Золотая пряжа - Корнелия Функе

– Если вам нужна бабушка, то ее нет, – пропищала малышка. – О, как она разозлилась! Конечно, ведь он ее обманул.

Заливистый детский смех плохо вязался с мрачной обстановкой избушки. Внучка яги отставила руку, и между ее пальцами появилась тоненькая золотая нить, на вид не крепче паутины. Девочка поднесла ее к груди Лиски.

– Так я и знала. – Нить исчезла, стоило ребенку опустить руку. – Он твой.

Девочка взяла у Лиски рушник и втащила ее в избушку. За порогом стояла непроглядная темень, но маленькая хозяйка звонко хлопнула в ладоши.

– Эй, чего ждете? Несите свечи, гость недалече!

Не меньше дюжины огоньков задрожали под ветром, словно зажженные невидимыми руками.

– Эй, не спи-шевелись, молока наливай, каравай подавай, гостя привечай!

Невидимые слуги выдвинули из-под стола стул, и Лиска села.

«Где Джекоб? Что вы с ним сделали?» – хотелось спросить Лиске, но вместо этого она принялась уплетать сладкую булочку, запивая молоком. Все это время малышка не сводила с гостьи зеленых, как у кошки, глаз. Лишь только Лиска сделала последний глоток, девочка снова схватила ее ладонь.

Комната, куда они вошли, была еще темнее предыдущей. Во мраке бледным пятном проступало лицо Джекоба. Приглядевшись, Лиска увидела деревянные цепи, опутавшие его туловище, шею и ноги. На лбу и щеках зияли глубокие раны. Похоже, пленник потерял сознание.

– Он так и не открыл ей, где твое платье, – прошептала девочка. – Хотя она и напустила на него воронов. Оно просто исчезло прямо у бабушки из-под носа.

Как ни старалась Лиска, цепи не поддавались, но стоило девочке коснуться их, как они тут же разомкнулись и упали под ноги пленнику. Лиса подхватила его под руки. Джекоб пришел в себя, однако, похоже, ничего не помнил. Лиска сомневалась, что он узнал ее.

– Скорее, – торопила девочка. – Пока бабушка не вернулась.

Лиска потащила Джекоба к выходу. Она понимала, что сейчас спрашивать его о шкуре бесполезно.

– Почему ты нам помогаешь? – спросила она малышку, когда та открывала им дверь.

В ответ внучка яги показала ей золотую нить, натянутую между растопыренными пальчиками.

– Золотая пряжа и бабушку уважит. – И тут же серьезно добавила: – Но она очень хотела твое платье.

Джекоб ткнулся лбом в Лискино плечо.

– Дай ему время, – сказала девочка. – Его душа спряталась, чтобы ворон не разорвал ее в клочья.

С этими словами малышка наклонилась к росшему возле порога репейнику и протянула Лиске горсть колючих цветов вместе с платком, который достала из рукава.

– Бросишь за спину, когда закричат вороны, а если не отстанут, плюнешь в платок и тоже бросишь. А теперь идите. До ворот тебе придется тащить его без меня. Бабушка чует, когда я выхожу из дому.

Частокол с черепами казался совсем близко, но Лиска с трудом переставляла ноги, и он как будто отдалялся с каждым шагом. Из опасения, что душа Джекоба останется здесь, Лиска шептала на ухо его имя. Ханута и Сильвен ждали под деревьями. «Стойте где стоите», – одними глазами умоляла их Лиска. И Ханута понял. Он схватил Сильвена за рукав и потащил обратно, пока тот не бросился ей на помощь.

Еще пара шагов.

Лиска обернулась. Внучка яги стояла на пороге, задрав голову к вершинам деревьев. Похоже, прислушивалась, не возвращается ли бабушка.

Еще шаг. Всего лишь шаг, Джекоб.

Но он был далеко, быть может, все в той же мрачной избушке. Лиску охватила новая волна страха: что, если он так и не выберется оттуда, даже если им удастся удрать от яги?

Пальцы нащупали створку ворот. Лиска толкнула ее ногой, чувствуя, как бьется сердце Джекоба.

Девочка все еще стояла на пороге, однако лишь только Лиска закрыла створку, слилась с резной дверью, словно всегда была частью узора, – едва заметным человечком между фигурой ворона и старухи.

Ханута утер пот со лба, но с места не сдвинулся, пока Лиска не достигла деревьев. Сильвен взвалил Джекоба на плечи, и компания двинулась на северо-восток, где лес редел, постепенно сменяясь с лиственного на хвойный.

Воронов они услышали скоро. Стоило Лиске бросить горсть репейника, за спиной беглецов выросла изгородь высотой с самое высокое дерево. Проклятия яги разносились над топкими болотами, которые преодолевали путники, над ручьями, речушками и пышными лугами с кругами мокрой травы, обозначающими места русалочьих танцев.

Лиска вспомнила русалку в одном ярмарочном балагане в Лотарингии. Зазывала поливал бедняжку водой из ведра, но она увядала на глазах, как сорванный цветок. Отчим хотел потыкать ее палкой через прутья решетки, Лиска ударила его по руке и бросилась прочь – от этих несчастных русалок, лесовичков и отощавших болотных гномов.

