Мент - Андрей Константинов

— …Но дорого, черт! — продолжал Тихорецкий. — Камин, гараж, баня… все такое, но дорого. Вот и хочу у тебя спросить в долг немного.

— В долг?

— Да мне немного и нужно, Магомед. Всего тысяч пятнадцать, ну — двадцать… Удержишь с последующих выплат. Лады?

Джабраилов смотрел в лицо Павла Сергеевича остановившимся взглядом. Просьба Тихорецкого звучала странно, но еще неделю назад Магомед сказал бы: в чем вопрос, Павел? Без проблем. Сколько надо — столько одолжу… События прошлой пятницы изменили все круто и необратимо.

— Так как, Магомед, выручишь? — спросил Тихорецкий, рассеянно глядя по сторонам.

— Понимаешь, Павел… у меня нет сейчас денег.

— У тебя нет? — удивленно спросил полковник. Каждое слово он выговорил отдельно. У тебя. Нет? И рассмеялся. — Ну, Магомед! У тебя? — Нет сраных двадцати тысяч баксов? Или жалко стало?

— Извини, Павел Сергеич, — сказал Джабраилов. — Так сложилось, что сейчас никак не могу.

— Что-то случилось, дружище? — озабоченно произнес полковник. Теперь он не вертел головой, не разглядывал молодых девиц в коротких юбочках, а внимательно смотрел на своего собеседника.

— Нет, Павел, все в порядке. Просто… просто пришлось дать в долг одному земляку.

— Ага, понимаю, — сказал полковник. — Землячок лысенький такой, да?

Джабраилов быстро вскинул глаза на Тихорецкого. Полковник смотрел с прищуром, жестко, внимательно. Над столиком висела тишина. Напряженная и плотная.

— Ну, что молчишь, Магомед? Сколько дал землячку лысому? А?

— Откуда знаешь? — спросил Джабраилов тихо.

Тихорецкий закурил, прикусил фильтр сигареты и только после этого ответил:

— Я опер, Магомед. Я старый опер. А дело твое и мое — наше дело! — берегу. Ситуацию вокруг него постоянно контролирую. А ты… что же ты творишь, дружище?

Последние слова полковник Тихорецкий произнес даже с какой-то внутренней болью, с укором. Он выдохнул дым, налил водки себе, налил вина Магомеду.

— Давай выпьем и — расскажешь все, как было.

На этот раз Джабраилов выпил до дна. Внезапно он почувствовал какое-то облегчение. Он был сильный человек, не привык плакаться. Но даже у очень сильного человека бывает предел. Для Магомеда Джабраилова он, видимо, наступил.

Он выпил до дна, закурил и рассказал Павлу Сергеевичу все. Тихорецкий слушал, кивал, иногда задавал уточняющие вопросы. После того как дагестанец закончил свой мрачный рассказ, некоторое время сидели молча. Звучал только голос Пугачевой из магнитофона.

— Почему ты не связался со мной сразу, дружище? — спросил Тихорецкий.

Магомед пожал плечами, ничего не ответил.

— Понятно… Ты, значит, решил, что подлый мент втравил тебя в блудняк и бросил на хер одного, когда запахло жареным. Так решил, Магомед? А? Что молчишь-то?

— Да, — ответил Джабраилов, глядя прямо в глаза полковнику. — Да, Павел, я так думал. Извини.

— О-хо-хо… Спасибо, Магомед, здорово ты меня оценил. Высоко, — сказал Павел Сергеич и покачал головой. Лицо полковника покраснело. То ли от водки, то ли от обиды. Джабраилов отвел глаза.

— Извини, — повторил он. — Я думал…

— Если бы ты думал, то сразу позвонил бы мне… Ладно! Разберемся с этими уродами… деньги вернем. Бумага у тебя есть?

Джабраилов кивнул, взял с пола шикарный дипломат и достал лист бумаги. Из внутреннего кармана пиджака вытащил паркер.

— Пиши, — сказал полковник.

После того как заявление Магомеда Джабраилова легло на стол заместителя начальника ОРБ подполковника Ващанова, милицейская машина закрутилась. После подробной беседы заявителю предложили полистать альбом с фотографиями известных ОРБ авторитетов.

— Вот он, — уверенно ткнул Магомед в фото Лысого.

— Ага, — сказал опер с оригинальной фамилией Колбасов. — Это Лысый, он же Мальцев Виталий Сергеевич. Ну, хорошо… тогда другой альбомчик.

В другом альбомчике, собравшем в себя то, что ОРБ знало про группировку Лысого, Магомед опознал Кента. А вот обнаружить каких-либо следов Зверева в картотеке не удалось… Борцам с оргпреступностью пришлось ограничиться словесным портретом.

— Ничего, — сказал Колбасов, — завтра познакомимся. Магомед Джабраилов был тщательнейшим образом проинструктирован и отпущен. Вместе с ним поехал техник-связист, а сотрудники ОРБ сели готовить операцию. Времени до передачи второй части денег осталось мало. Пришлось отказаться от проведения литерного мероприятия N 2[15]. Но наружку и ОМОН для силовой акции обеспечили. Оставалось дождаться звонка вымогателей, навязать им свои условия и — брать.

