Самозванцы - Сантьяго Гамбоа

— Пока ты живешь внутри куколки бабочки, играя в малазийского тигра, реальная жизнь попадает в почтовый ящик. Именно я отвечаю на письма из банка, из агентства по медицинскому страхованию, я слежу за тем, когда истекает срок подачи налоговой декларации.

— Я не виноват, что писать на французском так трудно, — отвечал я. — Если бы мы жили в Боготе, всем этим занимался бы я.

Посмотрев на часы, я понял, что Чжэн ушел уже более десяти минут назад. Удалось ли ему пробраться в дом незамеченным? Я поднялся на цыпочки, чтобы поглядеть поверх стены, и в ужасе увидел какую-то компанию, которая пила кофе на террасе. Все были светловолосыми, одеты в темное. Если б у них была собака, они бы меня обнаружили. Потом я услышал шум из-за утла стены, и появился Чжэн.

— Вон тот — Тони. — Он показал на одного из сидящих. — Возможно, он действительно племянник кого-либо из священников, но у него в чемодане я нашел набор отмычек, электрический кабель, перчатки, мини-фотоаппарат и инфракрасный бинокль. Вам это не кажется странным?

— Да, действительно, весьма странно, — согласился я. — А как вам удалось проникнуть в его комнату?

— Я ходил босиком, чтобы не шуметь. Вы слышали о ниндзя?

— Да, только не говорите, что вы…

— Нет, конечно, нет, — возразил он. — Это просто пример. Я могу вам сообщить много новостей. Во-первых, Жерара у них нет, потому что мне удалось выяснить, что они ищут рукопись.

— Серьезно?

— Да, и кроме того, у этого мнимого племянника, Тони, в сумке сборник стихотворений Ван Мина. А внутри, на странице факса с данными из аэропорта — они касаются, я полагаю, вашего рейса в Пекин, — у него от руки написан ряд имен: Амброз, Барк, Жерар, Ословски, Сунь Чэн и Малле. Перед ними стоит вопросительный знак, а дальше заглавие знаменитого сочинения, «Далекая прозрачность воздуха». Вы успеваете следить за моей мыслью?

— Думаю, да, — кивнул я. — Это имена тех людей, у которых, как он думает, может быть рукопись. Отсюда вывод о том, что они ее ищут.

— Отлично, — произнес Чжэн. — Вижу, вы быстро учитесь. Теперь нужно быть начеку, наверняка они начнут следить за нами.

— Как изящно, — ответил я, — мы за ними, а они за нами.

— Да-да, именно, — сказал Чжэн. — По правде говоря, если бы это дело не было столь опасным, оно было бы чрезвычайно забавным.

Сказав это, он пошел прочь от стены.

— Мы уже уходим? — спросил я.

— Ну, раз они ищут рукопись, не думаю, что они нам сейчас могут чем-то быть полезны.

— Это точно. Пойдемте.

Добравшись до джипа, Чжэн позвонил по телефону и заговорил по-китайски. Я принялся разглядывать пейзаж, который был немного скучным: канал, бесконечные саженцы персиков, в отдалении, в дымке, несколько деревьев. Мы молча двинулись в обратный путь.

— Дальше будет интереснее, — сказал мне Чжэн. — Вот увидите.

— Что именно?

— Один наш сотрудник нашел того официанта из кафе, который опознал рукопись, — ответил он. — Мне только что дали его адрес.

Дом находился на юго-востоке Пекина, в традиционном квартале, который сносили, чтобы расширить улицу, превратив в большой проспект.

Подойдя к входу, Чжэн дважды постучал в дверь и сказал мне:

— Лучше быть настороже, здесь всякое может случиться.

Я напряг мускулы. Потом мы услышали шаги и звук ключа. Дверь открыла очень старая женщина. Чжэн поздоровался с ней и заговорил по-китайски. Старуха отрицательно качала головой, но Чжэн настаивал, говоря так властно, что, несмотря на то, что я не понимал его слов, у меня кровь стыла в жилах. Через минуту, хотя как будто ничего необычного не произошло, я увидел, как Чжэн вдруг ощетинился, будто кошка, и прыгнул на стену. Женщина закричала, и только в этот момент я заметил человеческую фигуру, бегущую по крыше. Потом на меня посыпался град камней, который погнал меня в дом, причем женщина захлопнула дверь, едва не обрубив мне пальцы. Через минуту появился Чжэн, ведя за руку молодого человека. У того было красное пятно на скуле и разбитый нос.

— Едемте! — крикнул он мне. — Садитесь за руль!

В это мгновение в наши головы снова полетели камни, и я бросился бежать к шоссе. Добравшись до машины, я возблагодарил небеса. Колени дрожали. Чжэн залез следом, подталкивая нашего заложника, которого он уложил на пол так, что тот не мог пошевелиться, лицом вниз.

