Север – Юг - Роберт М. Вегнер

Атакующие пешим ходом кочевники двигались быстро и, по мере того как приближались к остаткам первой баррикады, смыкали строй. Когда были ярдах в трехстах от укреплений, получили залп из тяжелых арбалетов. Без видимого результата.

— Рано, проклятие, рано. Готов поспорить, что эти, в первом ряду, одеты в два-три кожаных доспеха поверх кольчуги. Даже если стрела пройдет сквозь фашины, ей не хватит сил, чтобы пробить такой панцирь. Они три года сражаются с имперской пехотой и кое-чему успели научиться.

Наступающие одолели еще сотню ярдов. Теперь шли спокойно, плечом к плечу. Четыре пылающих кувшина взорвались в колонне, собирая свой урожай, но пролом заполнился в несколько мгновений. Сто пятьдесят ярдов.

Очередной залп ударил в стену связанных вместе веток. На этот раз несколько атакующих споткнулись, упустили вязанки, опрокинулись. Тут же их заменили другие, и по неслышному наверху сигналу вся колонна бегом бросилась вперед. В миг, когда одолели линию первой сожженной баррикады, получили последний залп, но это уже не имело значения. Около тысячи кочевников кинулись в сторону прохода, из тысяч глоток исторгся дикий рев. В несколько ударов сердца они оказались у второй линии обороны и, прикрываясь фашинами, принялись рубить и выворачивать колья. За первой линией атакующих появились лучники, лупящие с расстояния нескольких десятков шагов прямо по баррикаде. Всякий солдат, что выставил бы из-за защиты голову, потерял бы ее. На несколько минут напор атакующих отобрал у меекханских солдат инициативу.

Среди защитников началось движение, арбалетчики покинули позиции, уступая место пехоте. Эта баррикада была самой важной, она имела всего шагов семьдесят длины, потому на повозках заняла позицию лишь половина роты. Более двухсот пятидесяти остальных пехотинцев встали в тылу. Сверху линия их казалась жалко тонкой по сравнению с клубящейся по ту сторону толпой.

Двинулась вторая волна кочевников, вооруженная примитивными лестницами. Эти, поскольку обстрел с баррикады несколько утих, даже не несли щитов, чем весьма облегчили задачу стрелкам из Горной Стражи. Их стрелы валили одного се-кохландийца за другим, но на месте всякого убитого появлялись двое других. Вархенн посмотрел вдаль и тихонько вздохнул. Гигантская армия, что стояла перед долиной, казалась совершенно неубывающей.

— Три тысячи, не более, — бормотал капитан. — Столько они отправили в атаку. Наверняка у них в резерве множество всадников, которые, едва баррикада падет, двинутся вперед, чтобы ворваться в долину и отрезать дорогу наверх. Стоят и ждут, чтобы начать захватывать добычу. Вот проклятие! Арбалеты слишком медленны. Руку бы отдал за три сотни хороших лучников!

Вторая линия кочевников добралась до баррикады и подперла атакующих. Большинство кольев были уже вырваны или выкорчеваны, и через миг штук тридцать лестниц стукнули о борта повозок. И это словно стало сигналом — молчащая до той поры баррикада ожила. Стоящие в резерве пехотинцы послали поверх нее тучу дротиков, потом вторую и третью. С такого расстояния тяжелые снаряды пробивали кожаный доспех се-кохландийцев навылет. Толпа атакующих заклубилась, вскипела, рыкнула единым звуком. Солдаты, стоявшие на повозках, высунулись из-за бортов и метнули дротики — прямо в лица нападающим. Почти все взбиравшиеся на лестницы враги были сметены вниз. Лучники, поддерживавшие атаку, даже не успели выстрелить во врага.

В тот самый миг щелкнули замки онагра, и горящий снаряд, медленно, лениво проплыл, вычерчивая низкую дугу, в воздухе и, едва не задев за верх баррикады, разбился в десятке шагов от нее. Огонь поглотил как мертвых, так и живых.

Этого оказалось слишком — атакующие сломались. Се-кохландийцы отскочили от связанных повозок и, преследуемые стрелами, бросились наутек. Сразу за ними отступила и обстреливающая скалы легкая кавалерия. Они получили минуту передышки.

— Неплохой выстрел… — Кавер Монель встал, небрежным движением отряхнул штаны. — Накрутили машины в треть силы. Хорошая шутка, но, как я и говорил, отчаянная. На три выстрела как минимум один наверняка попадет в баррикаду, поскольку не удастся хорошенько прицелиться. Слишком уж рисковали эти проклятущие артиллеристы. Скажи полковнику, что раненых он может отправить наверх вне очереди.

* * *

Они миновали Перепутья трусцой, вызвав интерес у нескольких едущих телегами селян. Кеннет красноречивым жестом указал на свой плащ, обрезая их желание задавать вопросы. Приближался вечер. До Белендена отсюда был неполный час марша, и лейтенант решил, что неплохо будет войти в город после заката, чтобы к их пленнику не присматривалось слишком много любопытных глаз.

— Ша-а-агом!

Они пошли медленнее. Отряд моментально собрался подле Велергорфа.

— А что было дальше? Я слышал от отца, что ни один из Семнадцатого не поднялся на перевал… — Волк позволил себе по-неуставному опустить чин.

— Потому что ни один и не поднялся. — Велергорф смотрел куда-то вдаль, лицо его сделалось хмурым. — У них тогда было уже с полсотни раненых, главным образом от стрел и дротиков, но все твердо стояли на том, что могут еще сражаться. Что-то в них тогда вошло, говорю вам: я смотрел им в глаза и видел там только спокойствие. Не страх, не отчаяние и не проклятущую, глупую и высокомерную отвагу, но спокойствие и волю. Они знали, что погибнут, и знали, что смертью своей купят время остальным, и приняли это без размышлений. Я видел, как те, кто не встал на баррикаде, смеются и шутят, как делают вдох-другой, пьют, едят, поправляют оружие и доспехи. И я знал, что о них разобьется и следующая атака, потому что те, кто против них стоял, хоть и были прекрасными воинами, не обладали и каплей такой обреченности. Кочевники шли за добычей и пленниками, но, чтобы насладиться тем и другим, им пришлось бы пережить битву. И тогда я понял, что это значит — быть жителем империи, и как южанам удалось ее выстроить. С того момента я никогда никому не разбивал головы, если называли меня меекханцем. Самое большее — расквашивал нос.

Он усмехнулся насмешливо, но сразу же сделался серьезен.

— Это была первая серьезная атака, но за ней пошли и следующие. И я был прав: откатывались ни с чем одна за другой. Я никогда не видел и наверняка никогда уже не увижу ничего подобного: эти проклятые пехотинцы стояли, словно скала, и рубили, резали, кололи без передышки. Баррикаду они выстроили исключительно крепкую, со всех сторон присыпали повозки землей, подперли балками. Когда у них закончились дротики, метали камни. Когда один из отчаянных натисков все же прорвался сквозь баррикаду, они пошли в контратаку, отбили ее и встали там снова. Полдня сражались, словно стая демонов, а мы могли только стоять и смотреть, потому что Дарвен-лас-Тласдерн, тот их проклятущий полковник, не соглашался, чтобы мы сошли