Последний поход «Графа Шпее». Гибель в Южной Атлантике. 1938–1939 - Майкл Пауэлл

Вошел Лангсдорф. Весь день он не покидал мостик, поэтому оставался в той же одежде, что и утром: под форменным кителем на нем был свитер, пижама и ботинки. Он получил осколочное ранение головы, поэтому лицо было покрыто засохшей кровью. Помимо всего он был ранен в левую руку, и при оказании первой помощи ему оторвали рукав. Вслед за капитаном вошел старшина медицинской службы и во время беседы наложил на руку, перевязанную кое-как, капитальную повязку. Уругвайцы молча поклонились. Лангсдорф поклонился в ответ и сказал:

– Добрый вечер, господа. Я – капитан Лангсдорф, командир «Графа Шпее».

Он сел, и старшина приступил к перевязке.

Варела настолько был потрясен увиденным, что позабыл о приличествующих манерах и спросил:

– Так это действительно карманный линкор «Адмирал граф Шпее»?

Немецкий офицер кивнул, и Варела почувствовал, что у него голова идет кругом. Подумать только, как много удивительных событий сразу! Он с большим трудом собрался с мыслями и произнес короткую речь, сообщив, что они являются представителями уругвайского правительства и имеют поручения выяснить причины захода в их порт иностранного военного корабля. Он также поинтересовался числом убитых и раненых и предложил помощь. Лангсдорф ответил, что с раннего утра шло сражение между его кораблем и тремя британскими крейсерами, оно продолжалось весь день и только час назад, уже после наступления темноты, в его мостик попал снаряд и сам он получил ранение. В этот момент вошел офицер медицинской службы, за которым посылал Лангсдорф. Его одежда вся была в крови. После короткой беседы он исчез, а Лангсдорф сообщил Вареле, что на «Графе Шпее» более тридцати убитых и очень много раненых. Один из раненых нуждается в срочной квалифицированной медицинской помощи. У него повреждены глаза. Варела предложил немедленно отвезти раненого в госпиталь и подготовить места в больницах на берегу для приема остальных.

Далее Лангсдорф сообщил, что хочет как можно скорее увидеться с послом Германии. Ему необходимо время и помощь уругвайского правительства, чтобы вернуть кораблю мореходность. Испарители на корабле повреждены, а камбузы и вовсе уничтожены. К большому удивлению Варелы, Лангсдорф не отказался поговорить о сражении. Раздраженно отстранив санитара, он на пальцах продемонстрировал, как британские корабли разделили его огонь. Затем он сообщил, что не может однозначно оценить исход боя, хотя надеется, что потопил «Экзетер». Сложность в том, что у него было три противника, напавшие с разных сторон. Он мог без особого труда и быстро справиться с двумя противниками. Трех для него оказалось слишком много.

Лангсдорф произвел сильное впечатление на Варелу. Удивительно, но этот человек не оставлял равнодушным никого. Варела с волнением наблюдал за движениями его тонких рук, видел страсть в его глазах, улыбался тонкому чувству юмора. Если бы при беседе присутствовал Дав, он бы тотчас узнал достигшее кульминации нервное напряжение, стремление к общению с людьми, желание, объясняя другим, что произошло, разобраться в этом самому. Этот человек был до крайности измучен, но он оставался словно сжатая пружина. И Дав обязательно заметил бы то, на что не обратил внимания Варела: в уголках глаз Лангсдорфа поселилась неуверенность. Он имел вид человека, с которым случилось непоправимое, но он никак не может в это поверить.

Через некоторое время Лангсдорф замолчал. И как бы Варела ни был очарован личными и профессиональными качествами этого человека, он понял: пора уходить. Слепой немецкий моряк уже ожидал на борту корвета. На прощание Варела заверил Лангсдорфа от имени уругвайского правительства, что будет сделано все возможное, чтобы помочь ему. Официальные шаги будут предприняты утром, но, учитывая обстоятельства, если капитан Лангсдорф пожелает сойти на берег немедленно, ему будет предоставлен эскорт и машина до посольства Германии. В противном случае всем следует ожидать официального визита начальника порта ровно в девять часов утра.

Беседа закончилась. Лангсдорф встал и обменялся рукопожатиями с гостями. После этого уругвайские офицеры ушли.

