Черный порошок мастера Ху - сёстры Чан-Нют

Вот опять он позволил мандарину Тану себя одурачить. Динь подавил звучный зевок. Разгневанный наглостью скопца Доброхота, судья решил сорвать свою злость на нем, подсунув ему эти мерзкие бумаженции, которые он теперь должен разбирать со страшной скоростью. И что за низкая лесть — вспомнил ведь о его легендарной способности поглощать огромное количество информации. Конечно, во время трехгодичного экзамена это качество здорово помогло ему: он выучил наизусть всех классиков, чтобы легче потом было их анализировать. Тем не менее он едва выдержал испытание, и все из-за своего нетрадиционного подхода к основополагающим первоисточникам конфуцианства. Он чуть не загремел тогда в какой-нибудь сельский суд, где до сих пор разбирался бы с кражей свиней и похищением кур, однако, благодаря мандарину, все-таки получил место его помощника. Эта мысль привела его в более благожелательное расположение духа. Динь вздохнул: как бы то ни было, а его друг всегда находил способ подвигнуть его на выполнение самых пакостных поручений. Вот и теперь, едва вырвавшись из звериных объятий доктора Кабана, он копается в грязном белье скопца Доброхота.

Ученый засучил рукава и с душераздирающим вздохом принялся за дело.

Переход от дома скопца до его собственного жилища превращался для мандарина Тана в настоящую пытку. Солнце, хотя и склонялось к закату, тем не менее нещадно било ему прямо в расширенные зрачки, вынуждая прижиматься к стенам домов в поисках тени. Уличные шумы — дребезжание повозки, трещотка нищего попрошайки — казались невыносимыми, настолько его барабанные перепонки стали восприимчивы к малейшему шороху, к легчайшему дуновению.

В приступе панического ужаса он увидел себя в полдень пьющим чай, слишком любезно предложенный ему госпожой Аконит. Подавая его, молодая женщина, явно не привыкшая к светскому обхождению, смотрела с едва уловимой иронией, а он еще отметил тогда в напитке крепкий ореховый привкус. В тот момент вкусное горячее питье подействовало на него благотворно, но теперь, когда в голове его ощущалась подозрительная легкость, он не без тревоги спрашивал себя, что же такое могла она подмешать к чайному листу, чтобы придать напитку столь странный аромат.

Моргая, чтобы прогнать слезы, наворачивавшиеся на глаза от нестерпимого света, мандарин вспомнил лекарственные растения, росшие в беспорядке в саду у госпожи Аконит. Он не был сведущ в травах, но вполне допускал, что среди обычных сорняков там могли быть и другие растения, в соке которых содержались яды, быстродействующие или медленные, но одинаково смертоносные. Вдовушка упомянула вскользь, что не чужда целительства, тогда что ей могло помешать приготовить какой-нибудь губительный отвар и для него? От этой безумной мысли по спине у него побежал холодный пот.

Участившееся дыхание заставило его на минуту прислониться к стене, чтобы прийти в себя. Эта короткая передышка и прикосновение шершавого камня напомнили ему его наблюдательный пост у дома госпожи Аконит, с которого он следил за Сю-Тунем. С ужасом вспомнил мандарин то, что увидел тогда: молодую женщину, заботливо предлагающую доверчивому монаху напиток, который тот проглотил залпом. А на следующий день на острове Черепахи иезуит демонстрировал ему спину, изъеденную гнойными ранами! А что, если этот маленький ритуал, исполнявшийся при каждой их встрече, и стал причиной появления тех ран, препятствуя впоследствии их заживлению? Но зачем ей было нужно, чтобы монах гнил заживо? Обливаясь холодным потом, судья с лихорадочной поспешностью расстегнул одежду, чтобы осмотреть собственное тело. Кажется ему или и правда он чувствует этот зуд по всей груди? Пока на коже не видно никаких изъянов, но сколько времени потребуется для появления прыщей и нарывов, за которыми неизбежно последуют гной и кровь?

Широко раскрытым ртом мандарин Тан ловил горячий воздух этого знойного дня, затем из последних сил вновь пустился в путь. Его ноги, с трудом продвигавшиеся по толстому слою дорожной пыли, словно налились свинцом. Отяжелевшее тело не поспевало за мыслями. Каждый шаг отдавался в мозгу именем госпожи Аконит: аконит — так называется ядовитый цветок, так зовут эту слишком молодую вдовушку. Что же все-таки случилось с ее мужем? Может, она и его отравила? В голове у него мелькали виды поселка, где жили бродяги. Что же такого странного заметил он там тогда? Была какая-то деталь, которая привлекла его внимание, но теперь, шагая вот так на негнущихся ногах с полной сумятицей в голове, он ничего не мог вспомнить.

