Малабарские вдовы - Суджата Масси

– Если они открыты!

– Да, верно. Если открыты, я войду, а когда закончу, пешком доберусь до того места, где вы меня высадите.

– Очень все сложно. А как же мне его отвлечь?

– Попытайтесь как можно больше узнать про Мукри. Уверена, Мохсену будет что сказать.

К ее удивлению, когда они проезжали мимо, Мохсена вообще не оказалось на месте. Первин из осторожности попросила Армана остановиться за поворотом. Он явно не обрадовался, но перечить хозяйке не посмел.

Вторые ворота оказались открыты, и Первин без труда проскользнула внутрь, хотя дурван, дежуривший у ворот дома напротив, и бросил на нее подозрительный взгляд. Первин постаралась войти непринужденно, будто уважаемый человек, хотя чувствовала себя совсем иначе.

Она попала на территорию, но не в сад зенаны, обнесенный высокой стеной. Придется проникать в сад, как и в прошлый раз, через арочную дверь в конце широкого вестибюля зенаны. Первин совсем легонько постучала в дверь зенаны. Никакого ответа, а окликать в окно, как в прошлый раз, она побоялась.

Неуверенно положила ладонь на ручку, та повернулась. Первин решила, что после ее отбытия в суете Фатима забыла запереть дверь.

Вестибюль пустовал, и Первин неслышно прошла в сад, держась ближе к дому, чтобы ее не увидели из окон. В саду было пусто. Рядом с ее местом в павильоне, где она слушала концерт девочек, портфеля не оказалось. Не было его и на ковре, где по-прежнему стояли музыкальные инструменты. Первин бросилась туда, где разговаривала с Мумтаз: портфеля нет и здесь.

Первин поняла, что не может вспомнить, в какой момент портфеля уже не было у нее в руке. Она была почти уверена в том, что вынесла его из комнаты Разии, но точно сказать не могла. Оставалась вероятность, что Мумтаз или Амина заметили портфель после ее ухода и забрали к себе.

У входа в зенану Первин заглянула в щель между занавесками. В комнате по-прежнему пусто. Она вошла, держа сандалии в руке, оглядела лестницу. И здесь никого, хотя сверху доносился приглушенный гул голосов. Женщины что-то обсуждают, ревет младенец. Наверное, Джум-Джум, младший братишка, которого она так и не увидела.

Первин поднялась наверх. Остановилась у первого поворота коридора, настраивая слух так, чтобы разбирать голоса.

Из комнаты Разии долетал гул разговора, но дверь была плотно закрыта – ничего не разобрать, разве что слышно, что говорят трое. Итак, все три вдовы здесь – значит, можно осмотреть другие комнаты, а потом уже спрашивать про портфель. Первин прошла мимо детской, где Джум-Джум постепенно утихомиривался, зато Ширин и Насрин щебетали все громче.

– А почему нам нельзя… – начала Ширин.

Первин услышала укоряющий ответ какой-то пожилой женщины:

– Вам там не место!

Дверь в покои Сакины была открыта. Внутри – тот же порядок, что и раньше, даже серебряный поднос успели унести. Первин заглянула под кровать и в ящики, отодвинула картину, проверила, что дверца сейфа закрыта. Портфель в этот сейф явно поместился бы по ширине, но вряд ли по глубине.

Находясь тайком в комнате Сакины, Первин чувствовала себя едва ли не воровкой. Она высунула голову за дверь, прислушалась, не слышно ли чего в коридоре. Прошло, наверное, минут пять после того, как она сюда вошла. Жаль, что она не знает, в какой комнате живет Мумтаз.

Первин посмотрела на бронзовую джали, через которую, по словам Сакины, обитательницы зенаны разговаривали с находившимися на главной половине. Если мистеру Мукри вздумается подслушивать, это единственное место: наверное, именно поэтому жены и выбрали для разговора удаленную спальню Разии, а не комнаты Сакины, которые ближе. Первин стала рассматривать узорчатый бронзовый порог, и тут на глаза ей попался мазок чего-то красного.

При виде красного сполоха ей вспомнилась кумкума[45], с помощью которой индуски и парсийки наносят красную точку на переносицу. Вот только этот красный мазок растекся по бронзовой ступеньке, другие потеки и капли виднелись и на полу. И это не толченая киноварь. Тревожась все сильнее, Первин вышла из дверного проема и, следя за тем, чтобы не прикасаться к красным каплям, приблизилась к перегородке. Присела на корточки и различила какую-то кучу под самой щелью для документов.

Понимая, что это неприлично, Первин все-таки подняла длинную широкую бронзовую накладку, закрывавшую щель. Последняя ее спокойная мысль была о том, что накладка примерно того же размера и веса, как и та, что прикрывала щель для писем на дверях фамильного особняка Элис в Лондоне.

А потом ее затошнило.

С противоположной стороны лежал ничком мистер Мукри, руки и ноги его были широко раскинуты, как будто он попытался убежать, но не смог. Из-под тела выглядывал краешек ее портфеля от Суэйна Эдени, из мягкой сыромятной кожи. Затылок и воротничок управляющего были в крови, кровь потоками стекала по черному пиджаку. Из шеи торчало что-то длинное, серебристое. Нож? Первин это не интересовало. Больше она смотреть не могла.

Первин зажала ладонью рот, шагнула назад. Если бы она не глянула в щель, то и не узнала бы, что Мукри мертв. А теперь уже поздно: она осведомлена об этой смерти, равно как и о свалившейся на нее новой ответственности.

1916

12. Разлив обещаний

Бомбей, август 1916 года

Ей казалось, что Сайрус умер и оставил ее скорбеть.

После их задушевного разговора в Бандре Первин не слышала от него ни слова. Она не выходила из семейного бунгало, и перед глазами у нее вставал один страшный сценарий за другим.

Наверное, Сайрус рассказал про нее родителям и получил решительный отказ. Содавалла так разгневались, что увезли его обратно в Калькутту. Принять это ей казалось легче, чем более очевидный вариант: Сайрус не сдержал обещания. Может, романтические заявления были просто уловкой, чтобы ею насладиться. Или он все обдумал и решил, что девушка, которую ему выбрали родители, чем-то лучше.

Дома она оставалась еще и по причине родительского гнева. В пятницу днем в клубе «Рипон» Джамшеджи очнулся от дремы, потому что услышал, как два адвоката сплетничают об истории с первой студенткой Государственной юридической школы: сама ушла, или ее выгнали.

Вечером Первин призвали в гостиную, к родителям. Она не решалась на них взглянуть, лишь пробормотала:

– Я собиралась объяснить, что произошло. Но не могла подобрать слова.

– И предпочла обман! Каждый день уезжала в город с учебниками, а сама уже не училась. Как ты проводила все эти часы, если не была на занятиях? Тратила деньги, ходила в кино, ела в