Нержавеющий клинок - Фока Бурлачук

Яблоня «морозовка», которую после долгих, кропотливых лет вывел Виталий Иванович, занимала особое место в его жизни. Бессемянная «морозовка» давала красивые вкусные крупные плоды, отличавшиеся устойчивостью против заболеваний и морозов. В этом году закончился ее «испытательный» срок, и ученый совет должен был сегодня окончательно определить ее судьбу.

…Кроме членов ученого совета на заседание пригласили практических работников и всех научных сотрудников института. Только что снятые с дерева яблоки красовались в вазах на столах, наполняя зал заседаний приятным ароматом.

Виталий Иванович волновался. Сегодня его детище получало путевку в жизнь. Многие годы было отдано селекции нового дерева, но, кроме того, был еще один секрет, который он собирался сегодня «открыть» своим коллегам.

После того, как «морозовка» была аттестована высшим баллом, Виталий Иванович попросил слова. Поднявшись на сцену, он поблагодарил всех, кто помогал ему в работе, поблагодарил членов ученого совета.

— А сейчас, дорогие товарищи, я открою вам свою маленькую «тайну», — сказал он, и в зале установилась такая тишина, что было слышно, как влетел в открытое окно бархатный шмель. — Яблоню я назвал так не случайно, — продолжал Виталий Иванович. — Летом сорок второго года на фронте погиб мой друг Анатолий Морозов. Тогда-то я дал клятву товарищам сохранить память о нем и, если уцелею, увековечить его фамилию… — Взволнованный профессор замолчал, протер платком увлажненные глаза и тихо сказал: — Я счастлив, что через два десятилетия мне, наконец, удалось сделать этот скромный памятник моему погибшему фронтовому другу…

А было все так.

…Железнодорожный мост над широкой тихой рекой оказался в руках противника. Днем и ночью шли по нему на восток составы с военными грузами. Оказавшись в руках у немцев, этот важный объект усиленно охранялся. Для его охраны было выделено специальное подразделение. Рядом с мостом, по обе стороны реки, стояли замаскированные зенитные установки.

Чтобы замедлить продвижение врага вперед, нужно было во что бы то ни стало взорвать эту важную питательную артерию фронта. Тем самым выиграть у противника несколько суток во времени. Наши самолеты несколько раз пытались разбомбить мост, но безуспешно: он стоял, словно завороженный. А командование грозно требовало: во что бы то ни стало уничтожить!

Две группы разведчиков-добровольцев ушли в тыл противника на выполнение особо важного задания. В каждой группе было по пять человек. К объекту группы пробирались каждая своим маршрутом, на десятые сутки была предусмотрена их встреча в определенном пункте.

Одну группу повел сержант Виталий Задорожный, другую — сержант Анатолий Морозов. Задорожный был самый старший среди разведчиков: накануне войны он закончил сельскохозяйственный институт. Было у него еще одно преимущество перед другими разведчиками: он в совершенстве владел немецким языком, в начале войны работал переводчиком. А в тылу врага знание его языка — не последнее дело.

К условленному месту встречи вместо десяти разведчиков пришло только восемь. Двое погибли в пути. Целую неделю разведчики «вживались» в обстановку, уточняли детали разработанного плана. Вопрос стоял так: погибнуть, но мост взорвать.

…Железнодорожный состав, груженный боеприпасами, въехал на мост точно по расписанию. Был второй час ночи. Моросил мелкий дождь. Берега реки затянуло дымкой. Когда до предпоследней опоры оставалось метров пять, раздался сильный взрыв. Паровоз, как вздыбленная лошадь, поднялся над мостом и рухнул вниз, с шумом втягивая за собой в реку вагоны. Начали взрываться боеприпасы. Небо озарилось тревожным светом.

Разведчики находились уже далеко от моста, но волна взрыва докатилась и до них. От радости они бросились целоваться: задание выполнено! Особую роль сыграл в этом сержант Морозов. Он пошел на большой риск и только чудом уцелел — четверо его помощников погибли. И теперь четверо разведчиков возвращались к своим. Передвигались в основном ночью, но несмотря на это где-то на полпути их обнаружили. Началась погоня, во время которой был тяжело ранен Морозов. Его взваливали на плечи и несли поочередно. Наконец разведчики приблизились к переднему краю. На горизонте пылало смутное красноватое зарево. Пахло пороховой гарью. Это был самый трудный отрезок пути. Разведчики уже не шли, а ползли, перекладывая Морозова со спины на спину. Когда небо озарялось осветительными ракетами, воины намертво прижимались к земле. Отчетливо слышалось постукивание пулеметов, треск автоматных очередей. Громадные щупальцы прожекторов раскраивали ночное небо. Их лучи расходились по сторонам и опять скрещивались.

