Операция «Оверлорд». Как был открыт второй фронт - Макс Хастингс

Рядовой Ричардсон из 82-й воздушно-десантной дивизии, спавший в своем окопчике на полуострове Котантен, был разбужен в лучах яркого солнца ревом проносившихся над ним истребителей-бомбардировщиков. Проголодавшийся и томимый жаждой, он сжевал плитку шоколада, и тут послышалась команда о начале движения. Ричардсон прихватил оказавшийся бесхозным гранатомет-базуку, хотя сделал это без особого желания, так как имел весьма смутное представление о том, как из него стрелять. С длинной колонной солдат, среди которых не было ни одного знакомого ему лица, шел он по полям Нормандии. У живой изгороди вдоль дороги колонна остановилась. Два офицера, шедшие во главе колонны, склонились над картой, решая, в какую сторону двигаться дальше. Внезапно был подан знак всем лечь и не шевелиться. Послышался звук приближавшейся автомашины. Солдаты замерли в тех позах, в каких застал их этот звук. Ричардсон и другие солдаты увидели головы трех немецких оккупантов, проплывавших над живой изгородью, словно головные мишени на стрельбище. Казалось, никто не шевельнется, чтобы задержать немцев, ожидая, что первым это сделает кто-то другой. И все же нашелся солдат, который вскочил и дал по автомашине очередь из автоматической винтовки Браунинга. Неуправляемая машина уже сваливалась в канаву, когда кто-то крикнул: «Кончай с ними!» — и швырнул гранату. Однако все немцы были уже мертвы. Одним из них оказался командир 91-й немецкой дивизии генерал-лейтенант Вильгельм Фалей, возвращавшийся в свой штаб после злосчастной военной игры, проводившейся в Ренне.

Многие парашютисты, как и Ричардсон, никогда до этого не видели только что убитого человека, да к тому же мирным летним утром в сельской местности. Поэтому этот эпизод для них оказался довольно удручающим. Оставив немцев там, где они лежали, солдаты поспешили поскорее убраться из этого места в луга, покрытые полевыми цветами, над которыми жужжали только насекомые. Они встретили другую группу десантников из 508-го полка 82-й воздушно-десантной дивизии, конвоировавших более 30 немецких военнопленных, которых они расставили по чинам, как для парада, по обочине дороги. Большинство из них были либо поляки, либо азиаты из России. Один из солдат устроил скандал, требуя расстрелять этих пленных. Он кричал: «Япошки убили моего брата!» Стоило большого труда отговорить его от этого намерения, хотя позднее Ричардсон слышал, что всю эту группу пленных все же прикончили.

Ричардсон стал себя чувствовать теперь значительно лучше, так как в составе новой группы парашютистов оказался один из его близких друзей, долговязый парень из штата Оклахома по имени Эрл Уильямс, сержант, бывший командир 3-го взвода. Они устроились рядом и завели разговор о деньгах. Еще перед вылетом Уильямс поменял 100 долларов на франки. В тот момент Ричардсон не видел в деньгах никакой необходимости, хотя Уильямс уговаривал его взять у него несколько франков. Они лежали на траве и болтали довольно долго, вспоминая о войне только тогда, когда в нескольких сотнях ярдов от них разрывался очередной снаряд. В конце концов они укрылись парашютным шелком и уснули.

Боевой опыт Ричардсона был весьма небогатым. Пока группа десантников, к которой он примкнул, шла по бездорожью, она не встречала особых помех, в то время как многие другие американские парашютисты вступали в отчаянные схватки за овладение дамбами и деревушками в восточной части полуострова Котантен, а 6-я английская воздушно-десантная дивизия уже с трудом сдерживала ожесточенный натиск немецких войск северо-восточнее Кана. Тем не менее впечатления молодого парня из штата Нью-Йорк имели особую ценность, поскольку они были проникнуты чувством подлинной беспристрастности, которое испытывало в те первые часы большинство солдат, после того как их внезапно оторвали от обстановки мирного английского лета и забросили на незнакомое поле боя. По мере того как один день сменялся другим, это поле боя приобретало все более реальные черты, и постепенно наступало время, когда солдаты стали редко вспоминать о том, что где-то существует совсем иной мир. Лишь только после того, как операция «Оверлорд» стала событием далекого прошлого, многие тысячи солдат смогли осознать всю грандиозность событий, участниками которых они являлись. В те же первые дни эта величественная картина еще не раскрылась во всей своей полноте, и многим она казалась просто фантастической, где они каким-то образом очутились в качестве наблюдателей.

