Путь воина - Багдан Сушинский

— Для чего же тогда?

— А для того, чтобы двинуть войска против татар, а затем и турок.

— После того, как перебьет все польские гарнизоны? Пересадит на колья весь цвет польской шляхты, которая целые века удерживает этот край в границах Великой Польши?

— Думаю, король не стал бы возражать, если бы некоторые из местных, вконец обнаглевших, аристократов действительно оказались на кольях или в петлях. Король и канцлер получили тысячи жалоб на их непомерную жестокость не только по отношению к украинским крестьянам, ремесленникам, казакам, но даже к мелкопоместной шляхте.

— Но здесь не Варшава. Здесь не обойтись без силы, а иногда и жестокости. Мелкопоместное дворянство в украинских воеводствах в основном состоит из украинцев. Именно местные шляхтичи становятся казачьими офицерами, а затем и атаманами повстанческих отрядов.

— Но своей непомерной — подчеркиваю: непомерной жестокостью вы не усмиряете здешний люд, а, наоборот, провоцируете его на восстание. Я лично видел подписанные вами приказы, в которых вы обрекаете на гибель все семьи тех, кто ушел на Сечь. Уже казнены десятки таких семей.

— И казню еще столько же. Что же касается жалоб, то они были и всегда будут. Потому что местная нищета ненавидит польских дворян, и королю это хорошо известно. Поэтому жалобы меня не интересуют. Меня интересует другое: почему, по мнению короля и канцлера, — воинственно потряс он свертком, — я не могу получить из Варшавы никакого подкрепления? Я что, один обязан противостоять всей этой армии голодранцев?

Коронный Карлик загадочно улыбнулся и поднял свой кубок с вином. Командующий с ненавистью наблюдал, как он наслаждается божественным напитком, едва сдерживая себя, чтобы не вырвать кубок из руки Вуйцеховского и не выплеснуть остатки вина ему в лицо.

— Если бы мне позволено было давать вам советы, граф, я бы посоветовал вот что: накажите собственной властью чигиринского старосту Конецпольского, вздерните двоих-троих подстарост, снимите все те устрашающие прокламации, которые ваши последователи повесили на сельских и местечковых площадях, и пригласите Хмельницкого сюда, к себе, на переговоры.

— Что-что?! Вы советуете мне наказывать старост вместо того, чтобы объединять силы всей шляхты и идти против повстанцев?! — подхватился Потоцкий. И, склонившись над Коронным Карликом, который в своем низеньком кресле с очень высокой спинкой казался еще мизернее, чем был на самом деле, почти прорычал: — Да кто вы такой?! По какому праву вы смеете давать советы мне, великому коронному гетману?!

— А почему бы и не дать их? — окончательно обезоружил Вуйцеховский графа своей наглостью.

— Да потому, что вы — ничтожество! Потому что вы не имеете права соваться ко мне с какими бы то ни было советами!

— Увы, как тайному советнику, мне приходится давать их даже королю. И, как видите, государь давно смирился с этим, — довольно громко рассмеялся Вуйцеховский, что позволял себе крайне редко. — Если же обратиться к вашей персоне, коронный гетман, то можете быть уверены: это мой последний совет. Другое дело, что, вернувшись в Варшаву, я не удержусь от того, чтобы все же дать несколько советов Его Величеству. Всего несколько советов. Как, впрочем, и коронному канцлеру князю Оссолинскому.

— И что из этого следует? — набычился Потоцкий.

— Да ничего. Просто обязан буду дать им некоторые советы. Исключительно по долгу службы. А посему, позвольте откланяться.

23

Главнокомандующий уже завершал чтение длинного, выдержанного в самых резких, порой угрожающих тонах письма коронного канцлера Оссолинского, когда адъютант сообщил ему, что прибыл польный гетман Калиновский.

— Опять он? — проворчал Потоцкий, не отрываясь от чтения. — Какого черта ему нужно?

— Заместитель главнокомандующего узнал о письме и просит принять его.

— От кого это он мог узнать о письме? — насторожился Потоцкий, собиравшийся вообще скрыть, что такое письмо существует.

— Очевидно, от самого господина Вуйцеховского.

— Хоть бы кто-нибудь повесил этого карлика, — проскрипел зубами Потоцкий, с надеждой глядя на полусонного адъютанта. Словно ожидал, что тот сам займется казнью тайного советника короля. Но тут же добавил: — По какой-нибудь роковой ошибке, естественно, повесил…

— У нас такое случается, — задумчиво поскреб кончик мясистого носа адъютант. — Правда, у него слишком большая охрана.

— Тот, кто начинает рассуждать у виселицы, господин Торунский, сам заканчивает на ней, — нервно прервал его философствование главнокомандующий. — Пусть польный гетман войдет, но какое-то время помолчит.

Калиновский вошел, молчаливо поклонился главнокомандующему и, предупрежденный адъютантом, так же молча сел в кресло по ту сторону стола. Вечно багровое лицо его, испещренное гипертонической вязью капилляров, в эти минуты слегка побледнело словно присыпанная пеплом головня.

«Его Величеству королю и мне, — перечитывал коронный гетман письмо канцлера, — известно о приготовлениях Хмельницкого. Но все эти меры связаны с подготовкой казаков к войне против турок. Мы должны позволить казакам начать эту войну, ввязавшись в которую, они оставят в покое южные границы Речи Посполитой и в то же время решительно ослабят турецкие гарнизоны».

«Да он что, с ума сошел?!» — ужаснулся Потоцкий, только сейчас, вторично перечитывая письмо, понявший, что ему, по существу, в такой, слегка завуалированной, форме приказывают прекратить всякие действия против казаков. Такого в его практике еще не случалось. Наоборот, до сих пор любое, пусть даже самое незначительное, выступление украинских повстанцев использовалось тем же Оссолинским, другими сенаторами, как повод для жесточайших карательных мер, значительно превосходящих те, которых достаточно было, чтобы подавить восстание. Но тогда, что же произошло?

Вместо того чтобы требовать от главнокомандующего немедленно обрушиться на лагерь восставших, канцлер понуждал его наказать целый ряд подстарост и даже офицеров реестра, которые «прославились своей непомерной жестокостью, тем самым провоцируют бунт крестьян на украинских землях».

— По-моему, они там, в Варшаве, перепились, — зло отшвырнул Потоцкий послание канцлера и тупо уставился на своего заместителя. — У меня такое впечатление, что они попросту не понимают, что здесь происходит.

— Мы тоже не все понимаем, — обронил Мартин Калиновский.

— Князь Оссолинский заявил, что не направит нам ни одного полка подкрепления. Вместо него прибудет целый полк королевских комиссаров, которые станут разбираться и править суд по каждой жалобе, полученной королем из этих земель.