Турист - Ольга Погожева

— Домой дойдешь? — только и спросил бородач.

Я удивился и кивнул.

— Вот, ниньо, — Марк вдруг расстегнул карман моей куртки и одним движением засунул туда какой-то клочок бумаги. — Мой номер, — пояснил бородач, и я снова удивился. Такая красноречивость была кубинцу более чем несвойственна. — Иди.

Я развернулся и пошел, и только у подъезда вспомнил, что так и не сказал Маркусу ни слова. Открыв дверь, я начал подниматься по лестнице. Керни ещё спал, так что здороваться ни с кем не пришлось.

Когда я зашел в нашу с Хорхе квартиру, то сразу уловил произошедшие там перемены. Из коридора прекрасно была видна та часть комнаты, которая когда-то была завалена вещами и книгами Сикейроса. Там теперь было пусто.

— Хорхе! — меня прорвало. Я не мог оставаться сейчас один, проклятый латино не мог так со мной поступить! — Хорхе!

Я ворвался на кухню, там царил идеальный порядок. Развернувшись, я одним шагом покрыл расстояние между кухней и комнатой, шагая внутрь.

— Зачем кричишь? — поинтересовался Сикейрос, не отрываясь от игры в мобильном.

— Что всё это значит, Хорхе? — я обвел руками пространство за его спиной. — Где твои вещи?

— За дверью.

Я посмотрел туда. Там стояло несколько набитых сумок, готовых к отбытию.

— Переезжаю, — когда тишина стала совсем уж невыносимой, проронил латин. — Хозяин ресторана, в котором я работаю, открывает ещё одно заведение в Нью-Йорке. Он предлагал мне перевестись туда. Меня ничего не держит в этом городе, и я не буду по нему скучать. Я подписал контракт.

Я медленно опустился на свою постель на полу.

— Когда?

— Завтра утром, — Сикейрос наконец обернулся, бросив на меня быстрый взгляд, и так и застыл, разглядывая мое лицо.

Мы помолчали какое-то время. Латино мог бы сказать, что он предупреждал, что мне нужно было лететь домой, пока был шанс…

Хорхе промолчал.

— Раздевайся, — наконец сказал он. — И ложись спать.

…Сикейрос улетел в понедельник. Всё воскресенье он просидел в нашей квартире. У него не было друзей в Чикаго, и ему не с кем было прощаться. Я предлагал ему пройтись по городу, увидеть те достопримечательности, которые он так и не повидал за свои годы в городе, но Сикейрос отказался. Я мог его понять — парню было не до того. Все достопримечательности Чикаго меркли перед тем, как легко здесь рушатся мечты.

Я так и не лег спать в то утро. Не спал весь день, помогая Хорхе приготовить обед, собрать последние вещи, рассчитаться с Салливаном. Старик показался мне ещё отвратительнее, чем раньше, и брюзжал всё время, пока пересчитывал деньги, но я готов был простить ему что угодно всего лишь за тот факт, что он не был связан с бандой Джулеса и Даниэля в этом районе. А он не был связан, я знал это.

Сикейрос не задавал вопросов, а я не спешил ничего рассказывать. Наверное, латино о чем-то догадывался, сложно было не строить предположений, когда я ходил за ним весь день, словно привязанный.

Я панически боялся остаться один.

Я надеюсь, вам никогда не придется переживать такие минуты в своей жизни. Это был сплошной непрекращающийся кошмар — это избитое, распухшее, черное лицо перед глазами, и ощущение стали в своей руке. И выстрел…

К концу дня я уже плохо контролировал свое тело. Я не спал двое суток, и не ел почти столько же. Замечательный обед, который приготовил Сикейрос, остался мной нетронутым. Жутко болело всё тело — живот, куда бил отморозок Спрут, голова, которая до сих пор звенела от его ударов, и ноги — я не давал им отдыха за эти дни. Я боялся присесть или прилечь — я знал, что увижу во сне лицо того чернокожего парня, похороненного мной на городской свалке. Вечером я всё-таки уснул — даже не помню, как это вышло. Проснулся за несколько часов до рассвета, и сидел, прислонившись к стене и глядя на спящего на диване Хорхе, три часа подряд, не вставая с места. Только когда в комнате начало светлеть, я заставил себя подняться и поставить чайник.

Мы вышли из дома вместе. Я помог ему донести вещи до ожидавшего нас на главной улице такси и погрузить их в багажник. Потом Сикейрос повернулся ко мне, чтобы попрощаться.

— Не жалей, что не поступил в американский колледж, — вдруг сказал я. — Ты много раз умнее, порядочнее и лучше, чем они. Никогда не жалей, что не стал одним из них.

Хорхе некоторое время смотрел на меня, а затем улыбнулся. Мне показалось, что на лице его мелькнула тень облегчения.

— Спасибо, друг, — сказал он.

Мы пожали друг другу руки, а потом он сел в такси и уехал. А я пошел на работу. В голове у меня творилось что-то странное, и я боялся, что это будет очень заметно. Я боялся, что Кира меня прогонит — не потому, что не хотел терять работу, просто мне некуда было идти, а я не мог быть один.

Когда я пришел, Карреры в офисе не было. Тоби и Стивен помыкали новым стажером, и не обратили на меня особого внимания. К моим синякам они были привычны, в клубе мне иногда доставалось, и, послав в мою сторону несколько комментариев, оба вернулись к своим занятиям. Стивен исполнял роль заместителя, пока Киры не было — испанка опаздывала первый раз на моей памяти; Тобиас занимался обучением новичка. Я забился в комнату с компьютерами и попытался углубиться в работу.

У меня всё валилось из рук. В голове была абсолютная, вселенская пустота, и я просто не был способен на нормальное функционирование. Я ничего не сделал за тот день. По причине всеобщей занятости на это никто не обратил особого внимания, а затем в офис пришла Каррера и сказала нам валить отсюда, поскольку у неё обозначились срочные дела, а она не может доверять офис ни одному из нас, и кроме того, за полдня нам не поступило ни одного заказа. Мы молча собрались и вышли — Кира терпеть не могла, когда её приказы выполнялись без должной паники и трепета. Потом мы распрощались и разбрелись по разным сторонам. Я дошел до ближайшей кафешки и сел там, не сразу отреагировав на принесшего меню официанта. Мне хотелось просто сидеть, ни о чем не думая, ничего не делая. Я странно чувствовал себя, мир вокруг был каким-то искаженным, от недостатка ли сна или по другой причине, и я, как Хорхе двумя днями раньше, не знал, что мне делать.

Я заказал сок, чтобы избавиться от неприятного ощущения в горле, но не почувствовал его вкуса. Я понимал, что со мной происходит что-то не то, и когда звон в ушах стал невыносимым, а перед глазами начали расплываться широкие белые круги, я понял, что нужно что-то сделать, сконцентрироваться, взять себя в руки. Гаснущим сознанием я попытался найти зацепку во внешнем мире, и нашел её. За соседним столиком разговаривали, и их разговор, равномерное жужжание, был почти спасительным кругом для меня. Я вслушался, и через какое-то время начал различать вначале отдельные слова, а затем и смысл сказанного. Я медленно приходил в себя. Обсуждали какое-то телевизионное шоу. Как я понял спустя несколько минут, цель шоу заключалась в угадывании пола участников — настоящая ли это женщина, или переделанный хирургами самец. Аудитории, как выяснилось, удавалось отгадать лишь в половине случаев. За соседним столиком осуждали поведение мужа одной из «участниц», который, узнав правду, в очень грубой форме отказался с «ней» видеться. Как выяснилось, несчастный долго жил с мужиком, сам о том не подозревая.