Турист - Ольга Погожева

Я собрался с силами, расплатился и вышел из кафе. Я не хотел возвращаться в пустую квартиру, но ещё больше я боялся остаться один на темных улицах. Я не хотел даже думать о том, что завтра мне придется возвращаться в «Потерянный рай», что придется находиться там ещё какое-то время, чтобы слежка за мной стала не такой напряженной. Я хотел домой. Господи, как никогда в жизни я хотел домой, где всё было понятно, просто, честно и уютно. Домой, где я никогда не буду один.

К дому Салливана я подходил не спеша, заметив компанию Даниэля ещё издалека. При моем появлении латиносы стихли, и я понял, что за мной будут теперь присматривать всегда — до тех пор, пока я действительно не стану частью их клана.

— Олла, амиго, — Даниэль усмехнулся, глядя, как я молча приближаюсь к ним. — Трудный рабочий день? Надеюсь, тебе хватит сил прийти завтра в клуб?

— Как обычно, Даниэль, — бросил я, проходя мимо них.

Я зашел в подъезд, и вонь Керни едва не заставила меня вернуться обратно на улицу. Бомж виновато пошевелился.

— Сожалею, парень… — прошамкал старик. — Сикейрос улетел, да? Он был моим ангелом-хранителем. Твоим, наверное, тоже, а?

Я не стал слушать этот бред, поднимаясь вверх по лестнице. Мне ни с кем больше не пришлось говорить, и, зайдя в квартиру, я первым делом включил свет везде, где были рубильники. Потом сел на диван и включил телевизор.

На экране что-то происходило, откуда-то шел звук, а в голове была только одна мысль — я не убийца. Ведь я не убийца, правда? Господи, всё это не со мной, всё это не со мной…

Кажется, я даже говорил это вслух.

Когда я посмотрел на часы, было уже утро.

Я совсем не удивился тогда. Я прекрасно помню это состояние — меня просто не существовало в том мире. Я не спал, но и телевизор я не смотрел — по крайней мере, не помню ничего из того, что мелькало на экране. У меня ранее не случалось подобных провалов в памяти, и, надеюсь, больше не случится.

Я всё ещё был одет со вчерашнего дня, поэтому только умылся, побрился, и взял с собой все свои деньги и документы. Даже не знаю, почему я это сделал, наверное, всё же крутилась в мозгу мысль купить билет домой. Я бы так и сделал, но меня что-то останавливало. Я боялся, что в этом своем состоянии я не буду чувствовать себя в безопасности даже дома.

…Это случилось на работе. Я сидел в прострации на своем рабочем месте, и держал в руках сетевую, которую должен был вставить в материнку. Мне было плохо, впервые по-настоящему плохо за эти дни. Болел живот, голова взрывалась от искаженных, грохочущих звуков, было жутко холодно, перед глазами то и дело вставала белая пелена. Я не мог даже попросить о помощи — горло перехватило, и я был не в состоянии издать ни звука.

— Русский, ленивый ублюдок! Ты должен был вставить эту долбанную сетевуху час назад, за блоком придут через пятнадцать минут! Ты меня слышишь, русский? Эй!

Я честно поднял голову, пытаясь разглядеть Киру, и лицо начальницы показалось мне смешным, как в королевстве кривых зеркал.

— Какого черта… — ошарашено протянула женщина. Сориентировалась, впрочем, Каррера достаточно быстро. — Стивен, Тобиас, а ну помогите этому красавцу дойти до выхода! Сетевуху, сетевуху у него из пальцев заберите! Тащи его на воздух, кретин, а то он отбросит копыта прямо здесь!

Меня буквально вынесли на улицу. На свежем воздухе мне стало лучше, но ненамного.

— Эй, — Кира, выскочившая наружу в одной футболке, нетерпеливо потирала замерзшие плечи, — русский, сделай себе сегодня выходной. Ты горишь, как фейерверк! Я не хочу, чтобы ты сдох у меня на руках, мне не нужны проблемы, русский. Ты меня слышишь? Понял? Славно! Выздоравливай, парень, и возвращайся! А теперь иди отсюда, не стой у вывески…

Крепкие руки, державшие меня под локти, отпустили: Тобиас и Стивен вошли внутрь. Следом за ними зашла начальница, и раздался характерный звон колокольчиков от захлопнувшейся двери. Я беспомощно обернулся, разводя руками в стороны, как слепой. Сделал несколько нетвердых шагов от тротуара к пешеходному переходу, пошатнулся, и упал — прямо под колеса мчащейся навстречу «Тойоты». Раздался дикий визг тормозов, чей-то пронзительный крик — и бесконечная, глухая, спасительная темнота.

Глава 6

Посему, как преступлением одного всем человекам осуждение, так правдою одного всем человекам оправдание к жизни. Ибо, как непослушанием одного человека сделались многие грешными, так и послушанием одного сделаются праведными многие.

Вам доводилось бывать в коме? Это совсем не похоже на здоровый, бодрящий сон. Это нечто вроде наркоза — в последние мгновения перед отключкой осознаешь, что ты ещё здесь, и в то же время знаешь, что совершенно беспомощен. Ты понимаешь, что проходит время, искаженное для твоего восприятия, но всё-таки ощутимое; понимаешь и принимаешь тот факт, что ничего не можешь сделать для того, чтобы помочь себе проснуться. Ты просто ждешь, и это ожидание всегда откладывается в памяти тошнотворным провалом, который совершенно не хочется вспоминать.

Я открыл глаза и ещё долго лежал так, глядя в потолок, медленно вспоминая последние запомнившиеся мне события. Вспоминалось с трудом, в частности, над проблемой идентификации собственной личности я думал не меньше минуты.

Потом нахлынули образы — те, которые окружали меня в последние дни моего сознательного существования. Я вспомнил «Потерянный рай», избитого цветного парня, выстрел, Амели, сетевую плату у себя в руке и встревоженное лицо Киры. А потом — улица, неожиданная свобода, и дикий визг тормозов над ухом. Да, это было последним, что я помнил.

В голове царила поразительная, почти неземная легкость, тело, казалось, парило над кроватью, и в мозгу не было ни одной мысли. Какое-то время, нежась под теплым одеялом, я наслаждался этим блаженным покоем, испытывая горячую благодарность за то, что мне позволено хоть на какое-то время забыть о кошмаре последних дней. А потом понял, что не знаю, где нахожусь. Вздохнув, я повернул голову, осматриваясь. Комната была небольшой, но обставленной настолько уютно, что на секунду мне показалось, что я дома. Кроме моей постели, в ней находилось два шкафа, тумбочка и книжная полка, на которой находилась целая коллекция фарфоровых игрушек. Окон в комнате не было, все стены декорированы стеклянными подвесками, искусственными растениями и деревянными изделиями. В углу висело распятие, освещаемое светом розового абажура, и я машинально нащупал собственный нательный крестик. Он оказался на месте, и я успокоился.

Комнатка была милой, но совершенно не отвечала на вопрос, где же я всё-таки нахожусь. Откинув одеяло, я встал — точнее, честно попытался. Стены тотчас угрожающе поползли на меня, и я без звука сел обратно на кровать. Через некоторое время я повторил попытку. Натянув лежащие на тумбочке штаны, я медленно поднялся, и, придерживаясь за покачивающиеся стены, медленно подошел к двери, открыл её и выглянул в коридор.