Дальше. В незнакомую чащу, оглашаемую злобными криками ведьмы. Джекоб снова впал в беспамятство, а в Лиске проснулся страх, что его душа навсегда осталась в лесной избушке и они с Сильвеном несут лишь пустую оболочку.

Потом, как и предупреждала девочка, снова объявился ворон. Лиска бросила платок – и за спиной беглецов образовалось озеро. Птицу это не остановило, но яга позвала ее обратно. Она еще долго стояла на берегу, в платье с такой же замысловатой вышивкой, что и рушник, спасший жизнь Лиске, и глядела им вслед, пока не скрылась в лесу с вороном на плече. Возможно, старуха увидела в воде опечаленное лицо внучки и не захотела больше ее огорчать.

Но Лиса не остановилась. Лишь когда, миновав последний участок леса, они вышли на безбрежную равнину с лугами и полями, она позволила сделать первый привал. Ханута пыхтел и размахивал руками, как жук, опрокинутый на спину. Джекоб уснул. Он так и не пробудился, пока они пересекали луг за лугом с редкими деревьями, отдыхая под которыми Лиска мучилась одним-единственным вопросом: неужели в том лесу с мрачной хижиной навсегда осталось все то, к чему она привязалась в жизни?

Безлюдные луга серебрились в лунном свете. Услышав сквозь сон, как выругался Сильвен, Лиска поняла, что Джекоб открыл глаза. Какое-то время она не решалась в них заглянуть, из опасения, что не обнаружит там ничего, кроме пустоты, однако потом ей все же удалось совладать со страхом. В конце концов, не зря же они сюда его тащили! Кто знает, быть может, взгляд Джекоба отразит новые знания о темной стороне мира. Даже если яге удалось украсть у него пару лет жизни, душу на этот раз она, похоже, все-таки упустила.

Джекоб достал из кармана куртки перо, некогда белоснежное, но запачканное кровью. Лиска сразу его узнала. Несколько месяцев назад она сама вытащила его из гнезда человека-лебедя. Шрам до сих пор оставался у нее на плече.

Джекоб положил перо ей на колени, и шкура сразу соткалась из воздуха, словно перо воплотило самую заветную Лискину мечту. Все потеряно и снова обретено. Лиса гладила мех, утирая слезы.

– Все равно ты не должен был туда возвращаться. Это всего лишь шкура.

– Всего лишь шкура, – повторил Джекоб, потирая разбитый лоб.

Лиска едва не поцеловала его, чтобы ощутить на губах привкус его улыбки, однако сдержалась. Она совсем забыла, что это запрещено.

Исчезла

Темная Фея исчезла. Будто канула в реку, которую незадолго до того завалила казачьими трупами. Можно подумать, что она так и не пересекла границы с Варягией. После безуспешных двухдневных поисков Неррон остановил почтовую карету, и кучер поклялся, что видел ее на московской дороге. Ему вторили кузнец из приграничной деревни и бурлаки, встретившиеся Уиллу с Нерроном в то утро.

Итак, Фея направлялась к варяжскому двору, чтобы предоставить в распоряжение царя армию вервольфов и медведей-оборотней, и тогда Варягия повергнет в прах и лотарингского Горбуна, и разбойничий Альбион, и гоилов. О блаженные времена! Описывая их, скрюченный подагрой кучер захлебывался от восторга, точно счастливый ребенок. И даже бурлаки, не одну сотню миль протянувшие грузовую баржу по мутной речной воде, с истертыми в кровь плечами и полумертвые от усталости, с горящими глазами грезили вслух о грядущих победах.

Одни говорили, другие слушали… Неррон хотел бы иметь на руках что-нибудь помимо сплетен. Но Семнадцатый день ото дня становился нетерпеливее. На плечах Неррона уже красовались серебряные отпечатки его пальцев.

Почтовая карета давно скрылась за деревьями, а Уилл все стоял и смотрел на дорогу. В это хмурое утро даже Щенок был молчаливее обычного. Вероятно, никак не мог расстаться со своими сладостными снами. Еще бы! Шестнадцатая до сих пор сидела с ним каждую ночь. Неррон почти ревновал. Бездонный кисет с арбалетом Бесшабашный-младший все еще носил при себе, иногда под рубахой, иногда в кармане куртки. А ведь это коварное оружие – братец, похоже, так и не предупредил его. Неррон тоже умолчал, как под действием арбалета один из князей Ониксов заколол кинжалом двоих своих детей, равно как и о магическом мече, которым четвертовали одну альбийскую леди. Он не имел никакого желания откровенничать с улитками. Вместо этого он представлял себе лицо Джекоба Бесшабашного в момент, когда тот узнает, как благодаря Бастарду его брат снова получил каменную кожу. На некоторое время эти фантазии вытеснили из его головы все остальные, включая сцену, где он возвращал Щенка своему сопернику в виде серебряной статуэтки.