За пределами просветления - Шри Раджниш

А хозяин сказал: «Но как же с покупками? Три недели я сижу здесь, кипя от негодования».

Зорба ответил: «Когда доступно так много прекрасных вещей, кто беспокоится о таких пустяках? Ты можешь каждую неделю делать вычет из моего жалования и постепенно вернуть свои деньги. Мне жаль, что я не смог вернуться раньше. И ты должен быть доволен, что я вернулся, — поскольку все деньги вышли, мне пришлось возвращаться. Но в следующий раз, когда я поеду, я вернусь с покупками».

Хозяин сказал; «Ты никогда больше не поедешь. Я пошлю кого-нибудь другого».

Вся жизнь Зорбы — это жизнь простого физического наслаждения, но без всякого беспокойства, без всякого чувства вины, без всякой озабоченности грехом и добродетелью...

Я бы хотел, чтобы этот человек Зорба был жив в каждом, ибо это ваше природное наследие. Но не надо останавливаться на Зорбе.

Зорба — это только начало.

Рано или поздно, если вы допустите полное выражение вашего Зорбы, вы обязательно станете думать о чем-то лучшем, более высоком, более великом.

Это придет не из мышления; это придет из ваших переживаний — ибо эти мелкие переживания станут скучными.

Сам Будда стал Буддой потому, что жил жизнью зорбы. Восток не обратил внимания на это обстоятельство — двадцать девять лет Будда жил так, как никакому Зорбе и не снилось. Зорба был так беден.

Отец Гаутамы Будды распорядился так, чтобы во всем царстве отбирались все прекрасные девушки для ублажения Будды. Для разных времен года он приказал построить три прекрасных дворца в трех разных местах. По его приказу были созданы прекрасные сады и озера. Вся жизнь Будды была просто роскошью, чистой роскошью. Но ему стало скучно.

Одно из самых значительных переживаний, с которым он столкнулся, случилось тогда, когда как-то вечером перед ним танцевали прекрасные девушки... он пил вино, они пили вино, а затем, опьянев, все заснули. Посреди ночи он проснулся и посмотрел вокруг, и он был поражен; и этот шок был одной из поворотных точек в его жизни. Какая-то девушка храпела... она выглядела так отвратительно, с уголка ее рта стекала слюна... у кого-то еще текло из носа. И он сказал: «Бог мой! Так вот она красота!»

Он был готов. На следующее утро он отослал всех девушек из дворца: «Я не хочу больше видеть никаких девушек. Чего достаточно, того достаточно». Фактически, это было более, чем достаточно. За двадцать девять лет он прожил столько, сколько обычному человеку не прожить и за четыре или пять жизней. Посреди всей этой роскоши он вскоре обнаружил, что ему скучно, и в его уме гвоздем засел вопрос: «И это все? Тогда ради чего мне жить завтра? Жизнь должна означать нечто большее, иначе она бессмысленна».

Именно из зорбы начался поиск Будды.

Не каждый становится буддой; и основная причина в том, что зорба остается непрожитым.

Ты улавливаешь мой аргумент? Мой аргумент таков: живи Зорбой в полной мере, и ты естественным образом войдешь в жизнь будды.

Казандзакис написал «Грека Зорбу». Он умер. Если бы ему позволили пожить подольше... Он был болен, он был очень напряженным, он оставался очень несчастным, так как он всегда боялся греха. И затем он был отлучен от христианской церкви, — а это означает осуждение на муки в аду; только христиане могут попасть в рай... и это был такой удар, который он не смог пережить. На самом деле, этим отлучением христианская церковь убила его.

Если бы он был жив, я бы сказал ему: «Ваша книга — это только одна половина. Вам надо написать другую книгу, "Зорба-Будда". Тогда это будет завершенный феномен. Но написать другую книгу вы можете только в том случае, если будете жить своим зорбой. Вы даже не жили зорбой, как же вы можете жить буддой?»

Наслаждайся своим телом, наслаждайся своим физическим существованием. В этом нет никакого греха. За этим скрыт твой духовный рост, твое духовное блаженство.

Когда ты устанешь от физических удовольствий, только тогда ты задашь вопрос: «Есть ли еще что-нибудь?»

Этот вопрос не может быть только интеллектуальным, он должен быть экзистенциальным: «Есть ли еще что-то?» И когда этот вопрос будет экзистенциальным, ты обнаружишь внутри себя нечто еще.

Там много чего будет. Зорба — это только начало.

Как только будда, пробужденная душа, овладеет тобой, ты познаешь, что удовольствие не было даже тенью. Будет столько блаженства... Это блаженство не против удовольствия. Фактически, именно удовольствие приведет тебя к блаженству.

