Не будь дурой, детка! (СИ) - Козырь Фаина

Шапутко завистливо поджала губы:

— Большую?

— Что? — переспросила Горянова, пытаясь привести себя в чувство.

— Премию, говорю, выписал большую?

— А?! Даааа!!! Пять окладов!

— Блиииин! Чего же сразу — то не сказал, я бы за себя тогда в пятницу поработала…

— Ну! — Горянова похлопала подругу по руке. — Не переживай, Ир! Еще представится другой случай! Рома — то у нас редкостный…. мммму… трудоголик!

В кабинете у Савелова что — то упало.

— Чей — то шеф буянит?

— Так жаба, наверное, душит. Сама знаешь, какой у нас Ромочка прижимистый, а тут целых пять окладов! Вот и не может в себя прийти, родной. Платить — то по счетам все равно придется!

— Да! Умеешь ты, Горянова, деньги зарабатывать! Аж завидки берут!

Завирко появилась словно из ниоткуда. Она слушала горяновский треп внимательно и с каждым новым ее словом хмурилась.

— Дарина, — наконец тихо позвала подруга. — Я пообедать хотела. Составишь компанию?

— Какой обед?! Имейте совесть! — возмутилась Шапутко. — Она только пожаловала! И вообще, Ольга, до перерыва еще целых пятьдесят минут!

— Мне можно, Ир, — остановила секретаршу Завирко. — А Даринку все равно на Кровельникова вызывали, вот туда и поедет сразу.

— Ха! — сморщилась Ирка. — В таком виде поедет на объект? Не смеши мои лопатки. Там асфальта нет! Там стройка живая! А она в бежевой красоте на ногах и в платье за тысячу евро!

— А мы заедем переодеться, правда, дружок? — И Олька, подойдя к Даринке, нежно погладила ее по щеке.

Губы у Горяновой задрожали, и она с трудом удержала взявшиеся откуда — то слезы.

— Пойдем… — Завирко потянула девушку за собой. — На Кровельникова работы невпроворот.

Глава 21

Есть мужчины, которым трудно сказать «нет». Вернее, не совсем так. Ты говоришь им это однозначное слово, но они его словно не слышат, словно не замечают. Ты их в дверь — они в окно. Лев Борисович оказался как раз из таких. Твердый, последовательный, упертый и… очень — очень заботливый. Настолько заботливый, что просто — ух! Нет, не так — уууууух! Ушат холодной воды на заре. Бодро, лихо, мороз по коже и горячая волна потом, как награда…

Он довольно легко нашел Горянову вечером на стройке, когда девушка уже спокойно сидела в вагончике после всех пройденных на каблуках невидимых километров, после шумных и горячих совместных размышлений о перипетиях строительной судьбы и спокойно читала технический лист с недоработками, периодически усмехаясь. Вокруг у стола суетился редкий народец, человека четыре. Егоров, бесшумно зайдя в вагончик, стоял некоторое время в предбаннике, и Даринка сидевшая над документацией, не сразу поняла, что стала объектом самого пристального внимания.

— И что ты хочешь, Дарин?! — дымя в остаток, частил прораб Максим Сергеевич, привыкший к свободному обращению с Горяновой, ибо они не первый раз работали вместе. — Почти вслепую идем, без проекта. Ты видела тот проект? Видела?! Денег грабанули, а в исходе — пук! — а дальше по матушке, да так заковыристо, что невозмутимая Даринка даже брови подняла и хмыкнула — мол, запомнить надо. — Стены то ж, видела, — продолжал прораб, — по три раза перекрашиваем! Набрали студентиков в помощь, а они ж носить не могут ровно, безрукие! Чуть перенос какой — скол, али черточи. Поубивал бы! Да еще! Если бы и внутри все наше было, али твое, то дело! Я б и слова не сказал! Но на кой хер они еще начинку зала отдали «Пиону»? Вот зачем? Те ж бестолковые! С твоими работать — согласие одно, а с ними, — и Максим Сергеевич изобразил смачный плевок, — прибить охота! И таких рукожопых ведь поискать надо было! Один к одному! — и снова добавил заковыристое.

Горянова не удержалась, засияв улыбкой:

— Восхищаюсь я вашему словарному запасу, Максим Сергеевич, вот так ходила бы за вами и записывала на память, честное слово! Вы редкий талант!

— Ой! Лиса! Стелешь сладко! За что и люблю! — Максим Сергеевич, довольный похвалой, затушил окурок.

