Путь воина - Багдан Сушинский

Гяур потер ладонью лицо и яростно повертел головой, словно пытался развеять остатки сна. Однако ему это не удавалось.

— Я не мог не заехать. Меня все время тянуло сюда. В конце концов я должен был увидеть тебя…

— И свою дочь.

— И дочь, — рассеянно подтвердил Гяур. — Ярлгсон рассказывал мне, как ты спасалась в Грабове… вместе с дочерью.

— С твоей дочерью, милый, — прикоснулась челом к его челу.

— С моей дочерью, — словно завороженный повторил князь. — С нашей.

— Ну, слава Богу, дошло, что с нашей.

Власта потерлась кончиком носа о его нос. Прикоснулась губами к его губам, припала к груди.

— Как же я боялась, что ты не признаешь ее своей.

— Почему боялась? — попытался отшутиться князь. — Ты ведь у нас всевидящая.

— Там, где начинаются сугубо женские страхи, там кончается не только здравый человеческий смысл, но воля Высших Сил, поэтому приходится оставаться наедине с собой.

Прижавшись друг к другу, они сидели, овеваемые дымом угасающего костра и рокотом водопада. Им было хорошо вдвоем, как бывает хорошо только людям, познавшим, что такое разлука, и не желающим больше расставаться ни на один день.

— И все же, что это было, Власта, — сиреневый шар, некая полусфера, какие-то видения…

— Мне очень хотелось, чтобы ты увидел все то, что увидел.

— То есть ты знала, что я приехал. Мне показалось, что ты не заметила моего появления.

— С трудом удалось уговорить Учителя, чтобы слегка озарил тебя будущим.

— «Озарил будущим»… Какая это непостижимая способность. Как часто мы со страхом и любопытством заглядываем в него, осознавая свое полное бессилие перед судьбой.

— Но сегодня это произошло.

— Сегодня — д…?а. Где она… дочь?

— На дворе уже наступила ночь, милый, — мягко улыбнулась Власта, поднимаясь и беря его за руку. — Самым большим открытием для тебя станет то, что в такое время дети обычно спят.

Они еще немного постояли, глядя в огонь, и начали медленно спускаться вниз. Прежде чем ступить на тропу, Власта низко поклонилась костру и прошептала какие-то слова — то ли молитвы, то ли заклинания.

— Это в память об Ольгице? — кивнул он в сторону пламени.

— Время от времени мы встречаемся на этом холме, у нашего вещего костра.

— И сегодня тоже встречались?

— Когда я зажигаю костер на Сатанинском холме, ей легче и спокойнее появляться в этом мире.

— «Спокойнее»? Ты имела в виду именно это? Как тебя понять?

— Мне трудно объяснить, что и как происходит.

Проходя в комнатку княжны, они неосторожно разбудили дежурившую в соседней комнатке няню, однако Власта быстро успокоила ее и куда-то отослала.

Ребенок лежал под голубоватым шелковым куполом, сквозь который едва проникал свет. Личико его было спокойным и благодушным. Едва заметная улыбка, игравшая на губах, представала отблеском только ей доступных сновидений.

— Тебе все еще не верится, что это твоя дочь? — прижалась к Гяуру.

— Зато я точно знаю, что она твоя. И этого достаточно.

— Неправда. Только осознав, что здесь растет твоя дочь, ты осознаешь и то, что здесь находится твой дом. Именно здесь, и нигде больше.

Гяур склонился и неумело, опасливо поцеловал малышку в щечку. Она была удивительно похожа на Власту. «Продолжение колдовского племени», — с нежностью подумал он. С тех пор как Гяур познакомился с Властой и понял, что за ней, как и за Ольгицей, стоят не злые духи, а творящие добро Высшие Силы, их колдовство воспринималось им совершенно по-иному, чем трактовала церковь.

— Но ты ведь понимаешь, что семьянин из меня не получится. Сегодня я здесь, завтра в Диком поле, послезавтра — во Франции.

— Иногда у меня создается впечатление, милый, что, где бы ты ни находился, все равно остаешься во Франции, — незло, с шутливой грустью упрекнула его Власта. — Это-то меня больше всего удручает. Но должна предупредить тебя…

Гяур насторожился, почувствовав, что по спине его прошла струя внутреннего холодка.

— Хоть сейчас ты могла бы не пророчествовать? Хоть на какое-то время способна отречься от своего дара?

— Колдовской дар здесь ни при чем. Такое тебе предскажет любая женщина, которая когда-либо рожала. Рано или поздно тебе захочется, чтобы это удивительное создание, которое со временем превратится в первую красавицу Польши, считало тебя своим отцом. Так вот, мой тебе совет: позаботься об этом уже сейчас.

Их взгляды встретились, и князь уловил на ее лице едва заметную улыбку — доверительную и в то же время упоительно-хитрую.

— Тебе нужны еще какие-то разъяснения, милый?

— Коварная ты. Впрочем, как и все колдуньи.

— Чтобы прослыть коварной, вовсе не обязательно быть колдуньей, — пожала плечами Власта.

22

В приемной командующего Коронный Карлик появился утром, когда коронный гетман еще только приходил в себя после ночного застолья и сумбурного, как вся его походная жизнь, нервного сна.

— Тайный советник Его Величества. С письмом коронного канцлера Оссолинского, — торжествующе доложил Торунский, наблюдая, как обрюзгший, с отвисшим животом и такими же мешковато дряблыми щеками командующий тщетно пытается осознать бессмысленную бренность доставшегося ему мира.

Каждое утро здесь, в Черкассах, граф Потоцкий просыпался с покаянным признанием того, что войск у него погибельно мало. Слепленный из разрозненных, плохо обученных отрядов дворянского ополчения, случайно подвернувшихся рот окончательно обленившихся наемников да полуиссеченных в предыдущих схватках драгунских и уланских эскадронов экспедиционный корпус его скорее напоминает рассеянный на полсотни верст вокруг города табор кочевников, нежели на походный лагерь европейской армии.

— Откуда он взялся? — встревоженным, охрипшим голосом спросил Потоцкий, беспомощно осматриваясь, словно пытался вспомнить, где он уснул вечером и почему проснулся именно в этом, основательно отсыревшем за зиму, не протопленном помпезном зале, совершенно неприспособленном под спальню. — Вы ведь утверждали, что он исчез.

— Словно бы догадался, что его приказано найти и доставить, — виновато передернул плечами подполковник. — Сказать, что вы не можете принять его, ваша ясновельможность?

— Принять-то я смогу, — угрожающе проговорил гетман, порывисто поднимаясь со своего ложа и стягивая полы халата. — Вопрос в том, хватит ли у меня снисхождения для того, чтобы выпустить его отсюда, этого Коронного Карлика!

Прошло не менее получаса, прежде чем граф Потоцкий появился в приемной. Он уже был одет в генеральский мундир французского пошива, но лицо все еще принадлежало человеку, привыкшему к запойным кутежам и бессмысленной азартности карточных баталий.