В пятницу Магомеду Джабраилову позвонил Лысый. Поинтересовался, как наши дела?

— Маленько не успеваю, — ответил дагестанец. — Чуть-чуть не добрал… Но в субботу утром соберу в полном объеме. В субботу утром устроит?

Лысый немного подумал, потом сказал:

— Устроит. Но смотри — если что, то тогда — счетчик. Понял, Магомед?

Потом они оговорили место и время. Лысый предлагал встретиться в кафе. Нет, настаивал Джабраилов, давай на нейтральной территории, подальше от чужих глаз, поближе к лакокрасочному. Деньги у меня в служебном сейфе, мне с такой суммой по городу таскаться не резон.

Лысый усмехнулся. Он понял, что дагестанец ему не доверяет, опасается элементарного ограбления при перевозке денег. Осторожный черт! После довольно длительных переговоров место согласовали.

— Смотри, Магомед, не дури, — сказал напоследок Лысый. — Ты уже имел возможность убедиться, что мы не шутим. — Да, я уже имел такую возможность.

Потом Лысый позвонил Звереву, сказал: порядок. Завтра в четырнадцать ноль-ноль. Встречаемся за пять минут на углу Книпович и Седого. О'кей?

— О'кей, — ответил Зверев, — Понял. Лысый хотел, кажется, еще что-то добавить, но Сашка спешил: полковник Тихорецкий уезжал в очередную командировку… Сашку ждала Настя.

— До завтра, — сказал мент.

— До завтра, — ответил бандит.

…Странное слово — завтра, гораздо более странное чем сегодня. И еще более странное, чем вчера. Завтра — это тот день, на который ты еще можешь влиять. (По крайней мере ты так думаешь.) Это тот самый день, в который ты не будешь совершать вчерашних ошибок… Это замечательный, яркий, солнечный день, не похожий на серое сегодня. И уж тем более не похожий на вчера.

О, завтра! Завтра — особенный день. Завтра — это тот день, который…

…О нем ты и узнаешь завтра, которое превратится в сегодня.

В нем тебя уже ждут твои Вчерашние Ошибки: ну, здравствуй, придурок, мы снова вместе… Разве ты не рад? — Удачи, опер, — сказала Настя и чмокнула Сашку в щеку. — Я куплю шампанского и буду тебя ждать.

— Я скоро вернусь, — ответил он, прижимая ее к себе, вдыхая запах волос.

— Я буду ждать, — повторила она.

Щелкнул замок. Зверев быстро сбежал по лестнице вниз и вышел в хмурый ноябрьский день. Было холодно, ветрено, на лужах лежал тонкий ледок. Сверху давило серенькое небо… Удачи, опер… Я буду ждать…

Через десять минут Зверев сидел в полупустом трамвае. Он отогнул рукав куртки и посмотрел на часы — времени оставалось достаточно. За окном медленно двигался серенький город.

Магомед Джабраилов открыл сейф и вытащил стопку папок. За папками лежал черный полиэтиленовый мешок. Магомед взял мешок, подошел к столу и высыпал содержимое. Рассыпались охваченные банковскими бандеролями или аптечными резинками пачки денег. В основном — доллары, но были и финские марки. Несколько мелких купюр, порхая в воздухе как бабочки, упали на блестящий паркет. Он не стал их поднимать. Спустя шестнадцать минут деньги были пересчитаны и уложены в дорогой, натуральной кожи дипломат с цифровыми замками.

Джабраилов закурил сигарету и подошел к окну кабинета. По пустой площади перед административным корпусом ехал электрокар. Джабраилов посмотрел на циферблат ситизен — до стрелки осталось восемь минут. Он вздохнул, надел пальто и взял в руки дипломат.

Слон резко нажал на тормоза. Шестерку слегка занесло, правым задним колесом она чиркнула по поребрику.

— Ты что? — спросил Лысый недовольно.

— Кошка, блядь такая, — бросил Слон. Тощая серая кошка неторопливо шла через дорогу. — Придется ждать, пока кто-нибудь проедет.

— Некогда, — сказал Лысый и постучал по циферблату.

— Примета плохая, Виталий, — сказал Слон. Кент кивнул. — Лучше подождать, пока кто-нибудь проедет.

— Здесь промышленный район. В субботу тут пусто, можно стоять до посинения. Поехали, Зверев ждет… и бабки ждут.

Слон выжал сцепление, включил сразу вторую передачу. Кошка не спеша шла вдоль забора.

Сотрудник семерки поднес микрофон к губам:

— Вижу их… Та самая шестерка, госномер А 46-24 ЛЕ. Трое… Поворачивают на Книпович… Останавливаются… та-ак… От троллейбусной остановки к ним идет человек… сел в машину. Понял меня, диспетчер? Появился четвертый.

— Понял тебя хорошо: появился четвертый. Оставайся на месте.