Все радости жизни - Павел Кодочигов

— Все закономерно: сами условия жизни толкают слепого человека к усиленному размышлению, внимательности, сосредоточенности. Мир эмоциональных переживаний, теоретических размышлений становится «своим миром», слепые глубже впитывают и лучше запоминают любое новое впечатление, они, если хочешь знать, более любопытны, более способны, чем зрячие, хотя для ознакомления с каким-то новым предметом, явлением слепым нужно затратить гораздо больше времени, — убеждал Дукельский, а ему можно было верить — один университет у Дукельского уже был за плечами.

По радио передавали сводку Совинформбюро.

Голос Левитана звучал особенно торжественно: он сообщал об освобождении многих украинских городов и населенных пунктов, перечислял трофеи. И только зазвучали победные марши, в дверь постучали.

— Войдите, — крикнул Саша — он был один в комнате.

— Абызова я могу видеть? — спросил девичий голос.

— Его нет…

— А он здесь живет? А где он сейчас? А правда, что он воевал под Харьковом и раненым выходил из окружения? Скоро Киев освободят, из вашей комнаты там никто не сражался? Нет, ну ладно, в других поищу…

Пока Саша отвечал девушке, по радио успели передать областные последние известия. В них мелькнуло объявление о приеме на курсы по подготовке адвокатов.

Окно заклеить пока не собрались, в комнате гулял ветер. Саша залез под одеяло, накинул сверху пальто, немного согрелся. Курсы, курсы… Раньше бы другое дело… Шесть месяцев! В институте готовят юристов четыре года, в юридической школе — два. Ерунда какая-то! Но если поступить на курсы, можно стать адвокатом, работать вместе с Раей, и очень скоро!

Мысль эта подогрела. В нетерпении отбросил одеяло, сел на кровати. После курсов примут и в институт, потому что нельзя будет сказать: «Ты не сможешь работать по специальности…» Черт возьми, это то, что надо! Но что скажет Суханов, Рая, ребята, особенно Петя Борисков? Променять университет на курсы — не смешно ли? Короткий путь не всегда надежен — правильно, однако и длинный иногда уводит в другую сторону. Учителем он стать не думал, историей не увлекался, и в университет-то попал по воле случая, ради того, чтобы получить высшее образование. Так что же? Образование ради образования? А мечта, стремление, желание, весь смысл дальнейшей жизни по боку?

Что же делать и как быть? Снова заколдованный круг! В попытках разорвать его прошла ночь, а утром Саша поехал по знакомому адресу; Малышева, 2, где размещались юридический институт и школа, и узнал, что курсами будет руководить старый знакомый — директор школы Дежуров. Поколебавшись, Саша постучал в его кабинет и услышал:

— Я уже дважды разъяснял тебе, почему не могу принять в школу. Сейчас могу сказать то же самое. Извини меня — спешу на лекцию.

Под директором скрипнул стул, послышались грузные шаги. Дежуров взял Сашу под руку и вывел из кабинета… Щелкнул английский замок, по деревянным ступенькам простучали сапоги.

Саша был готов к отказу, но не к такому грубому и бесцеремонному. Прошло минут пятнадцать, пока начал спускаться по лестнице. По привычке пересчитал ступеньки. Их оказалось пять. «Я по ним похожу!» — решил он.

В городе бесновался ветер, шуршали мерзлые листья, сыпал мелкий снег. Наверное, лучше было дойти до улицы Ленина и сесть на трамвай. Саша пошел пешком — если сосчитал ступеньки, надо изучать и дорогу.

В первый день работы курсов, перед началом лекций, выступил Дежуров. Он поздравил слушателей с началом занятий, пожелал упорной учебы и выразил надежду на то, что все двадцать восемь курсантов станут стажерами коллегии адвокатов.

Ответное слово держала староста группы Белла Ракитина и в конце спросила:

— Вы не ошиблись, Михаил Яковлевич? Вас слушали двадцать девять человек.

По аудитории пронесся шорох — видимо, все повернулись к Саше, двадцать девятому. Он уловил недовольный вздох директора.

— Здесь незаконно присутствует лишний человек — Камаев. Вольнослушатель, так сказать, но, я думаю, мы найдем с ним общий язык, и он не будет мешать вам. Так ведь, Камаев?

— Я хочу учиться, а не мешать… — Саше хотелось сказать директору многое, но он сдержался.

На другой день для него не оказалось стула.

— В чем дело? — спросила старосту преподаватель Александра Модестовна Быстрова.

— Этот человек не зачислен — он слепой, — пояснила Ракитина, — и Михаил Яковлевич специально приказал убрать лишние стулья.

— Выполнение этого приказа не делает вам чести, Ракитина, — перебила старосту Быстрова и отдала свой стул: — Садитесь, пожалуйста.

Маленький плацдарм был завоеван. Саша на нем закрепился и сдавать не собирался — приходил на занятия раньше всех и не спеша занимал свое место.

— Куда это ты, рыцарь, исчезаешь по вечерам и являешься таким, будто на тебе пахали? А может, сам пашешь? — спросил недели через две Борисков.

— Пашу, Петя, пашу, — признался Саша и рассказал о своей тайне.

— Лю-бо-пыт-но! За двумя зайцами погнался… Какого же ухватить хочешь?

— Понимаешь, я давно хотел стать адвокатом…

— Тогда надо уходить из университета.

— Не могу. Пока не могу: на курсы я не зачислен, карточки там не дадут, общежития нет. Да что карточки! Директор книги запретил выдавать, а сегодня пообещал вызвать милицию.

— Гад твой директор! — вскочил Борисков. — А ты что, толстовец? Почему не воюешь? Я бы на твоем месте… Хочешь, я в обком комсомола схожу?

— Надо будет, сам схожу, — отказался от помощи Саша.

— Сам так сам. Тяни, только ноги не протяни.

— Постараюсь.

Так и учился: с утра в университете, вечером на курсах. Дежуров его «не замечал». Саша тоже не лез ему на глаза, а слушатели и преподаватели уже признавали своим. Особенно приметил Сашу кандидат юридических наук Карл Сергеевич Юдельсон. Разговорился как-то с Сашей, расспросил о его житье-бытье, очень удивился, узнав, что он учился в обыкновенной школе, и проникся уважением.

— Пока ничего обещать не могу, но постараюсь помочь, — пообещал в конце разговора.

Вскоре Сашу пригласил председатель президиума областной коллегии адвокатов Степан Иосифович Мокроусов, вручил официальное направление, поразглядывал, пока шла беседа, так и этак и вызвал секретаря:

— Катя, выдайте товарищу деньги, чтобы купил отрез на пальто, а то у него оно немного поизносилось…

Саша не помнил, как дошел до общежития. Вошел в комнату, плюхнулся на койку и никак не мог прийти в себя от случившегося: все мытарства и невзгоды позади! Успокоившись немного, рассказал о Мокроусове ребятам.