— Нам повезло, — сказал я Чжэну. — Если бы мы были в моей стране, в нас полетели бы не камни, а пули.

— Я никогда не был в вашей стране, — ответил он. — Видимо, поэтому не понимаю вас.

— Я там родился и тоже этого не понимаю, — возразил я. — Как, черт возьми, заводится эта машина?

Три куска черепицы ударили в крышу джипа.

— Ключом, — сказал он мне. — Если вам удастся унять дрожь в руках, вы сможете вставить его в гнездо зажигания. Скорее.

Мотор зарычал, потом я нажал ногой на педаль газа, и мы двинулись в путь. Позади, на асфальте, остались следы от шин и толстый слой песка.

В последней главе книги Аристида, бельгийского иезуита, Гисберт нашел то, что искал: «Теперь, когда демоны повержены, когда крест установлен на этой дикой земле, мы можем попытаться понять, отчего же возникла эта опустошающая ярость. О, читатель, ты, вынужденный переживать позорные события, которым поневоле стал свидетелем автор этой хроники, приготовь теперь свою душу к тому, что последует дальше, ибо, кажется, кроме их языческих идолов, кроме ошибочных, извращенных верований, здесь появляется еще некая книга — что я говорю! — всего лишь рукопись: немного зеленоватой краски на бумаге, — ставшая причиной чудовищных событий, и ужас охватывает при одной мысли о том, что человек когда-либо может найти этот документ; эта рукопись, уверяю вас, по словам тех, кто умеет разбирать их несуразный язык, побуждала Боксеров уничтожать нас. Не знаю, как указанный текст попал в руки к одному высокопоставленному французскому чиновнику, и в мою задачу не входит это выяснять, как не входит в нее и задаваться вопросом, почему этот высокопоставленный чиновник соблаговолил взять на себя охрану рукописи. Я знаю только, что рукопись положили в сейф во французской миссии в ожидании, пока решится ее судьба. Тот чиновник уже уехал, скоро уеду и я. Надеюсь лишь, что эти полные ненависти письмена, в которых было зарифмовано наше уничтожение, не будут сохранены. Пусть пожрет их пламя забвения!»

На исходе бессонной ночи Гисберт, дрожа от волнения, наконец-то держал в руках свою награду: да, Лоти получил рукопись «Далекой прозрачности воздуха», именно это и предполагал профессор, а потом отдал ее в миссию, возможно, с намерением забрать, когда волнение уляжется и жизнь потечет по прежнему руслу. Иезуит Аристид, как следовало из его собственной хроники, знал о существовании рукописи, но не держал ее в руках, и Гисберт предположил, что рукопись не была уничтожена. Сколько человек могли знать, что имел в виду Аристид, говоря о «рукописи»? Немногие. Доказательством служило то, что сам он, профессор синологии, за сорок лет напряженной научной работы никогда о ней не слышал. Одержимый исследовательским зудом, Гисберт бросился к телефону и разбудил свою секретаршу в Гамбурге. Он попросил ее, чтобы она поискала в банке данных библиотеки, которая поддерживала связь с большинством университетских библиотек Европы и Соединенных Штатов, все, что имеет отношение к книге «На острие смерти» Доминика Аристида, вышедшей в 1908 г., а также к «Далекой прозрачности воздуха» Ван Мина. Сделав это, он спустился в ресторан отеля и съел тарелку отварных овощей с мясом, в ожидании, пока секретарша, перезвонит ему с результатами.

Через час он получил ответ.

— Я не нашла абсолютно ничего, профессор, — сказала она. — Что касается бельгийского автора, ни об издательстве, ни о нем самом нет ни малейшего упоминания. Ничего нет и о книге Ван Мина.

Раздумывая над ее словами, Гисберт вернулся в холл гостиницы, спросил адрес французского посольства и вызвал такси. Было очень рано. Пока машина продвигалась к центру города, он подумал, что впервые его работа напоминает детективное расследование.

Приехав в посольство, расположенное в новом дипломатическом квартале, Клаус Гисберт предъявил свои документы и попросил аудиенции руководителя отдела культурных связей. Через минуту после того как его документы просмотрели, небольшой человек с нервическими манерами, худой, седовласый, пригласил его пройти в кабинет.

— Я хотел бы получить разрешение поработать в архивах миссии, относящихся к 1901 году, мсье, — сказал Гисберт на превосходном французском. — Я провожу исследование о восстании Боксеров и думаю, что в вашей библиотеке должна быть ценная информация.

Дипломат посмотрел на него с интересом, молча. Потом кашлянул и сказал:

— Вы работаете над книгой или речь идет о чисто научном, университетском исследовании?