Продавец снов - Александр Журавлев

Пугая вороньё и гревшихся на крыше кошек, они покружили над домом и спустились именно к этому балкону, бестактно потревожив уединение двух сердец.

– Откуда, каким ветром вас сюда занесло? – изумился Погодин, наблюдая необычное и нежданное появление визитёров.

– Сударь и сударыня, – обратился к влюблённой паре Ангел, – просим вашего снисхождения, если мы своим вероломным вторжением прервали благородное таинство. Однако спешу предупредить, что с северо-запада на ваш дом надвигаются тучи неприятностей.

– Альберт, что ты как на аудиенции у герцога Анжуйского, – прервал расшаркивания Ангела Кузьмич. – Разреши мне более доходчиво прояснить ситуацию жизни и смерти, пока нехорошие дяди, вооружённые до зубов, не успели надрать им попы.

– Кузьмич, не разыгрывайте драму, это старо, – спокойно сказал Погодин. – Разве что тогда вы не висели между небом и землёй, а, сидя на полу в моей мастерской, чуть ли не рвали на себе волосы. Думаю, ваша новость состоит в том, что нас опять окружают враги.

– Кстати, пока до этого ещё не дошло, вы бы, Семён Данилович, представили нам даму вашего сердца, – с чуть заметной обидой на выпад художника сказал слесарь.

– К чему эти церемонии, сами говорили же, что не на аудиенции, – прервала красноречие слесаря рыжеволосая особа. – Зовите меня Еленой.

– Андрей Кузьмич, для своих просто Кузьмич, – представился слесарь, галантно кивнув головой. – А это мои братья и соратники – Ангел, он же Альберт, и примкнувший к нам Ворон, он же Казимир.

– Причём примкнувший добровольно и с пребольшим удовольствием, – добавил к сказанному Ворон.

– Неподражаемо! – рассмеялась Елена. – Вы, Казимир, просто прекрасно владеете языком графа Льва Толстого.

– Пустяки, отчего же им не владеть, всё дело – в практике. После общения с Бабелем я изъясняюсь не только на языке классиков.

– Скажите, неужели всё так мрачно, как вы говорили? – спросила Елена у слесаря.

– Кузьмич у нас любитель сгущать краски, хотя, если поглубже копнуть, то он добрейшей души человек, – вмешался в разговор Погодин.

– Да, всё именно так, – сказал оттаявший от похвалы слесарь. – Пока вы, ничего не подозревая, мило коротаете время, мы, Семён Данилович, рискуя жизнью, спешили сюда, к вам, чтобы предупредить об опасности. Однако вместо слов благодарности вы изволите шутить.

– Право же, Кузьмич, я не хотел вас ничем обидеть – присоединяйтесь к нам. Однако спешу предупредить, что кроме гостеприимства и горячего чая мы вам предложить больше ничего не можем. – Погодин распахнул балконную дверь.

Тройка визитёров не без труда протиснулась в дверной проём и ввалилась в комнату.

– О чём вы, Семён, какой чай! Сейчас не до него, сваливать отсюда надо, причём очень быстро, – продолжал пророчить беду слесарь. – Иначе нам из этой квартиры останутся только два пути – или нас вынесут без венков и оркестра, или же похоронят прямо здесь, что неутешительно как в первом, так и во втором случае.

– Кузьмич, ты не прав! – возмутился Ворон. – Как же это не до чая? Извините, у меня со вчерашнего дня в клюве маковой росинки не было. Война – войной, однако завтрак ещё никто не отменял. Например, в прошлой жизни, до перевоплощения в Ворона, я имел честь до последнего вздоха служить Его Величеству Людовику XVI, так меня, прежде чем обезглавить на гильотине по приговору Национального Конвента, республиканцы сытно накормили обедом. Всё культурно, без спешки – приятно вспомнить! На смерть надо идти на сытый желудок, с благородной отрыжкой, а не с голодным урчанием в животе. Да и перед лицом врага я не хочу из-за отсутствия в моём желудке хотя бы корочки хлеба иметь бледный вид. Ведь эти невежды сочтут моё полуобморочное состояние от голода за трусость.

– Содержательная мысль. В последний путь под брызги шампанского «Вдова Клико» – это, знаете ли, по-гусарски! Только чем её подкрепить? – сказал Погодин.

– Сей момент! Алле-а-а-п! – скомандовал по цирковому Ангел и щёлкнул пальцами.

Сразу же с потолка на стол спустилась белоснежная скатерть, и на ней появилась гора изысканных холодных и горячих закусок, всевозможные сладости, благородные вина.

Кузьмич заметно повеселел.

– Да, – согласился он, – после такого «вернисажа» и умереть не страшно.

– Сударыня, что у нас имеется из музыкального сопровождения? – обратился к Елене Ворон.

– Патефон и пластинки, – ответила она, зашторивая окна.

