Ушкуйники против Золотой Орды. На острие меча - Виктор Карпенко

Спрятано было много, но и в ушкуях оставалось еще немало. Поговаривали, чтобы награбленное добро продать на сказочных восточных базарах, о которых по Руси ходили легенды. Золото и серебро занимает места немного.

Когда подошли к Ас-Тархану, их уже ждали. На небольшой пристани в окружении знати ушкуйников встречал хан Салгей, внук хана Джанибека. Он тут же, как неизбежное, принял требование выплатить дань, указанную Прокопом. Хан согласился также выкупить и весь полон, взятый в Сарай-Берке. Салгей унаследовал от деда хитрый, изворотливый ум, непомерную жадность и коварство. Он сладким голосом расхваливал силу и храбрость ушкуйников, их непобедимость, сравнивал Прокопа и Смолянина с великими полководцами. Хан предложил отдохнуть повольникам в его городе. Получив согласие, он устроил в честь ватажников пир.

Рекой лилось ромейское вино, слух ушкуйников услаждала странная томная музыка, а взгляд ласкали извивающиеся полуголые танцовщицы. К утру ни один из повольников не стоял на ногах, даже охрана ушкуев и та захорошела от дармового сладкого на вкус и хмельного вина.

По зову трубы на поникших, безвольных и ослабленных хмелем повольников навалились татары. Они отбирали жизни с неимоверной жестокостью, быстро и сноровисто, словно делали нудную, но необходимую работу. Немногим удалось избежать резни. Но и те, возвращаясь на Русь, гибли от татарских разъездов, попадали в плен, тонули в волжских водах… Те же, что добрались до Ошела, имели жалкий вид. Их рассказ потряс. Один из спасшихся, отведя Ярослава в сторону, тихо сказал:

— Мне ведом остров, где укрыта добыча повольников. Будь твоя воля, покажу. Мне же от тебя нужно одно: прими к себе. Я — хороший плотник, пригожусь.

— Оставайся! Что же до богатства, то — молчи. Не то за твою жизнь не дам и полушки!

Весть о разоре Сарай-Берке и иных понизовых татарских городов дошла и до великого князя владимирского Дмитрия Ивановича. Даже то, что в Ас-Тархане ушкуйники нашли свою смерть, не утешила его. Он пылал местью. Но пошел почему-то не на Хлынов, где обосновались разорители Костромы, а на Новгород Великий. Подойдя к городу, он обложил его войском и стал грабить окрестности. Когда из поселений было все вывезено и даже жители уведены в Москву, великий князь принялся за волости. Много купцов и ремесленников пострадали от московской рати, не гнушались даже побором с церквей и монастырей. Дмитрий московский успокоился лишь тогда, когда по его требованию из казны города вынесли восемь тысяч рублей[35] серебром. Это половина того, что вся Русь платила Золотой Орде в год. Только после этого «жажда мести» великого князя была утолена.

Часть III

Поле куликово

Глава 1

Дмитрий Московский — князь всея Руси

Нижний Новгород медленно, но с упорством и настойчивостью обрастал каменными стенами. Они шли вправо и влево от Дмитровской башни, поднимаясь на десять аршин[36]: неприступные, как казалось строителям и нижегородцам. С возведением каменного кремля Дмитрий Константинович не спешил: дело это хлопотное и денежное. Серебро, взятое в походе на булгар, истаяло быстро, незаметно растрачено и то, что было собрано в качестве выхода — благо в Орде началась очередная замятня и никому из ханов не было дела до улуса Джучи. Правда, до великого князя нижегородского доходили слухи, что хан Махмуд-Булак вышел на правобережье Волги у волока, но особого значения этой вести Дмитрий Константинович не придал. Оставив княжество на своего сына Василия, со всем семейством великий князь отправился в Переяславль на смотрины. Евдокия, к великой радости, разрешилась очередной беременностью, подарив Дмитрию московскому третьего сына. Назвали княжича Юрием.

Ночью князя Кирдяпу разбудил воевода Данила Петрович Скоба. Когда Василий взбодрился ото сна холодной ключевой водой, воевода доложил: — Из-под Мурома пришел дозор с вестью: в Нижний идет посол Сарай-ака.

— Чей посол?

— Хана Махмуд-Булака, государь.

— Чего хочет?

— Поди, скажет, — рассудил Данило Петрович. — Хотя я и так знаю: одно надобно татарам — серебро! Чем больше, тем лучше…

— Где же его взять? Казна пуста…

— А не платить!

— Как не платить? — изумился князь Василий.

— Не платить, и все тут. Великий князь Дмитрий от кого ярлык получил? От хана Невруза, а ноне в Сарай-Берке сидит хан Азиз. Ему и выход.

