Превращение - Анна Гурова

— Между тридцатью и сорока. Ближе к сорока, пожалуй.

— Нифига. Я его знаю уже лет пятнадцать, — сказал Валенок. — Он за это время вообще не изменился.

— Да ты что!

— Я с ним познакомился в начале девяностых. Был…хм… мелким бандитом. Точнее, как раз собирался им стать. Но встретил кое-кого, и вот…

Заинтригованный, я принялся выспрашивать о подробностях. Но Валенок явно не желал вдаваться в эту тему. Казалось, он стыдился прошлого, но в это не верилось. Если он и стыдился, то разве того, что ему не удалось стать паханом.

— А что, Грег тоже был бандитом? — задал я провокационный вопрос.

— Скорее наоборот…

Тут мне в глаз попала мошка. Я моргнул, смахивая слезинку, а когда открыл глаза, передо мной стоял Грег собственной персоной.

Черт! Как он подобрался?!

— Секретничаем, девчонки? — ехидно спросил он, не садясь за стол.

Я смутился. Валенок сделал морду кирпичом.

Нет, в самом деле — почему я его не заметил?! Люди не могут видеть драконов, и мне уже объяснили, почему. Это не значит, что драконы бесплотны. Просто человеческие пять чувств их почему-то не воспринимают. То есть, это не дух, а материя высшего порядка. А момент превращения вообще выпадает из сознания и памяти — как, например, момент перехода из бодрствования в сон. Но я-то больше не был человеком! Значит, было что-то еще. «Некоторые драконы умеют делать себя невидимыми и для своих, — отметил я. — Магия? Запомним!»

— У вас еще будет возможность посплетничать, — продолжал Грег. — А сейчас, Леха, я тебя забираю.

К полуночи Крестовский остров обезлюдел. Мы шли по берегу пруда в поздних июньских сумерках. Парк был пуст и тих, только слышался шелест ветра в листьях и скрип наших шагов по гравию. Казалось, мы единственные живые существа в этом светлом зеленом мире. Говорят, в это время года Земля проходит дальше всего от солнца и летит медленнее, чем обычно. Я физически ощущал, как планета, гигантский каменный булыжник, летит в прозрачном пузыре атмосферы сквозь сияющий космос.

Мы остановились на мосту, и Грег сказал:

— Тебе надо завершить превращение.

— Но ведь оно уже состоялось? Ну, когда…

— Нет. Это был первый шаг. Оно только началось. Превратиться — мало. Мозги-то у тебя остались человеческие.

— А, — протянул я.

— По своей сути ты стал иным, высшим существом. Тебе открываются новые грани мира. Но за прошлую жизнь ты оброс огромным количеством всякой дряни.

— Детские комплексы, привычки нехорошие…

— Вот-вот. Они могут серьезно затормозить твой внутренний рост, а то и направить его не туда. Над этим мы и будем работать. Чтобы ты, обретая драконью сущность, не утратил ее сразу же по незнанию, или не рассчитав силы.

Я промолчал, рассудив, что комментарии не требуются.

Несколько минут мы стояли на мосту. Грег, закинув голову, задумчиво смотрел в розовое, без солнца светлое небо. Я украдкой отбивался от комаров.

— Что такое, по-твоему, дракон?

— Дракон? — я встрепенулся. — Ну… Такой зверь.

Грег недобро прищурился.

Я быстро поправился:

— Сказочное существо…

— Уже лучше.

— Огромный летающий ящер, пыхающий огнем…

— Так, — терпеливо произнес мой учитель.

— Живет в горах. Требует в жертву девственниц.

— Замечательно…

— Нападает на города, деревни, крадет скот, грабит население, — увлекся я. — Потом уносит золото к себе в пещеру и спит на нем, пожирая каждого, кто осмелится…

— Достаточно!

В голосе Грега прозвучало раздражение.

— Не ожидал я от тебя услышать эти байки!

— А как на самом деле?

— Дракон — это совершенное сверхъестественное существо, — заговорил он торжественно. — Он объединяет в себе все лучшее от зверя, человека и духа. Дракон — это высшая духовная сила, воплощенная бесконечность, дух перемен и превращений, божественная мудрость. Вот китайцы это понимают. Они даже смутно догадываются о том, что драконом может стать любой, если поставит себе такую цель. Недаром они именуют драконом мудрого и благородного человека.

— Дракон — это эмблема императора, — вспомнил я.

— Вот-вот. А в Европе царят представления о драконе как о каком-то крупном хищнике. Дракон для европейцев — в лучшем случае сила хаоса на службе темных богов. А в худшем — Змей Горыныч.

— Почему в худшем? — обиделся я за нашего народного дракона.

— Потому что прилетает, хватает и жрет. Ниже падать некуда. Что делают драконы в восточных сказках?

— Живут на дне моря или на облаках, — сказал я, секунду подумав. — Дают советы. Правят драконьим царством.

— А в европейских? Драконы — чудовища, которых надо одолеть, чтобы повергнуть силы тьмы. Особенно наши, славянские. Налетают, грабят, убивают.

— Молодцы, — одобрил я. — Резкие ребята. Интересно, почему так?

Грег недобро усмехнулся.

— Наши говорят, каждый народ получает таких драконов, каких заслуживает. Но лучше я тебе потом расскажу подробнее. А может, даже покажу.

Его тон как-то не очень мне понравился. Но к этому разговору мы вернулись гораздо, гораздо позднее…

— К чему я? Люди ничего толком не знают о драконах, потому и сочиняют всякую ахинею. А причина проста — нормальные драконы с ними почти не пересекаются. Кажется, что они живут рядом, но это не так. Наш мир для драконов — нижний, туда не спускаются без нужды…

— То есть, драконы — это как бы сверхлюди? — уточнил я.

— Без всяких «как бы».

Тем временем стемнело и похолодало. Над водой заклубился легчайший туман. Комары упивались своей безнаказанностью.

— Вопросы по вводной части есть? — спросил Грег, заметив наконец мои страдания.

Как не хотелось поскорее уйти подальше от пруда, но я спросил то, что давно меня точило:

— Ты отметил тогда, что я огнедышащий дракон. Как будто это что-то особенное. Почему?

— Далеко не все драконы — огнедышащие, — безразлично ответил он. — Некоторые выдыхают холод, другие — кислотное облако. Есть такие, которые вообще не используют дыхание как оружие…

— Драконов так много? — удивился я. — Да еще и разных видов? Но где они все …э…прячутся?

Грег мечтательно улыбнулся.

— Хорошо тебе все-таки. В этом мире вам, молодым драконам, практически нечего опасаться. Драконов тут пока совсем немного. Относительно немного, я имею в виду. О нас ничего не известно, кроме слухов и бестолковых сказок. И главное, никто не верит в наше существование. Это самая лучшая гарантия безопасности. Поэтому основная опасность для тебя — ты сам.

— Что ты имеешь в виду?