Пленники Игры (СИ) - Туманский Алекс

— НЕТ! — заорал нулевой. Его крик сорвался, вместо привычного фальцета послышался хрип, а далее разнесся гортанный звук. — Не надо! Хорошо! Я попробую вытащить из него фантомы и страхи! Только не трогайте мое место! Это хлебное место для меня! Чем дальше питаться буду?!

Его глаза изменили форму, они изобразили глубокую печаль, и в них можно было прочесть мольбу.

— Хорош, Тектоник, — говорю своему товарищу. — Ты свое дело сделал, а сейчас нужно выслушать призрака. Нужно раскрыть карты. Мы тебя слушаем, — обращаюсь к нулевому.

Эфемерный человек вздрагивает, с тревогой смотрит на яму — в ловушке виднелись ржавые железки, которые торчали из прослойки грязного песка. Еще немного, и Тектоник бы полностью накрыл. И призраку пришлось бы найти новую ловушку, если он не одумался вовремя.

— Отпустите его, — требует призрак. Мы отпускаем унарника, отходим назад. У бандита дрожат губы, и если прислушаться, то можно услышать, как из него вырывается тихий скулеж. Глаза на мокром месте, сосудики лопаются, белки начинают краснеть. Слишком напуган, и нулевой прекрасно чувствует его дикий страх. И похоже, сам этим наслаждается. Он приближается к нему вплотную, своими прозрачными руками хватает того за плечи и всматривается в глаза, пытаясь разглядеть того в самую душу, хоть и греховную.

Проходит минута, и унарник перестает скулить. Его губы не дрожат, глаза не бегают туда-сюда. Нулевой втягивает из него эфемерную оболочку, где на ней были отображены человеческие страхи, которые тогда-то испытывал сам бандит. Далее унарник закатывает глаза, его язык вываливается снаружи, а тело становится таким легким в руках призрака, будто тот скинул свой вес без остатка. Нулевой отпускает жертву на землю, оставляя того в покое. Он берется за ту эфемерную оболочку, висевшую в воздухе, начинает разводить руки в стороны. Из его прозрачных пальцев выбилась искорка, от которой оболочка превратилась в цифровое изображение, подобно голограмме.

— На данный момент я выловил у него последний фантом. Последнее то, что вызвало у него чувство страха. А теперь смотрите сами.

Взмах руки, и оболочка задрожала в воздухе, перетасовывая все застывшие кадры. Пошла цветная картинка.

На ней отобразилось знакомое мне действо. Ночь, песчаный берег, разрушенный мост, соединяющий столицу с пригородом.

— Сейчас вы видите то, чего видел ваш пленник. Его же глазами вы видите все происходящее, — поясняет нам призрак.

Эфемерная оболочка меняется каждый раз. Вот сейчас мы видим, как тот погружается в какой-то катер. Поглаживает приклад автомата, проверяет заполнение обоймы, загоняет патрон в патронник. Смотрит на тучного вида мужчину, который что-то говорит и говорит. Нам, правда, не слышно. Вообще, здесь разговоров нет. Мы смотрим немое кино. Тот мужик, похоже, отдает приказ, виднеется его злой оскал, сморщенный лоб и налитые яростью его глаза. Появляется еще пара таких бандитских рожей, но его внимание приковано к дальней точке. И он целится из автомата. Пока не стреляет, видимо, ждет приказа. А та самая дальняя точка все приближается и приближается, из смазанной цели превращается в четкую картинку, но все равно до нее слишком далеко, чтобы точно попасть.

Стоп! У меня тут же сбивается дыхание. Это что получается? Получается… Получается… Да черт возьми! Это же лодка! Наша надувная лодка! На той самой лодке, где я вместе с Мотором и Сандрой пытался перебраться через реку в столичный город. Далее следует все по моему сценарию.

Лодка чуть сдувается, вижу, как Мотор безуспешно пытается вырулить в безопасную сторону. Сандра, похоже, наклоняется к воде. Помню тот жуткий момент, когда я стал уходить вниз, ко дну, где над головой сомкнулась толща воды. И я шел ко дну. Я был ранен, причем смертельно. И мне тогда не хотелось топить лодку раньше времени, когда пули прошили ее. Отчетливо помню голос Сандры, наполненный слезами. Помню, как грязно ругался Мотор.