— Можно и так, — согласился князь Василий. — А только татар-то полторы тысячи. Много бед наделать могут. Нижнего не дадим, а вот округу опустошить могут. И еще одно меня тревожит: в степи моровая язва опять объявилась. Как бы те татары нам ее не принесли: там уж ни стены, ни сила воинская не спасут.

— А чего им в Нижнем-то делать? Встретим подале от города, да положим всех, — рубанул рукой, словно мечом, Данила Петрович. — Ратников для такого дела достанет: и конных, и пеших…

— Когда ждать басурман?

— Идут неспешно. Коли нигде не задержатся, то завтра к вечеру появятся.

— С восходом поднимай дружинников, да пошли гонца тотчас в Городец, пусть князь Борис шлет дружину!

Рать расположили полукругом от Волги, знали, что иного пути у татар быть не может, да и дозоры отслеживали их приближение.

Как и предполагал воевода, татары появились ближе к вечеру. Шли не торопясь, заводные лошади и обоз пылили следом. А так как арбы были пусты, то в их намерениях не приходилось сомневаться.

Как только татары минули прибрежную березовую рощу, отход им закрыла конная городецкая дружина. Завидев полосу дружинников и княжеский стяг, татары насторожились, подобрались, начали стягиваться к центру, а когда позади послышался лошадиный топот, Сарай-ака, выхватив саблю, указал на дружинников. Следуя приказу, нукеры, горяча лошадей криками, устремились вперед. Туча стрел встретила их на подступах, а кожаные куртки и небольшие круглые щиты, обтянутые воловьей кожей, явились лишь малой преградой для жалящих тело наконечников. Татары не ожидали нападения, и потому их зброя находилась в обозе.

Завязнув в рядах княжеских ратников, татары тем не менее усиливали натиск, пытаясь прорваться, и не упредили удара городецкой конницы. Битва превратилась в избиение. Лишь Сарай-ака и его охранники, не принимавшие участие в битве и не обнажившие оружия, остались живы. Князь Василий Кирдяпа приказал отвести пленных в город.

— Татар-то надо бы разоружить, — заикнулся было нижегородский тысяцкий Дмитрий Михайлович Боброк-Волынец, но князь, одурманенный легкой победой, лишь махнул рукой.

— На паперти храма Благолепного Преображения приму меч от ханского посла. Пусть туда и ведут полон, — крикнул князь и поскакал в город.

Татары не выказали ни малейшего несогласия, когда им приказали сойти с лошадей и идти пешком, ведя в поводу коней. Лишь ханский посол остался в седле, да и тот не то чтобы спокойно, даже равнодушно взирал на ликующих нижегородцев, заполонивших улицы города. Когда же пленников проводили мимо владыческого двора, Сарай-ака что-то крикнул, и татары-охраны, обнажив мечи и сабли, бросились на ближайших дружинников. Не ожидая нападения, те почти не оказали сопротивления и полегли тут же, на глазах изумленных горожан. Татары, освободившись, заскочили на владычный двор и заперли ворота. Когда об этом доложили князю Василию, тот рассвирепел:

— Позор на мою голову! — кричал он. — Как отцу сказать об этом? Засмеет ведь! Всех! Всех под корень! Никого не жалеть!

Пока притащили дубовое бревно, штурмовые лестницы, татары расположились на крышах владычного дома и хозяйственных постройках и оттуда метали стрелы в зазевавшихся дружинников.

На шум на крыльцо владычного дома вышел епископ Дионисий. Увидев во дворе мечущихся лошадей, татар, пускающих стрелы, занимающиеся огнем крыши соседних домов, он все понял.

— Остановитесь! — вскричал он. — Именем Господа нашего, остановитесь! Не проливайте крови!

Но вряд ли он был услышан, а один из татар, увидев на крыльце священнослужителя, пустил в него стрелу. По счастливой случайности стрела застряла в мантии.

Под ударом тарана ворота упали, и разъяренные дружинники ворвались на двор. Порубили всех. Не уцелел и ханский посол Сарай-ака. Когда же подсчитали свои потери, то ужаснулись: более сотни ратников сложили головы из-за княжеской прихоти.

Князю меч посла Сарай-аки принесли вместе с его головой, но на них Василий даже не взглянул.

Князь Ярослав, даже не желая того, знал обо всем, что происходит в Орде, в Булгарии и на Руси. К ошельскому берегу приставали все, кто выбирал волжский путь. Пристань никогда не пустовала. Здесь можно было видеть и татарские купеческие пабусы, и булгарские карбасы, и хлыновские ушкуи, и лодии русских купцов, и даже заходили, не часто, арабские и венецианские каравеллы. И это не случайно: князя Яра татары считали ордынским князем, булгары — булгарским, а русские — русским. Для всех он был своим: приветлив, хлебосолен, уважителен.