По мере приближения десантной баржи к участку «Суорд» подчиненные лейтенанта Чарлза Манди делали все, чтобы заглушить остроту ощущений момента, вливая в себя порции рома, который они сэкономили за три месяца ожидания этих событий. Когда они находились еще в миле от берега, прилетевший оттуда снаряд ударил в борт их десантной баржи, после чего экипажам было приказано укрыться в своих танках. Их «Шерманы» с бойковыми минными тралами, входившие в состав 22-го гвардейского батальона 30-й бронетанковой бригады, должны были действовать впереди сил высадки на восточном фланге. Жителю Лондона лейтенанту Манди был 31 год. Он удивился, что видимая впереди конфигурация береговой линии точно соответствовала аэрофотоснимкам, которые он и его подчиненные так усердно изучали.

Некоторые из его подчиненных выполняли свои обязанности с театральной торжественностью. Так, сигнальщик 2-го батальона 8-й пехотной бригады сыграл на трубе сигнал общего приветствия, когда их десантно-штурмовая баржа проходила мимо английского штабного корабля. Коммандер Ангус Маккензи, находившийся на борту эсминца «Андаунтид», стоял на мостике в шотландской шапочке и играл на волынке для проплывавших мимо эсминца десантно-штурмовых барж и катеров, набитых пехотинцами и устремившихся к берегу.

Рядовой Джон Хайн из 1-й американской дивизии рассказывал: «Я чувствовал легкую тошноту, но был уверен в четкой организации — все было так хорошо организовано и так продумано, что не оставалось места для личного страха». Хайн был сыном врача-еврея и родился в Германии. В 1936 году, когда ему было 15 лет, его семья бежала, из Германии и обосновалась в США. Свою новую родину Хайн принял с энтузиазмом, на который способны только иммигранты. Когда он, бывший студент консерватории, плыл к участку десантирования «Омаха», он был безмерно горд тем, что на нем была американская военная форма. Батальонный капеллан из 69-й бригады 50-й английской дивизии Генри Ловенгроув с удовлетворением чувствовал себя уже достаточно обстрелянным, чтобы впредь не вести себя как в первом бою в Северной Африке, когда, охваченный паническим страхом во время минометного обстрела, беспрестанно твердил: «Где моя каска? Где же моя каска?» Каждый солдат, до этого побывавший в боях, в день 6 июня с большим облегчением почувствовал, что теперь он вполне способен выполнить все, что от него потребуется. Однако этого чувства были лишены еще многие тысячи необстрелянных солдат, находившихся на огромной массе десантно-высадочных средств, устремившихся к берегу и обдаваемых фонтанами соленых брызг.

Многие солдаты оборонявшейся стороны в пределах участка «Юта» — самого западного участка прибрежной полосы высадки союзников, находившегося как раз на изгибе полуострова Котантен, — оказались в беспомощном состоянии из-за бомбардировок с воздуха и артогня корабельной артиллерии. Они были просто деморализованы той картиной, которая открылась перед ними, когда прямо против них к берегу подошла первая десантная баржа. В опорном пункте W-5, находившемся в самом центре прибрежной дамбы, в том районе, где предстояло высаживаться 4-й дивизии, солдаты 3-й роты 919-го немецкого полка лежали ничком, вздрагивая при разрывах и зажимая ладонями уши, когда 360 средних бомбардировщиков «Мэродер» штурмовали их позиции, а вслед за ними последовал обстрел позиций корабельной артиллерией, снаряды которой ложились с высокой точностью. Были полностью разрушены позиции 50-мм пушек, 75-мм противотанковых орудий и многие бункеры и укрытия. Как только прекратился артиллерийский обстрел, пожилой вестовой вскочил на ноги и закричал своему офицеру: «Все разрушено! Все разбито! Нам остается только сдаваться!».[101] Командир 3-й роты, 23-летний ветеран войны Артур Янке, заслуживший в России Рыцарский крест, прежде чем его перевели во Францию из-за ранений, приказал подчиненным занять свои места на позициях. В то же время он с чувством горечи сознавал, что оборонять свой сектор побережья ему придется всего с одним 88-мм орудием — зарытой в песок танковой башней старого французского танка «Рено» — и несколькими пулеметами и минометами. Но больше всего он был потрясен зрелищем огромной армады, появившейся у берега: стало ясно, что противник высаживается во время отлива, тогда как каждое орудие и каждый бункер размещался исходя из полной убежденности Роммеля в том, что ожидавшееся вторжение «янки» будет предпринято при высокой воде.