Былого ищу следы… - Евграф Васильевич Кончин

Быть может, альбом Виельгорских или же его отдельные листы со временем также всплывут на европейских аукционах, если уже в прошлом не были проданы в частные коллекции Соединенных Штатов Америки или Франции.

Но, повторяю, это одна из версий.

Поэтому поиск продолжается. Даже если он окажется на первый взгляд безрезультатным, то все равно наши усилия не будут напрасными, они, несомненно, приблизят нас или будущих исследователей к разгадке тайны исчезнувшего альбома графов Виельгорских.

Где она, легендарная скрипка Маджини?

Кто бы мог подумать, что все начнется с картины?! С грязной, неухоженной картины, с потемневшим старым лаком на пожухлой живописи, к которой, похоже, не прикасался реставратор, и с первого взгляда не представляющей большого интереса! Однако московский коллекционер, «главный хранитель Музея В. А. Тро-пинина Феликс Евгеньевич Вишневский, ныне покойный, купил холст, «по случаю», как он любил говорить, у наследников артиста Театра оперетты Григория Марковича Ярона.

А. Ф. Львов. Фрагмент портрета работы Ю. Олешкевича

Действительно, «по случаю». Пришел к ним приобрести «голландца» и вдруг увидел этот холст. Тонкий вкус Вишневского, его огромная эрудиция и необыкновенная интуиция не раз позволяли ему распознавать в таких вот ветхих и заброшенных полотнах истинные шедевры. И на сей раз почувствовал он - картина имеет несомненную художественную значимость. Создана, бесспорно, одаренным опытным живописцем, представителем добротной классической школы первой половины прошлого века.

Словом, купил он картину, принес в музей и внимательно осмотрел ее. На полотне - неизвестный молодой офицер в форме инженера путей сообщений. Beроятно, он имел отношение к строительству - об этом говорили изображенные на картине часть колонны, циркуль и чертеж на столе. Но скрипка?! При чем тут скрипка, которую бережно держал в руке офицер? Она прежде всего бросалась в глаза и, несомненно, по намерению художника была главным смысловым содержанием произведения. Как будто молодой человек говорил: «Смотрите! Вот самая дорогая мне вещь, ради которой и писалась картина!…»

В то время даже Феликс Евгеньевич не подозревал, что отысканный им портрет окажется удивительным открытием не только и не столько в области изобразительного искусства.

Но это случится потом, а поначалу портрет молодого офицера представлял полную загадку. Единственное, что Феликсу Евгеньевичу удалось выяснить - холст был приобретен Яроном в начале 30-х годов в семье неких Львовых. Львовых? Фамилия как будто ни о чем не говорила, такая распространенная фамилия. Лишь много позже она приобрела решающее значение. Но то будет много позже…

Еще Вишневского не покидало смутное ощущение того, что он уже где-то встречал этот портрет. Где и когда? Показал картину директору Музея В. А. Тропинина Галине Давыдовне Кропивницкой. Ей портрет также показался знакомым. Множество предположений они перебрали, пока не подумали о «Русских портретах». Не там ли он репродуцирован? Стали просматривать это фундаментальное пятитомное издание, вышедшее в 1905 - 1909 гг., и нашли портрет! В пятом томе под номером 179. Тот самый портрет!

Из краткого к нему пояснения узнали, что художник Юзеф (Иосиф) Иванович Олешкевич изобразил в 1823 г. композитора, дирижера, выдающегося скрипача Алексея Федоровича Львова. Тогда-то вспомнили, что именно у Львовых и была приобретена картина Яроном. Портрет никогда не экспонировался на дореволюционных выставках и, очевидно, не выходил из семьи Львовых. В 1907 - 1910 гг. он хранился у Е. А. Львовой (очевидно, дочери Алексея Федоровича?).

Правда, после публикации в «Русских портретах» репродукция была помещена в ряде музыкальных изданий. Но оригинал не был известен и считался затерянным. До тех пор, пока Вишневский не отыскал его.

Когда живопись очистили от грязи, промыли ее, а затем исследовали, то обнаружили и подпись художника, и дату создания произведения. Действительно, был изображен Львов, и написал его Олешкевич.

Интересная, оригинальная личность Иосиф Иванович Олешкевич, как я понял из весьма немногочисленных, но восторженных о нем упоминаний в литературе. Поляк по национальности. Исторический живописец, портретист, о котором современники говорили, что «его портреты отличались совершенным сходством, и он имел всегда множество заказов». Учился в Вильно, Париже и Риме. Завоевал всеевропейскую известность. Приехал в Петербург в 1810 г. и прожил здесь 20 лет, до своей смерти. Первый из польских художников, удостоенный звания академика Петербургской академии художеств. Пользовался завидной популярностью, перед его талантом, благородством, добротой, порядочностью преклонялись, ему прощали некоторые эксцентрические выходки. Он имел обширные знакомства, был принят в лучших домах русской столицы.

Особенно чтили его соотечественники. Если поляк, побывавший в Петербурге, не познакомился с Олешке-вичем, то о нем отзывались так: «Был в Риме и не видел папы». Его другом был Адам Мицкевич. Он посвятил художнику замечательное стихотворение, в котором, между прочим, говорил, что Олешкевич, будто бы обладавший некой сверхъестественной силой, предсказал наводнение на Неве 7 ноября 1824 г.

Именно это стихотворение упоминает Пушкин в примечаниях к «Медному всаднику». Он пишет: «Мицкевич прекрасными стихами описал день, предшествующий Петербургскому наводнению, в одном из лучших своих стихотворений - Oleszkiewicz. Жаль только, что описание это не точно: снегу не было - Нева не была покрыта льдом. Наше описание вернее, хотя в нем и нет ярких красок польского поэта».

Пушкин, вероятнее всего, знал Олешкевича.

Художник был в зените славы, когда писал портрет двадцатичетырехлетнего Львова, подающего большие надежды инженера путей сообщений, служившего под началом грозного Аракчеева. Олешкевич хорошо знал, что молодой офицер - сын директора придворной певческой капеллы Федора Петровича Львова, «известного просвещенной публике своим талантом и любовью к музыке и пению». Федор Петрович являлся двоюродным братом известного в России архитектора Н. А.Львова, притом был женат вторым браком на его дочери Елизавете Николаевне, любимой племяннице Гаврилы Романовича Державина.

Знал, конечно, художник и о том, что молодой Львов - весьма одаренный музыкант. Однако был несколько удивлен, когда Алексей Федорович просил изобразить его непременно со своей любимой скрипкой, с необыкновенной, уникальной скрипкой. Естественно, Олешкевич не предполагал тогда, что именно скрипка принесет Львову международное признание и станет смыслом всей его жизни.

Львов сделал стремительную карьеру, но отнюдь не инженерную, хотя проявил себя талантливым строителем-путейцем. И не придворную, хотя пребывал в самых высших сферах: генерал свиты императора, флигель-адъютант, тайный советник и гофмейстер, кавалер высших орденов Русского государства. Прославился Львов - тем и остался в истории русской культуры - как талантливый дирижер, композитор (автор оперы «Ундина», ряда других сочинений, в основном скрипичных), как видный музыкальный деятель, основатель