От страшного физического и нервного напряжения ныли тела, гудело в головах, но разведчики ползли вперед. С трудом преодолели изорванное снарядами проволочное заграждение и оказались на «ничейной» земле. Ночной покров, укрывший солдат, медленно сползал. Близился рассвет. Дальше идти было нельзя: путь преграждала река. Ребята жадно набросились на воду, пили из касок. Теплые, с нефтяным запахом струйки воды стекали по заросшим подбородкам на запыленные гимнастерки. Морозову сменили повязки. От большой потери крови он так и не приходил в сознание. Надежды на его спасение в этих условиях почти не было. «До ночи не дотянет», — заметил кто-то из ребят, и ему никто не мог возразить. Набрали в каску воды, обмыли от крови его осунувшееся лицо и стали думать: что же делать? Товарищей удручало чувство беспомощности: рядом умирал их товарищ, а они ничем не могли ему помочь.

— Отправим его к своим по течению реки, — предложил Нараджиев. — Если умрет, то хотя бы похоронят в братской могиле, а здесь…

Это было самое верное решение: только срочная помощь могла спасти Морозова, а у нижнего течения реки стояли наши войска. Стали гадать, из чего соорудить плот. Рядом дымились разбитые машины, валялись трупы убитых. Пахло горелым металлом и порохом. Все напоминало о недавнем бое.

Нараджиев и Прокудин склонились над Морозовым, очищали его одежду от грязи, вытирали кровь. Тем временем Виталий Задорожный приволок борт от наполовину сгоревшей машины, нашел прогнившее бревно, выброшенное волной на берег. Проволокой прикрепили кусок борта к бревну и получился хотя и примитивный, но все же плот. Опустили его на воду; Задорожный опробовал ногами его прочность: плот вполне выдержит легкое тело Морозова. На всякий случай сняли с Морозова сапоги, чтобы облегчить, и бережно уложили его на плот. Под голову сунули изрешеченную осколками плащ-палатку, ремнями привязали тело к плоту. Перед тем, как оттолкнуть плот от берега, Прокудин достал из кармана нож, отрезал от нательной рубашки кусок материи и химическим карандашом написал на ней: «Морозов Анатолий, сержант». И положил эту записку в нагрудный карман раненого. На прощание друзья поцеловали почти безжизненное лицо сержанта.

Морозов тихо простонал, и это как бы утвердило веру товарищей в то, что он будет жить. Вскоре плотик подхватило могучее течение реки, крутануло несколько раз и вынесло на середину.

Сняв каски и склонив головы, разведчики стояли на берегу, пока плот с сержантом не скрылся в предутренней дымке. Небо еще не просветлело, и их лица казались темно-серыми. Их осталось трое из десяти. Недалеко от берега зияла воронка, возле нее стоял немецкий танк с развороченными гусеницами и пробитым бортом. Разведчики осмотрелись. Передний край проходил через какой-то дотла разрушенный поселок. Вокруг танка валялись битые кирпичи, видимо, остатки какого-то сарая. Разведчики залезли под танк.

— Все-таки над головой броня, — заметил Задорожный. — А я вот о чем думаю, друзья. Вряд ли наш сержант выживет. Такой прекрасный человек, и горько сознавать, что мы никогда даже не узнаем, где его могилка. Я много думал, и знаете что решил? Если выживу, после войны увековечу память о нем.

— Это как же?

— Выведу небывалый сорт яблони и назову ее «морозовкой». Только бы дожить…

— Далеко махнул. Смотри, как бы здесь из тебя самого фриц компот не сделал, — сказал Прокудин и почесал затылок. — Сдается мне, ребята, что надо нам отсюдова уматывать. Если не противник, так свои накроют. А помирать сейчас вроде не сподручно — наша берет.

— Да, сейчас совсем другое дело, не то, что было в начале войны. Теперь за каждый клочок земли фрицу надо дорого платить. Как-то непонятно: бойцы одни и те же, оружие то же, а дела пошли совсем по-другому, — недоуменно развел руками Юсуп Нараджиев.

— Это вроде бы второе дыхание. Ты, Юсуп, хоть слыхал, что у бегунов на длительную дистанцию наступает такой момент, когда кажется — уже нечем дышать, весь выложился, — и вдруг перелом, открывается так называемое второе дыхание. В юности я увлекался спортом и сам такое не раз испытал, — объяснил Задорожный.