 70 лет мужчины пытаются преодолеть последствия своего воспитания. Они восстают против идеи «я — это мой пенис», которая больше им не служит, — но дело не только в этом. Мужчины, которые готовы развиваться, ощущают потребность перестать воспринимать себя эдаким всегда готовым жеребцом — и открыть новый способ видения себя и мужской сексуальности.

Как стать мужчиной

Неразумное воспитание причиняет вред не только женщинам. Мальчики нашей эпохи росли с представлением о том, «как быть мужчиной», которое было столь же разрушительно. Когда мужчины пишут мне о переживаниях и заботах, они часто предваряют свои текущие соображения экскурсом в собственную историю, чтобы помочь себе объяснить, как ранние влияния связаны с тем, с чем им приходится справляться сейчас. Джед Даймонд — психотерапевт, специализирующийся на проблемах пожилого возраста, особенно у мужчин. Джед изъявил готовность поделиться личной историей, равно как и профессиональными советами по поводу того, как отпустить прежние представления о сексе и отношениях, которые в эту пору жизни оказывают нам «медвежью услугу».

Джед, 66 лет

Я вступил в свои сексуально активные годы в конце 1950-х — начале 60-х годов. Парням говорили, что девушки не очень-то заинтересованы в сексе. Поскольку мы, парни, в нем очень заинтересованы, наша работа — сломить сопротивление девушки и заставить ее исполнять наши желания. Задача парня — совершить попытку и «записать очко на счет». Задача девушки — продолжать отталкивать наши лапы, сохраняя свою «добродетель» в неприкосновенности. Казалось, удовольствие и радость вообще не входят в этот комплект.

Если тебе очень повезло найти девушку, которую удавалось уломать, ты делал все, что мог, чтобы добраться до «первой базы». Если добивался успеха, пытался «урвать вторую». После этого ты уже плохо себе представлял, что делать. Но знал, что положено пытаться — и идти весь этот путь.

Бо́льшая часть моей юношеской сексуальности была потрачена вовсе не на девушек, а на ретушированные картинки из журналов и воображаемые сцены из запретных книг. В моих фантазиях эти воображаемые любовницы делали все то, что настоящие девушки, как я полагал, делать не хотели. Мастурбация стала последовательным средством для выражения моей юношеской сексуальности.

Познакомившись со своей женой и, наконец, занявшись сексом после того, как мы решили пожениться, я вступил в новую фазу сексуальности. Я выяснил, что женщины не только наслаждаются сексом, но и желали бы играть активную роль инициаторов и соучастниц. Это было время сексуальных исследований с реальным человеком — по взаимному согласию.

По мере того как я становился старше, секс менялся. Где-то в середине пятого десятка — в то время, которое я называю «мужской менопаузой», — он стал неловким и растерянным. Мы словно вновь стали стеснительными прыщавыми подростками, напрочь позабыв легкость сексуальной близости и удовольствия. Казалось, мы и поцеловаться не могли, чтобы не мешали носы. Секс проходил под девизом «пан или пропал». Эрекция могла исчезнуть в самый неподходящий момент. И требовала к себе внимания, когда ее меньше всего ожидаешь.