— А что касается «Пиона», — вздохнула Горянова, снова погружаясь в чтение, — что поделаешь, если у них в мэрии рука. Им тоже зарабатывать как — то нужно. А у вас деньги бюджетные, поэтому — сам бог велел своих пропихнуть.

— Им нужно! У них рука! — снова озлился прораб: — А у нас сроки!

— И у нас сроки, Максим Сергеевич! Мы с вами в одной лодке плывем. Так говорите, когда Николаев будет?

— В четверг!

— Тогда у нас три дня на электрику, успеваем доделать. Ну, кроме зала, конечно, — его трогать не будем. Пусть цветочки его сначала начинят, а мы тогда уже готовое подключим, а то они нам, я уже чувствую, «напионят» по самое не балуй.

В вагончик как — то разом ввалилась компания, потеснив Егорова:

— Сергеич! Ну, мы все на сегодня! Домой пойдем?

— Какое домой?! — взревел прораб, добавляя еще пару ласковых. — Вы Веронике сдались? — и уже Горяновой: — Прости, Дарин, давай до четверга.

— Хорошо. Я заберу копию?

— Да забирай! — и сорвался на выход.

Даринка не спеша поднялась, сделала копию, аккуратно положила Сергеевичу на стол листки и только тут почувствовала направленный на себя тяжелый мужской взгляд.

Егоров? Давно он здесь? Лев Борисович сейчас был зол? удивлен? восхищен? Что это вообще за эмоции? Абсолютно догадаться нельзя. Просто чистый лист. Да! Горянова совсем как — то не ожидала встретить его здесь.

— Лев Борисович? — начала осторожно. — Какими судьбами?

Егоров вышел из тени на свет. «Упырь коренастый, блин, только клыков не хватает», — мелькнуло в голове у Горяновой, и она с трудом сдержала улыбку. Лев Борисович по — своему интерпретировал происходящее:

— Поехали, Дарин. Ужин стынет.

Растерянная Горянова кивнула:

— Поехали.

И уже в машине:

— Лев Борисович! Вы в следующий раз звоните…

Тот недоуменно оторвался от дороги:

— Зачем?

— Ну, мало ли… — растерялась Горянова. — Может, я буду занята на работе.

— А! — протянул Егоров. — Мне кажется, мы скоро приведем в норму трудовое законодательство, — и сделал паузу, — в отдельно взятой фирме.

— В смысле?

— Не нужно красивой девушке заниматься переработками… Вредно для здоровья.

Горянова внимательно посмотрела на Льва Борисовича — не шутит ли? Но Егоров не шутил… Вероятнее всего… Хотя, кто его знает?

— Будем считать, что вы пошутили! Так, Лев Борисович?

Егоров улыбнулся:

— Да как тебе будет угодно, Дарин!

Они подъезжали к одному из самых дорогих ресторанов города. На кого — то другого он мог произвести впечатление, но не на Горянову. Увидев, куда они подъехали, девушка мысленно чертыхнулась: Злата Прага стояла во всей красе. И правда, чего ей сделается? Горянова подавила нервный смешок.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Что такое? — мгновенно отреагировал Егоров.

— Да так, — голос Даринки зазвучал очень проникновенно, — от радости в зобу дыханье сперло… В смысле, вкус у вас великолепный, Лев Борисович! Никогда такую красоту не видела! — и постаралась вложить в дальнейшее как можно больше чувств: — Спа — си — бо! — хотелось для пущего эффекта еще и растроганно всплакнуть, но Горянова боялась переборщить с эмоциями.

В ресторане их ждали. Лучший столик. Веджвудский фарфор. Серебряные приборы. Ужин от шефа. Ну что ж, готовят здесь, по крайней мере, очень вкусно. А она голодная. Горянова посмотрела на Егорова: Лев Борисович был доволен произведенным эффектом, ему однозначно казалось, что Даринка под сильным впечатлением. А Горянова не спешила вносить ясность в происходящее. Зачем? Правда, обстановку чуть не испортил знакомый администратор (тот самый, у которого она выбила— таки скидку), кивнувшийся к Горяновой, как родной. Как же не вовремя ты, рыбка моя! Даринка одним быстрым аккуратным жестом остановила впечатлительного идиота. Тот мгновенно все понял — опытный — и понимающе скосил глаза на Егорова. Этот быстрый молчаливый диалог мог все испортить, но очень вовремя Левушка уткнулся в винную карту и данного обстоятельства не заметил. Спустя минут пять Даринка расслабилась: а чего метаться, ведь все уже случилось, и завтра многие из горяновской тусовки будут в курсе, что Даринка обзавелась самой настоящей короной.