– Ни в коем случае не трогайте занавески, – остановил её Ворон. – Откройте окна и, несмотря на день, добавьте в зал свечей. Гуляем по высшему разряду, как в лучших домах Парижа.

Жизнь закипела. Комнату будто наполнил тёплый солнечный свет. В потолок ударили пробки, зазвенели хрустальные бокалы, по тарелкам застучали столовые приборы.

«Утомлённое солнце нежно с морем прощалось», – запел патефон надтреснутым тенором.

– Вот это по-нашему, по-русски, от всей души, – улыбнулся Кузьмич. – Пускай теперь сюда только кто-нибудь сунется, всех умоем!

После третьего тоста, предложенного Кузьмичом выпить за «лося», в который входил джентльменский набор пожеланий, таких как: чтобы хорошо «жилося, пилося и моглося», Ангел подошёл к Погодину и Елене.

– Моё предложение покажется вам странным, однако доверьтесь мне и сделайте всё так, как я попрошу, – сказал он, вглядываясь в их глаза, наполненные небом. – В правую руку возьмите по горящей свече, с ладони левой руки сдуньте, как ресницу, накопившуюся боль и усталость. После чего, не оглядываясь назад, идите за мной.

Заинтригованная пара выполнила необычный ритуал и проследовала за ним из комнаты в коридор. Ангел остановился возле шкафа и, указав на него рукой, с волнением в голосе, будто читая царский наказ, сказал:

– Сейчас вы, взявшись за руки, шагнёте в проём этого мебельного чуда и, оставив за порогом суету большого города, отправитесь туда, где вас уже ждут. Ничего не бойтесь, гоните прочь от себя все сомнения. Поверьте, это путешествие доставит вам массу незабываемых впечатлений. Ступайте и никогда не жалейте о прошлом. Храните настоящее и живите будущим.

Погодин и Елена зашли в шкаф. Ангел закрыл за ними дверцы, через минуту открыл – шкаф был пуст.

Ангел шагнул из коридора в зал, подошёл к столу и налил себе бокал вина. Его примеру последовал Кузьмич и Ворон.

– Ну что же, с минуты на минуту к нам пожалуют товарищи с Лубянки, – сказал Ангел.

– И как же мы их встретим? – поинтересовался Кузьмич.

– Во всяком случае, не хлебом с солью, – улыбнувшись, ответил Ангел.

– За победу! – сказал Ворон.

– За нашу победу! – поддержал тост Кузьмич, и они сомкнули бокалы.

Во двор, тихо урча мотором, въехала грузовая машина и остановилась возле дома. Так же тихо, без суеты и единого выстрела, из фургона с надписью «Мебель» выпрыгнул взвод солдат. Без громких команд он разбились на три отделения. Первое растянулось вдоль фасада, второе оцепило парадный подъезд, третье отделение взяло под контроль лестницу.

Дверь кабины грузовика открылась, и на свет Божий появился капитан государственной безопасности Джордано Бруно под псевдонимом Звездочёт.

Поднявшись на пятый этаж, он подошёл к квартире с номером «90», на двери которой был приклеен пожелтевшей листок бумаги с надписью, небрежно набросанной от руки: «Звонок не работает, стучать». Капитан растянул улыбку до ушей и, последовав написанному, прильнул к двери.

В квартире звучала музыка, однако на стук никто не открыл. Звездочёт толкнул дверь. К его удивлению, она оказалась незапертой. Капитан шагнул в полумрак. Пройдя по коридору как можно тише, он заглянул в комнату. В зале на полу стоял патефон: «Отцвели уж давно хризантемы в саду», – звучал с пластинки голос Вадима Козина.

Склонившись над музыкальным ящиком, на полу по-турецки сидел гражданин в безутешной печали. Роняя скупые слёзы, он самозабвенно подпевал популярному тенору. Издаваемые им звуки скорее походили на сдавленное мурлыкание, нежели на пение, но это нисколько не мешало гражданину выражать этим ностальгию по безвозвратно ушедшей молодости и первой любви.

В кресле у обильно сервированного стола, подперев рукою голову, сидел не менее странный человек с седыми взлохмаченными волосами. Застыв в позе роденовского мыслителя, и не выказывая никаких эмоций на появление офицера безопасности, он с упоением слушал песню, взирая на плачущие свечи.

Сидевший на полу Кузьмич оторвался от патефона. Встретившись взглядом с офицером, он вспомнил ту незабываемую встречу с ним, от которой на его голове заметно прибавилось седых волос.

– Как, вас ещё не расстреляли? – спросил слесарь у капитана.

От такой нагловатой дерзости Звездочёт несколько растерялся. После недолгого замешательства, он вместо обезоруживающей команды «Руки вверх!» произнёс:

– Размечтался! А вот тебе на сей раз примочки уже явно не помогут. Молись! – Капитан потянулся к кобуре.