Любовь и оргазм - Александр Лоуэн

У меня была пациентка, Роза, которая, не будучи явным гомосексуалом, признавала наличие у себя гомосексуальных чувств и спокойно к этому относилась; гораздо труднее давались ей гетеросексуальные отношения с мужем, по поводу которых она высказывалась так: «Лежишь, как доска, и во всем ему подчиняешься!» Потом она рассказала об отношениях с подругой, которую знала с 16 лет: «Чудесная девушка, лесбианка, с мужскими чертами характера. Когда я была моложе, мне хотелось вступить с ней в связь. Как– то вечером, примерно год назад, мы с ней целовались, и мне было очень приятно, я спокойно себя чувствовала, но огорчалась, что это не может продолжаться в будущем».

Такое противоречие между гомосексуальным переживанием и отношением к гомосексуальной связи свидетельствовало о конфликте, существовавшем на уровне подсознания. Обмениваясь поцелуями с подругой-лесбианкой, Роза чувствовала себя свободной и добровольной участницей развлечения, тогда как половой акт с мужем она воспринимала с чувством мазохистского подчинения. Разница в характере отклика объясняется страхом Розы по отношению к пенису, являвшемуся для нее символом силы и власти, которым она не хотела подчиняться. Ее внутренний конфликт имел причиной подсознательную потребность управлять ходом полового акта и был связан с чувством, что отношения с мужчиной превращают ее в безличный объект сексуальных действий. Анализ ее гомосексуальных склонностей позволил ей понять характер своих затруднений, и она сказала: «Мама всегда внушала мне, что я должна быть лучшей во всем. Я и в постели всегда старалась быть лучшей и как следует исполнять свою роль; но я получила настоящее удовольствие от секса всего несколько раз, когда я расслаблялась. После моего очередного прихода сюда у нас с мужем была связь, и я почувствовала, что забыла о своем теле, потеряла контроль над собой. Я пережила чудный оргазм, меня просто затопил поток чувств, и тогда я поняла, что до этого вела себя так же, как моя мать, желавшая всегда контролировать все и всех!»

Рассказ Розы показывает, что ее стремление контролировать ход полового акта проистекало от неосознанного отношения к своему телу, как к объекту контроля, которым нужно управлять, чтобы не дать свободы своим сексуальным побуждениям. Анализ показал, что она боялась как раз тех побуждений, которые должны были обеспечить ей получение удовлетворения от секса. Свое поведение во время акта она описала как «траханье», но и мастурбация не вызывала у нее желания. Таковы плоды сексуальной искушенности, допускающей применение грубых «дополнений» к нормальному половому акту, но отвергающей естественную функцию самоудовлетворения; подобное поведение типично для современного невротического индивидуума. Роза позволяла себе расслабиться только в ситуации лесбийских отношений, потому что они не требовали вагинального проникновения. Таким образом, ее гомосексуальная склонность выражала отказ от собственной телесной женственности. Именно такое понимание ситуации позволило Розе добиться лучшего взаимодействия с мужем.

Итак, гомосексуальная тенденция личности Розы была ею осознана и пережита. В других случаях приходится делать вывод о наличии такой тенденции, наблюдая боязнь индивидуума по отношению к контактам с лицами того же пола. Например, если женщине явно неприятны прикосновения другой женщины, то это может указывать на наличие скрытой гомосексуальной склонности. Некоторые стороны этой проблемы удалось выявить из наблюдений за другой пациенткой, Анной, которую я попросил описать свои гомосексуальные чувства. Вот что она рассказала: «Я испытываю такое сильное недоверие и такую острую зависть к другим женщинам, что не может быть и речи о каком-то подавленном желании иметь любовную связь с одной из них. Я думаю, что и ко мне относятся с неприязнью, особенно женщины. Я запуталась: боюсь, что никто мной не увлечется, и еще больше боюсь, если кто-то в самом деле станет за мной ухаживать. Например, если женщина– доктор меня касается, мне так приятно это чувствовать, что я думаю: может, было бы неплохо, если бы она в меня влюбилась и захотела меня? Но я знаю, конечно, что этого не будет; ведь ни одна женщина на это не пойдет, ну разве что в молодости, в каком-нибудь летнем лагере, с другими такими же глупыми влюбленными девочками. Если же я почувствую хотя бы легкий намек на то, что она может меня пожалеть, я сразу вся застываю от страха и неловкости. Я еще могу себе представить, что хотела бы потрогать другую женщину за грудь, но хотеть чего-нибудь большего – нет и нет! Может, я и хотела бы, чтобы другая женщина меня потрогала, например, погладила бы по спине, но только не по груди, потому что тогда сразу станет ясно, что я ни на что такое не гожусь».

