Искатель. 1985. Выпуск №5 - Леонид Панасенко

— Возможно и другое, — говорю. — Возможно, Милев использовал поездку Райта для сбора сведений, которые предложит своим вероятным американским шефам, чтобы блеснуть перед ними или выпросить у них немного долларов.

— Возможно, — кивает генерал. — Но ты можешь поверить, что этот англичанин доедет до самой Болгарии, чтобы услужить Милеву или покататься на лыжах?

Возражение уместно. Но все дело в том, что при недостаточных данных, которыми мы располагаем, нам гораздо проще сформулировать возражения, чем убедительные гипотезы. И это единственный вопрос, по которому мы высказываем единодушное мнение.

— Так мы ничего не добьемся, — заключает генерал. — Необходима более широкая и точная информация.

— Эту информацию можно получить, только внедрив нашего человека в их среду. Иначе мы так и будем вертеться, подобно кошкам, около горячей каши, — подхватываю я.

— Не знаю, стоит ли игра свеч, — скептически замечает Борислав.

Генерал молчит некоторое время, меряя шагами расстояние между письменным столом и окном. Наконец произносит:

— Разумеется, стоит. И покушение на тебя — лучшее тому доказательство. Даже преступники не прибегают к крайним мерам из-за пустяка. Значит, это не пустяк.

Он замолкает и снова начинает мерить шагами расстояние от письменного стола до окна. Потом смотрит на меня, и этого взгляда мне вполне достаточно, чтобы отгадать его следующую реплику:

— Что скажешь, Боев, если мы пошлем тебя, а? В конце концов, предположение твое, Борислав, в любом случае вне игры. Едва ли стоит поставлять им мишени из Болгарии.

— Эмиль тоже становится мишенью, — замечает мой друг.

— Будем надеяться, что в данном случае он не станет демонстрировать именно это свое качество, — отвечает шеф. — Хотя при путешествии в неизвестное…

Не закончив фразы, — он подходит к окну. После чего мы тщательно отрабатываем легенду, тактические ходы и все подробности, связанные с особенностями обстановки и возможными изменениями в ней.

Двумя часами позже прощаюсь и направляюсь к выходу. И, как всегда, когда киваю отдающему мне честь милиционеру при входе, в моей голове мелькает идиотская мысль, что, может быть, в последний раз прохожу я через эту дверь и что это путешествие в неизвестное из тех, где билет за полцены, поскольку возвращение не предусмотрено.

Если смотреть на жизнь философски, то можно убедиться, что даже в трудных ситуациях есть нечто утешительное. Утешением в данном случае служит то, что по легенде я — болгарин и отправляюсь каптенармусом на болгарском сухогрузе. Ранней весной морская прогулка от Бургаса до устья Темзы заманчива.

Мои служебные обязанности необременительны и формальны, так что у меня есть возможность наслаждаться видами Средиземного моря, которые мне очень не хочется омрачать посредством скучных описаний. Завожу дружеские знакомства с экипажем и завоевываю авторитет если не в области снабжения, то хотя бы в области белота. Боюсь, однако, что прекрасное впечатление, которое создается обо мне во время путешествия, развеется легким дымком в прощальный день.

Мы вошли в Темзу. Наше судно должно оставить свой груз и взять на борт другой, с которым оно пойдет в Северное море курсом на Мурманск. А нам, нескольким членам экипажа, не занятым работой, разрешают углубиться в дебри Лондона. Мы предупреждены, что ровно через сутки должны явиться на базу, если не хотим остаться в доброй старой Англии.

Поскольку я сказал «дебри Лондона», думаю, вам ясно, что мы забираемся в Сохо, так как там они самые дремучие. Откровенно говоря, второй помощник и другие ребята предпочли бы прежде прогуляться по центру столицы, по Оксфорд-стрит и Риджент-стрит, поглазеть на витрины и на людей. В кармане моем, однако, каким-то чудом оказывается довольно солидная сумма, и я, отягощенный ею, предлагаю прежде выпить и закусить и затаскиваю всех в Сохо, и далее дело принимает такой оборот, что мы начисто забываем остальные достопримечательности

Вина в данном случае более всего моя, потому что я напиваюсь. Напиваюсь глупо и дико, словно должен отпиться за все «сухие» дни, проведенные в море, сменяя напитки и заведения, и увлекаю за собой ребят, напрасно пытающихся меня вразумить. Но до какого бы состояния я ни доходил и сколько заведений ни сменил, все стараюсь держаться поближе к определенной улице и по возможности обращать на себя внимание, потому что шумная моряцкая компания, загулявшая средь бела дня, — это подробность, которая производит впечатление и запоминается даже в Сохо, а я стараюсь именно произвести впечатление — чтобы меня запомнили.

Пиршество доходит до своей кульминации вечером, и уже ночью, поскольку до судна длинный путь, а на рассвете мы должны быть на борту, ребята делают отчаянные попытки напомнить мне эту подробность и вообще обуздать меня, а я постоянно повторяю, что для всего есть время, а когда они пытаются вытащить меня насильно из очередного питейного заведения и наконец им это удается, я вырываюсь из их рук и бегу куда глаза глядят, но хотя я и бегу куда глаза глядят, смотрю, чтобы не слишком отдаляться от определенной улицы.

Эти славные парни ищут меня в близлежащей округе и один раз проходят в двух шагах от темного подъезда, в котором я притаился, так что мне отчетливо слышны их голоса:

— Чего это вдруг накатило на него… — говорит один.

— Запой, что же еще, — авторитетно отвечает второй помощник. — Ты что, не знаешь этих запойных вывертов?..

Они еще раз обходят все кругом, но в конце концов, кажется, решают, что должны быть на судне в определенный час, а там пусть комендант решает, искать меня или поднять якорь. Но я заранее знаю, что он решит, ибо если на борту все же кто-то отчасти и в курсе моей истории, то это комендант.

Мой взгляд, погасший не столько от выпитого, сколько от бессонной ночи, апатично остановился на молодой даме, высоко поднявшей юбку, дабы показать мне ноги в длинных сетчатых чулках. Дама прорисована яркими красками с прикрепленной на стене афиши с пояснительной надписью: «Ремман ревю-бар».

В этот утренний час маленькое заведение еще тихо и пустынно, не воет проигрыватель-автомат, и не толпятся у стойки бара мужчины, наливающиеся гиннесом — отвратительным черным пивом с привкусом жженого сахара, представляющим собой самое большое лакомство среднего англичанина.

Заведение находится на углу улицы, которая не знаю почему уже давно привлекает мое внимание, и вчера мы заходили сюда, но ненадолго.

Час завтрака прошел. Два кельнера занимаются уборкой бара, а шеф заведения сидит за кассой и просматривает счета. Три человека, расположившись за столом у витрины, распределяют свое внимание между пивом и свежими номерами «Дейли миррор». А в углу напротив сижу я за стаканом виски, и настроение у меня подавленное.