Когда они вышли на палубу, оказалось, что вокруг «Графа Шпее» собралось уже множество маленьких суденышек, буксиров, катеров и даже гребных лодок. Большинство торговых судов, стоявших на расстоянии нескольких кабельтовых от немецкого линкора, зажгли все навигационные огни, и внешний рейд оказался залит бледным призрачным светом. На мол начали подъезжать машины и направляли на линкор свет своих фар. Людям очень хотелось разглядеть его получше. Новости разнеслись по городу со скоростью лесного пожара. Кинотеатры, рестораны и ночные клубы моментально опустели – народ высыпал на улицы. В кинотеатре, где сидела со своим приятелем Лотте, на экране появилась надпись, извещающая о прибытии в порт «Графа Шпее». Лотте, как и все остальные зрители, выскочила на улицу, и фильм закончился в пустом зале. (Это были «Гроздья гнева».) На улице приятель Лотте поинтересовался:

– Куда пойдем?

– Как куда? – возмутилась Лотте. – Конечно, в порт.

Такая идея возникла не только у нее. По улицам в сторону порта тек нескончаемый людской поток. Люди желали хотя бы одним глазком взглянуть на «Графа Шпее».

Только один человек бежал в обратном направлении. Запыхавшись, он остановился у двери расположенного напротив кинотеатра магазинчика и постучал. Окно на втором этаже резко распахнулось, и из него высунулся человек в ночной рубашке. Его физиономия была злой и заспанной. Но при первых же словах гонца злость исчезла, уступив место напряженному вниманию. Лотте прислушалась и побледнела.

– Быстрее! – воскликнула она. – Мы должны как можно скорее попасть в порт! Мне необходимо повидать родителей и Хулиту.

В магазине вспыхнул свет, и дверь открылась. Это был магазин похоронных принадлежностей.

Хулия была сиротой и делила комнату с Лотте в доме ее родителей. Она уже спала. Лотте довольно часто приходила поздно, и ждать ее не было никакого смысла. Сквозь сон девушка слышала, как хлопнула входная дверь, и поняла, что подруга, наконец, вернулась. Не вполне проснувшись, она удивилась, почему та не идет в постель, и решила не беспокоиться по этому поводу. Уже совсем засыпая, она услышала возбужденные голоса родителей Лотте и почувствовала, как кто-то тормошит ее. Потом знакомый голос Лотте проговорил:

– Хулита, проснись.

Эти простые слова были сказаны таким тоном, что у Хулии замерло сердце и в жилах застыла кровь. Она мгновенно проснулась и села на кровати. Включив настольную лампу, она взглянула в бледное лицо подруги. Лотте повторила:

– Хулия, ты должна быть сильной.

Девушка с трудом открыла рот и скорее выдохнула, чем выговорила:

– Что случилось? Плохие новости о Билли?

Лотте кивнула:

– В районе Пунта-дель-Эсте произошло морское сражение.

– Сражение? – простонала Хулия.

– Да. Три британских крейсера против немецкого карманного линкора. Одним из крейсеров был «Эксетер». Наш… немецкий линкор сейчас бросил якорь в гавани. Там много убитых и раненых. Хулита, крепись. Говорят, что «Эксетер» затонул и вся команда погибла.

Было 3:30 утра. Но в Кабильдо все окна были освещены.

В кабинете доктора Гуани находилось трое. Сам доктор Гуани стоял у окна и смотрел на сверкающий огнями город. Он был очень маленького роста, зато имел самую большую и мудрую голову, которая когда-нибудь сидела на тщедушных человеческих плечах. Космополит, последние двадцать лет живший в Париже, он приобрел известность благодаря созданию после войны 1914 года Лиги Наций, став одним из ее первых президентов. На его рабочем столе стояли фотографии Штреземана, а не Риббентропа и Кроче,[29] а не Муссолини. Сделав весьма впечатляющую дипломатическую карьеру, он стал министром иностранных дел своей страны, причем для его страны это стало большой удачей.

Вторым человеком в кабинете был маститый немецкий дипломат, сидевший очень прямо на неудобном диванчике. Он выглядел успешным бизнесменом, каковым и был на самом деле. Кроме того, он был проницательным, находчивым человеком и с толком применял эти качества на дипломатическом поприще. Несмотря на то что до рассвета было еще несколько часов, он был чисто выбрит и безукоризненно одет – в сюртук, цилиндр, перчатки и все остальное, чего требовал его статус. Трость также была при нем. Он смотрел прямо перед собой. Это был посол Германии доктор Лангманн.

Третьим был капитан Лангсдорф. Он сидел рядом с послом. Он прибыл прямо с корабля. Раненая рука была забинтована и висела на аккуратной повязке под форменным кителем. Порезы на лице были заклеены пластырем, но один из них опять начал кровоточить, поэтому в его некогда щегольской бородке виднелись капли засохшей крови. Он устало привалился к спинке дивана, являя разительный контраст с чопорным дипломатом. Он отчаянно устал и готов был отдать все богатства мира за несколько часов сна, но не утратил внимания и теперь не сводил горящих глаз с доктора Гуани, в руках которого оказалась судьба корабля.