Слабость одолевала мандарина Тана, но вот он заметил изогнутые крыши своей резиденции, и это неожиданно придало ему сил. Цепляясь за низкие ветви плюмерий, словно за перила спасительного мостика, он с трудом дотащился до своей спальни. Прохладная, тихая комната показалась ему прекрасней царских чертогов, и в тот самый момент, когда колени его подогнулись, он рухнул на кровать.

Засаженная софорами аллея дарила приятную свежесть этим ранним летним вечером, купающимся в красных лучах заходящего солнца. Прохожие, собираясь небольшими группами, обсуждали последний петушиный бой и новый спектакль, который вот-вот должен был начаться. Из-за сцены, украшенной гирляндами кобальтово-синих и ярко-желтых фонариков, слышались возгласы и сдавленные смешки, в то время как на подмостках устанавливали декорации, достойные императорского дворца. За кулисами актеры с набеленными лицами то и дело издавали громкие крики, а костюмеры тем временем водружали им на голову диадемы из мишуры.

Безразличный к царившему вокруг него оживлению, скопец Доброхот, извиваясь, словно змея, пробирался сквозь толпу, размышляя о заключенных за день сделках. Дела шли прекрасно, португальцы выказывали явное нетерпение, желая поскорее наладить торговые связи с местным населением. Обладая мощным флотом, давно уже бороздившим океанские просторы, они хотели играть главенствующую роль в торговле с Востоком. Господин Доброхот внутренне ликовал при мысли об открывающихся перед ним перспективах: ведь с приходом сюда и французских купцов, что неизбежно, он сможет играть на разнице в ценах, лавируя между теми и этими. От этого соперничества он уж точно будет иметь несколько лишних сапеков, которые украсят его и без того пухлый кошелек.

Он вперил свой странно неподвижный взгляд в людей, усаживавшихся перед сценой, на которой уже расположилась группка музыкантов, и с удивлением заметил знакомую фигуру, прислонившуюся к стволу дерева. Эта гордая и в то же время непринужденная манера держаться, эти косы, свернувшиеся в углублении плеч, могли принадлежать только одному человеку.

— Госпожа Аконит! — прошелестел он, бесшумно подойдя поближе. — Я и не знал, что вы любите театр. Вот, значит, на что вы тратите свое жалованье?

Молодая женщина обернулась, ничем не выказав своего волнения, и ответила ровным голосом:

— Театр интересует меня не больше, чем все остальное. Однако в этой пьесе речь как раз идет о воре, которого поймал один прозорливый судья и которому в конце концов отрубили голову — вроде бы топором.

Господин Доброхот подпрыгнул на месте и метнул в госпожу Аконит испепеляющий взгляд. Мерзавка не могла не знать, что скопцы не выносят упоминаний о любом действии, связанном с отрезанием или отрубанием, и что говорить с ними о ножах и прочих режущих предметах по крайней мере невежливо. Этой женщине и правда наплевать на все на свете!

— Я просто прогуливаюсь, а перед этим заходила к вам домой, — вновь заговорила вдова, распространяя в вечернем воздухе нежный аромат жимолости. — Однако ваша жена беседовала с мандарином Таном, и я ушла.

Крупные, как утренняя роса, капли пота выступили из пор перепуганного скопца. Он часто заморгал.

— Как?! Мандарин Тан опять приходил ко мне! А вы, случайно, не уловили, о чем они разговаривали?

— Так, самую малость. Кажется, они беседовали о способах совокупления и оргиях, при этом упоминались и ваши навыки по этой части, если я ничего не путаю.

Господин Доброхот, оторопев, уставился на нее. Она что, опять издевается над ним? В золотистом свете фонариков глаза молодой женщины казались ему совершенно непроницаемыми.

— Допустим, — согласился он, не желая показывать своего замешательства. — А мандарин ничего не спрашивал о документах, что я ему послал? И как он выглядел? Строгим, рассерженным, испытующим?

— Вы слишком многого от меня хотите, господин Доброхот! Лицо нашего судьи, хоть и весьма привлекательное, все же не привлекло моего внимания больше, чем обычно. Правда, постойте… Да-да, он интересовался, почему это больных арестанток должны были отправить на остров Могил.

Вытирая потные ладони о шелковую блузу, господин Доброхот изо всех сил старался сохранить присутствие духа.