Огонь желаний - Барбара Картленд

— Он зашел вчера, чтобы узнать, когда приезжает Эммелин Хольц, — по-видимому, его мать дружит с матерью моей госпожи.

— И поскольку мисс Хольц отсутствует, он выбрал тебя вместо нее? — с оттенком сарказма произнес Пьер.

— Он… возил меня в Мулен Руж. — Вада смутилась.

— Одну? — вопрос прозвучал довольно резко.

— Д… да. — Вада запнулась. — Это было ужасно! Женщина, которая танцевала, так отвратительна и вульгарна! Я даже вообразить себе не могла, что бывает нечто подобное.

Пьер ничего не сказал, и Вада продолжила:

— Маркиз затем увез меня оттуда, он, кажется… понял.

— Он не имел права возить тебя туда — одну.

— Но он вел себя очень корректно, за исключением… — Вада умолкла.

— За исключением — чего? — спросил Пьер. Вада с грустью подумала, что он сердится.

— Он задал вопрос, который, я думаю, не имел права мне задавать.

— Могу я узнать, какой? — настаивал Пьер.

— Он спросил, есть ли у меня любовник! Вада залилась краской, произнося последнее слово, с трудом выдавив его из себя.

— Да как он посмел тебя оскорбить! — Пьер пришел в ярость.

— Не думаю, что он это сделал намеренно, потому что потом он сказал, что я очень молода, невинна и… не тронута!

Голос девушки дрожал, когда она выговаривала последнее слово. Она думала о том, как Пьер целовал ее в их прошлую встречу.

— Полагаю, маркиз не имел в виду ничего дурного, — нехотя сказал Пьер. — В конце концов, он большой друг Жозефа Пеладана и вместе с ним основал мистический орден «Креста и Розы».

— А что это такое? — спросила Вала.

— Пеледан и Гаита утверждают, что их орден возрождает средневековую секту Розенкрейцеров. Они создали собственную религию и носят необычные старомодные костюмы. Пеладан сам объявил себя верховным главой, придумал особый герб, назначил архонтов и настоятелей ордена. — Пьер рассмеялся, затем продолжал рассказывать:

— Все это похоже на театральный спектакль. И в то же время Пеладан довольно талантлив: одновременно он пишет пьесы, вдохновляясь Вагнером и своими собственными наваждениями в вавилонском духе. Его пьесы идут на сцене, и они вызывают огромный интерес у творческой публики.

— Это так увлекательно, — проговорила Вада. — Жаль, что я обо всем этом не знала вчера вечером.

— Позднее Пеладан стал создавать художественные выставки, они имели громадный успех. Первая выставка «Креста и Розы» состоялась в прошлом году и открылась после предварившей ее мессы, которую отслужили в Нотр-Дам.

— И много было народа? — спросила Вада с любопытством.

— По свидетельству «Фигаро»- около одиннадцати тысяч человек, среди них даже послы Швеции и Соединенных Штатов. Пеладан как верховный глава был облачен в черный сюртук и блузу с кружевными манжетами и круглым торчащим плоеным воротником.

Вада рассмеялась:

— Твой рассказ звучит захватывающе!

— Естественно, я тоже очень заинтересовался, потому что Пеладан большой поклонник художников, которых поддерживают символисты. Это был прекрасный шанс для наших молодых людей, добившихся признания, выставить свои работы.

— Мне бы очень хотелось встретиться с господином Пеладаном, — сказала Вада.

— Ты можешь попросить маркиза устроить такую встречу. Впрочем, возможно, сегодня вечером Пеладан будет среди приглашенных на обед.

Вада помолчала, затем спросила:

— Должна ли я идти туда после того, как ты вернулся?

— Если ты обещала, то думаю, должна сдержать свое слово, — ответил Пьер.

— Если бы я знала… Лучше бы мне это время провести с тобой.

— И я бы очень хотел, чтобы ты пообедала сегодня со мной, но теперь мы всегда можем себе это позволить.

— Да, конечно, — слегка сомневаясь, заметила Вада, — но, кажется, один вечер в Париже я уже потеряла.

Пьер улыбнулся:

— А если я тебя попрошу утром позавтракать со мной, твое настроение улучшится?

— Мне уже намного… намного лучше! — ответила Вада. — А можем ли мы завтра вместе пообедать? — спросила она застенчиво.

— Если у меня не будет ничего лучшего, — произнес Пьер, но, заметив обиду в глазах девушки, быстро сказал:

— Прости, я только хотел тебя немного подразнить и снова попытаюсь быть благоразумным.

— Мне бы больше нравилось, если бы ты вел себя как символист.

— Если ты воспринимаешь меня как символиста, — очень тихо проговорил Пьер, — мне будет трудно оставаться самим собой.

Он не отрывал глаз от ее губ, и почти инстинктивно, не размышляя, Вада придвинулась к нему поближе. Явно сделав над собой усилие, Пьер встал и внезапно предложил:

— Пойдем погуляем по саду.

Все послеполуденное время они бродили, безумолку болтая на разные темы то по-французски, то по-английски. Иногда Ваде казалось, что Пьер может выразить какую-то мысль только по-французски, но порой думала, что на английском его слова звучат яснее и более искренне.

— Когда ты покажешь мне картины символистов? — спросила Вада.

— Мне хочется, чтобы ты посмотрела работы Густава Моро. Однажды он заметил: «Нужно только любить, немного мечтать и никогда не быть удовлетворенным».

— Именно этому правилу ты следуешь? — спросила Вада в шутку.

— Я поступал так раньше… — начал Пьер медленно, глядя в глаза девушки, — пока не нашел то, что меня вполне устраивает.

Затем быстро, будто сказал что-то лишнее, Пьер стал говорить о картинах Моро, их композиции, мистической сути и воображении художника. Вада чувствовала, что Пьер как бы старается оторваться от нее, не позволяя им сблизиться друг с другом не только физически — даже мысленно.

Они гуляли по саду, вдруг Вада воскликнула:

— Я так счастлива! Мне так хорошо, так радостно!

— Оттого, что ты в Париже? — спросил Пьер.

— Нет, оттого, что я рядом с тобой. Возникла тишина. Спустя мгновение Вада продолжила:

— Сегодня перед тем, как ты пришел, я поняла, что в Париже меня уже ничто не интересует, и пропало всякое желание делать то, что я задумала.

— А сейчас?

— Сейчас я снова ожила! Чувствую, как дышит земля, как словно на глазах растут цветы и кусты, как бьется пульс жизни, и я — ее часть, потому что ты здесь, со мной!

Пьер отвернулся и произнес каким-то неприятным голосом:

— Если ты будешь это говорить, я забуду, что стараюсь остаться для тебя только другом.

— А разве друзья не могут быть безумно счастливы… вместе?

— Моя красавица! Моя малышка! Ну что мне делать с тобой? — В голосе Пьера прозвучала неожиданная боль.

Спустя мгновение, взглянув в глаза друг другу, влюбленные обнаружили, что сад для них перестал существовать, вокруг было только солнечное сияние — золотистое и пленяющее своим магическим светом, и в этом мире никого, кроме них — Вады и Пьера, — не было.