Из этого рассказа очевидно, что Анна полностью запуталась в своих чувствах и достигла крайней степени эмоционального расстройства. Рассказ отражает ее внутренние конфликты и трудности в гетеросексуальных отношениях и дает ключ к пониманию некоторых из них, которое вряд ли было бы возможно без знания скрытой гомосексуальной тенденции, нарушавшей ее гетеросексуальную функцию.

Надо сказать, что внешне Анна казалась оживленной, привлекательной и яркой молодой женщиной. Ей было 24 года, она уже побывала замужем и развелась, оставшись с ребенком 5 лет. Однако ее веселая, возбужденная манера поведения скрывала за собой маленькую девочку, ужасно смущенную, печальную и сердитую на весь мир. Она страдала от жестокой депрессии, переходящей в меланхолию. Эти чувства, однако, пропадали, если в ее окружении появлялся кто-то новый. По этому поводу она заметила: «Я чувствую себя такой усталой и подавленной, и в этом виноват не Том, я знаю; но стоит мне оказаться в новой компании или в обществе нового человека, как моя усталость сразу же пропадает, я преображаюсь». В такой ситуации Анна становилась «душой общества», затмевая любую из присутствующих женщин; если же ей это не удавалось, она впадала в отчаяние и уныние. Еще в детстве она исполняла эту роль «маленькой веселой принцессы» для своего отца, чтобы поднять ему настроение и заслужить его похвалу. «С появлением нового человека приходят новые переживания, как будто совершаешь открытие, которое тебя возвышает. Пруст говорил, что любая новая связь может оказаться ключом, открывающим дверь в сокровищницу, полную золота, или вселить новые надежды» – так говорила Анна; но Пруст был гомосексуалом и говорил именно о надеждах и разочарованиях, связанных с гомосексуальностью.

Анна очень сильно откликалась на проявление сексуального желания или влечения; на это ясно указывали мазохистские фантазии, которым она предавалась, чтобы пережить возбуждение. Обычным героем ее мечтаний был «муж-любовник», мужчина тиранического склада, относящийся к ней с обожанием. «Я – неотразимо прекрасна, особенно мое тело; он хочет постоянно удерживать меня в своей власти. Он возбуждает меня, потом останавливается, и мы куда-то идем. Потом, когда мы оказываемся на улице, он решает заняться любовью прямо на месте, иногда – в виде наказания за то, что я на кого-то посмотрела (или на меня кто-то посмотрел). Его умение возбуждать меня и заставлять откликаться на его ласки – просто бесподобно!»

Вторая часть фантазии имела несколько вариантов, один из которых звучал так: «Мы – в примерочной комнате универсального магазина. Он решает сделать это прямо там. Я почти раздета, только в белье, и уступаю, становясь против зеркала, вытянув руки вперед или заложив их за спину; ноги немного раздвинуты. Иногда он заставляет кого-то раздвинуть их сильнее, это какая-то женщина, возможно, продавщица. Потом он трогает мои гениталии, то слегка, то крепче, и, наконец, вводит пенис. Почему-то этот момент связан с представлением о боли, как будто пенис слишком большой, так что эта часть фантазии возникает не всегда».

В другом варианте «муж-любовник» «трогает мою грудь через одежду, например, через комбинацию, а потом, в момент возбуждения, вводит руку в бюстгальтер и ласкает мне грудь, так что я сама ее обнажаю».

Многие элементы этой фантазии выявляют проблемы личности Анны. Первая состояла в том, что она явно была эксгибиционисткой. В начале лечения Анна как раз начала учиться на актрису и обнаружила, что, играя на сцене, она как будто возвращается к жизни. Во-вторых, ее возбуждение возникало, в основном, от желания или страсти мужчины, для которого она была «лакомым кусочком», вызывавшим вожделение. Поскольку ее переживания целиком зависели от партнера, то они имели гомосексуальный оттенок. В-третьих, у нее явно присутствовал страх перед пенисом, игравшим в ее фантазиях второстепенную роль, а главное значение имели раздевания и действия рук партнера, так что сцена даже не всегда заканчивалась коитусом и могла иметь воплощение в виде гомосексуального переживания.

Если принять во внимание гомосексуальность Анны, то можно лучше понять и ее переживания, связанные с женщиной, трогающей ее грудь. Ведь «муж-любовник», ласкающий и возбуждающий ее грудь до тех пор, пока она сама ее не обнажает, – это женщина, и не кто иная, как ее мать. Это следует из того, что всякие гомосексуальные отношения представляют собой повторение, на каком-то ином уровне, детских переживаний, связанных с матерью. Анна отождествляла себя с матерью, выступавшей в этой сцене в роли любовника, и сама возбуждалась от того, что любовник ласкает ее грудь.