Былого ищу следы… - Евграф Васильевич Кончин

С чего я начал розыск? Естественно, с личности Михаила Алексеевича Веневитинова, последнего известного нам владельца альбома. Кто он? Ученый-археограф, историк, писатель. Член комитета по устройству в Москве Музея изящных искусств, почетный член Российской Академии наук, член Общества любителей российской словесности. Наконец, автор археографических трудов, популяризатор биографии своего знаменитого дяди - поэта Дмитрия Владимировича Веневитинова. Он написал «О чтениях Пушкиным «Бориса Годунова» в 1826 г. в Москве». Но в его трудах об альбоме и о пушкинском рисунке Райта я не нашел ни слова, ни намека. Казалось бы, Михаил Алексеевич, как никто другой, отлично понимал огромное значение для культуры России этого национального памятника…

Более того, Веневитинов с 1896 по 1901 г. был директором московского Румянцевского музея и, как справедливо сказано, «вписал блестящую страницу в его историю». Он много сделал для улучшения работы и пополнения сокровищницы русской культуры, собрания которой позже послужили основой для Государственной библиотеки СССР имени В. И. Ленина, а также значительно пополнили другие московские библиотеки и музеи. Веневитинов добился того, что не могли сделать предыдущие директора, а именно - необходимых ассигнований на капитальный ремонт и расширение музея, на покупку близлежащих домов, на увеличение штатов. Он установил в музее атмосферу доброжелательности, внимания друг к другу, поистине деловую обстановку; большое внимание уделял развитию научной работы, наконец, организовал своеобразный музей в музее - «Комнату людей 40-х годов», в которой экспонировались книги, рукописи, другие печатные материалы, вещи, картины, гравюры, посвященные декабристам, А. И. Герцену, Н. П. Огареву, другим представителям русского освободительного движения, упоминать которых запрещалось царской цензурой. Сам писал о декабристах, в частности о В. П. Ивашеве, был хорошо знаком с его дочерью М. В. Трубниковой. Работал над биографическим словарем декабристов.

Михаил Алексеевич активно содействовал собиранию книжных богатств, художественных произведений, коллекций графики, этнографии. Вкладывал свои личные - и немалые! - средства в покупку для музея частных библиотек, картин, гравюр, иных редкостей. Так, он приобрел и передал музею ценнейшую библиотеку профессора Московского университета А. А. Дювернуа по славянской филологии, библиотеку профессора Н. А. Попова, этнографическое собрание Ф. Зайера (одежда, ткани, кружева). Передал несколько рукописей А. С. Пушкина, часть фамильного архива Виельгорских и Веневитиновых.

Передал и портрет Пушкина! Когда я прочитал сообщение об этом в отчете московского Румянцевского музея за 1899 г., не поверил своим глазам. Неужели тот самый портрет? Быть того не может! Ведь так просто я его нашел! Поэтому и не поверил. Правильно сделал… Оказывается, Михаил Алексеевич отдал музею портрет поэта, как было написано, «поясный, сильно попорченный и одетый в военный мундир». Когда же реставратор Д. Н. Арцыбушев вычистил холст и снял позднейшие поновления, то увидел под военным мундиром гражданское платье 1820 - 1830-х годов. Где этот портрет находится сейчас? Не знаю. Да и это тема другого поиска…

А вот альбом из рук своих Веневитинов не выпускал. Лишь в первый и последний раз - в 1899 г. - предоставил его на выставку. Отыскал я в таком редком издании, как каталог выставки, организованной в Румянцевском музее и посвященной юбилею К. П. Брюллова, упоминание об экспонировании на ней «фамильного альбома директора музея М. А. Веневитинова, с рисунками разных художников». В том числе - портретом К. П. Брюллова. С тем самым, который написал П. Ф. Соколов!

Тогда же, напоминаю, из альбома был вынут лист с портретом Пушкина и, как мы знаем, показан в Историческом музее - на московской Пушкинской выставке.

В Румянцевском музее на выставке произведений и вещей Брюллова всеобщее внимание привлекла еще одна фамильная реликвия, также собственность М. А. Веневитинова. Это «Портрет М. Ю. Виельгорского», написанный Карлом Брюлловым в 1828 г. Он и стал позже чем-то вроде путеводной нити моего поиска.

В апреле 1900 г. Михаил Алексеевич тяжело заболел. Он лишился речи и возможности писать. Не мог передвигаться. Его доставляли в кресле в Румянцевский музей, возили по залам. Со слезами на глазах Михаил Алексеевич расставался с делом, в которое вложил столько сил, энергии, ума и знаний. Затем его отправили в воронежское имение Ново-Животинное. Здесь он и умер 14 сентября 1901 г. Похоронен на территории московского Донского монастыря в склепе князей Щербатовых.

Профессор А. И. Кирпичников, его близкий друг и коллега, в прощальном слове справедливо назвал Веневитинова «одним из благороднейших людей, широко и разносторонне образованных, с тонким и глубоким умом, добрым и отзывчивым сердцем… принадлежавших к одному из лучших русских семейств XIX века, служивших украшением Москвы и Петербурга».

Михаил Алексеевич пережил свою жену Ольгу Александровну, урожденную Щербатову, - она умерла в 1896 г., заразившись черной оспой во время посещения воронежской больницы для бедных. Пережил двух братьев и сестру. Детей у него не было.

Сведения о Веневитинове мне пришлось долго разыскивать в различных книгах, научных трудах, статьях, отчетах. По абзацам, по строчкам. Отдельной, посвященной ему книги, которой он достоин, к сожалению, не существует. Вклад Михаила Алексеевича в культурную жизнь России второй половины прошлого века, особенно Москвы, значителен.

Но однажды я встретил чуть ли не специальное досье о Веневитинове. Оно было составлено из газетных вырезок, которые по какой-то, вначале мне непонятной, странности сообщали лишь о кончине Михаила Алексеевича, его родственных связях и фамильных богатствах. Знаете, где я отыскал такое досье? В фонде П. А. Ефремова в ЦГАЛИ! В фонде того самого Ефремова, который редактировал сочинения Пушкина, усиленно интересовался пушкинским портретом Райта и даже нам неведомым «счастливым случаем» получил его гравировальную доску. Совершенно определенный подбор материалов о Веневитинове невольно заставлял задуматься о том, не интересовался ли Петр Александрович рисунком Райта, хранившимся у Веневитинова? Не дознавался ли он, как и я сейчас, к кому он перешел после смерти Михаила Алексеевича?

Ответ напрашивался сам собой: да, интересовался! Я вполне убедился в этом, когда разузнал, кем был Петр Александрович Ефремов. Московская знаменитость, литературовед, выпустил несколько изданий русских писателей, библиограф и… страстный коллекционер пушкинских уникумов! Особенно - пушкинских портретов! Вот почему его интересовал рисунок Райта. Тем более что гравюры с него уже были в собрании Ефремова.

Его желание обуславливалось, конечно, не только упрямством истинного коллекционера, но прежде всего огромной, самозабвенной любовью к Пушкину, его творчеству, которое он, как никто другой, в это время превосходно знал. По нынешней квалификации был бы он высокопрофессиональным и высокоэрудированным пушкинистом. Ведь под его редакцией, с его обширными комментариями, предисловиями, со справочными данными вышло несколько многотомных Собраний сочинений поэта, изданных Ф. И. Анским, Я. А.