Между Зорбой и Буддой нет борьбы. Зорба — это стрела; если ты правильно последуешь за ней, ты достигнешь Будды.

Безусловно, в Греции атмосфера иная, чем в Индии. Греческая личность осталась материалистической.

В Индии основная атмосфера — это атмосфера пробужденной души.

Даже если ты продолжаешь спать, это не имеет значения, ведь вокруг тебя атмосфера восхода солнца. Поют птицы, распускаются цветы, и отовсюду поступают указания, что пора просыпаться.

Я поеду в Грецию снова, так как я наслаждался всеми этими депортациями. И в следующий раз мне придется говорить о Будде — ведь я там говорил только о Зорбе, а я никогда ничего не оставляю незавершенным.

И министр внутренних дел Греции уже пригласил меня: «Мы все устроим, приезжайте».

Я ответил: «Я приеду, но по крайней мере в течение трех недель не депортируйте меня», — так как ни одна страна, кажется, не в состоянии терпеть меня более трех недель. И есть страны настолько идиотские, что они не могут потерпеть меня даже тридцать шесть часов.

Англия оказалась наихудшей. Мне не дали и шести часов поспать в аэропорту — я даже не был на территории страны, а оставался в аэропорту, в комнате для отдыха. Но и там мне не позволили поспать хотя бы шесть часов.

Я спросил: «Какие у вас основания?», — служащий аэропорта ответил: «У нас нет никаких оснований. Вот бумага, информация от премьер-министра, в которой говорится: "Этот человек опасен, его нельзя впускать в страну"».

Но я сказал: «Я не собираюсь въезжать в Англию, из этой комнаты Для отдыха нет возможности попасть в Англию. И вы хорошо меня проверили — у меня нет с собой никаких бомб и всякого такого. И если я посплю часов шесть в аэропорту, какую опасность я буду представлять? Вы только подумайте...»

Он сказал: «Не втягивайте меня в неприятности, так как завтра этот вопрос будет обсуждаться в парламенте, и тогда мне придется отвечать за вас».

Так что мне пришлось на шесть часов отправиться в тюрьму. Мне сказали: «Единственное место, где мы можем позволить вам оставаться, — это тюрьма».

А на следующий день этот вопрос обсуждался в парламенте, и я всегда удивляюсь, когда поднимается этот вопрос и дается один и тот же ответ: «Этот человек очень опасен», — но ни у кого в парламенте не хватает ума спросить: «Какая опасность в том, что он просто поспит в аэропорту? Может быть, он и опасен, но какую опасность он представляет, спящим в аэропорту?» Никто в парламенте не задал такой вопрос.

Итак, я сообщил греческому министру, что приеду. Я Должен поехать туда.

На самом деле, я думал остаться там еще на некоторое время, и моя виза позволяла мне оставаться в Греции еще пятнадцать дней, но архиепископ Греции пригрозил правительству, что если меня немедленно не депортируют, они сожгут дом, в котором я остановился, сожгут заживо меня и всех, кто был со мной, подорвут дом динамитом.

И правительство перепугалось, они подумали: «Может возникнуть проблема, лучше немедленно выслать этого человека».

Я спал, когда меня пришли арестовывать. Обычно людей не арестовывают, когда они спят.

И у них не было никаких оснований, так как я пятнадцать дней не выходил из дома. Я сказал: «Вы должны представить какие-то основания, почему вы депортируете меня».

Они сказали: «У нас нет никаких оснований, только приказы сверху». И все эти приказы были основаны на угрозе архиепископа.

Это был тот самый архиепископ, который отлучил Казандзакиса от церкви.

И эти люди живут, как бы отстав от времени. Они не наши современники.

Ведь в тот день, когда меня депортировали с того острова, жители острова, которые не имели никакого представления обо мне, они слышали только слухи... Но когда они узнали об угрозе архиепископа, им всем стало стыдно. И они спросили меня: «Мы бедные люди, чем мы можем помочь?»

Я сказал: «Отправляйтесь все в аэропорт, чтобы показать архиепископу, сколько людей с ним и сколько со мной — хотя я пробыл здесь только пятнадцать дней, а они здесь находятся вот уже две тысячи лет». И в церкви с архиепископом было только шесть старух, а в аэропорту было три тысячи человек, весь остров.

Тем не менее, они не понимают, что они больше не нужны, что их время кончилось. И они говорят о том, что надо любить врага своего и надо любить соседа своего, что Бог есть любовь, — а сами пригрозили человеку, который ничего не сделал, что сожгут его заживо, со всеми его друзьями. А в том большом особняке находилось по меньшей мере двадцать пять человек.