От этой картинки мне становится не по себе, потому что до того момента боль утраты немного отходила. А тут снова все всколыхнулось, картина, отображаемая эфемерной оболочкой, бередила незажившие в душе старые раны. Меня всего колотит, смотрю на обмякшее тело унарника. Спрашивается, он тут причем? Он выполнял приказ. Если не он, так кто-то другой бы пустил автоматную очередь в нашу сторону.

— А в чем его страх, собственно? — осведомляюсь я. Стараюсь выдать так, чтобы в голосе не было дрожи. — Кого испугался?

Нулевой говорит не сразу, он будто тщательно раздумывает свой ответ. А потом все же выдает:

— Он испугался тех, что видел перед собой.

— А мне подсказывает, что он больше всего боялся того, кто орал на него. Но это и так понятно, — вмешивается Никитос. — Если бы тот не послушался, то сам бы в реку канул.

— Верно мыслите, — хвалит командира нулевой. — А дальше они высаживаются недалеко от города, где за пару километров расположился завод.

— Автомобильный завод. Знакомо мне местечко, — подает свой голос Оксиген. Тот громко цокает языком.

«Точно убежище? Я не совсем уверен в этом».

— Убежище? — словно читает мои мысли Андрей Егерь.

— Предположим. А дальше что? — не унимается Никитос.

— Прикончить их надо. Вот что, — напыживается егерь. — Наверняка, Бугор там. Тем более до завода не так уж и далеко.

На тот момент эфемерная оболочка застывает, картинка исчезает, и страхи унарника на том кончаются. Далее нулевой втягивает всю оболочку в себя, и на его прозрачном лице отражается некий оттенок наслаждения.

— Дичайший страх съеден. Вкусно, однако. Пусть и репутация отрицательная, — довольно произносит призрак.

Я теперь знаю примерное нахождение тех бандитов. Автомобильный завод у нас один, и его трудно не запомнить. Их главное убежище. Примерно так.

Взираю на пробудившего унарника. Получается, Мотор и Сандра погибли не по его вине. Все из-за командующего, который заставил того нажать на спусковой крючок.

Тем временем унарник, как марионетка, стал подвластен только призраку. Нулевой на наших глазах сделал так, что бандит вскочил, стал бессвязно что-то говорить и, побежав к обрыву, сиганул вниз. Его крик резко обрывается.

Мы осторожно подходим к злосчастной яме и видим ужасную картину. Железная арматура, что застряла между хитросплетенными трубами, насквозь пробила позвоночник жертве. Унарник испускает дух и исчезает, растворяясь в воздухе черной аурой.

Вот вам и самоубийство, подстроенное самим нулевым. А призраки оказывается беспощадные и жестокие. Сначала пожирают лакомые кусочки страха, а потом безжалостно убивают. Не слишком хитрое занятие. Лучше бы занялись спасением человечества. Только какой от них толк? Они сами как бы мертвецы, и им по барабану, что там живые люди еле с концами сводят.

Я невольно поправляю рюкзак, вдруг вспоминаю про код, нацарапанный самим Фотографом. Расшифровать может только майор Дикань. И нам нужно податься в бункер в первую очередь. И как можно быстрее, а то времени в обрез.

— Ладно, пошли, — говорю я.

Никитос хлопает меня по плечу.

— Ты не прогадал, — говорит он. — А теперь точно пошли.

И мы идем дальше. В свой бункер, где нас поджидает майор. Потеряли уйму времени, Фотографа не вернешь, а код нужно необходимо расшифровать, чтобы выстроить какую-то суть. Рядом со мной ровняется Андрей Егерь. Он смотрит на меня, многозначительно качает головой и тихо выдает мне на ухо:

— Узнал ту лодку, которая под помостом шуршала возле моего дома. Мне очень жаль, что тебе досталось снова увидеть своих друзей, хоть и нет их в живых.

Чувствую скованность, мне не хочется говорить про них. И мы с егерем идем молча, направляемся дальше, натирая подошвы.

Глава 17. Совпадение

До бункера дошли без напряга, если не считать той мелкоты, которая встречалась нам по дороге. Правда, самое сложное нас ожидает впереди. Когда Никитос подошел к развалюхе и открыл багажник, то чертыхнулся. Ведь вход в бункер тот запечатал на один день, а сейчас близится конец второго дня. Получается, крыша багажника была в полном доступе.