Искупление - Иэн Макьюэн

— Кто-то вошел.

Он открыл глаза. Библиотека. Полная тишина. На нем — его лучший костюм. Все это он осознал довольно легко. С трудом повернув голову и взглянув через плечо, увидел лишь тускло освещенный письменный стол на привычном месте. Из угла, в котором они находились, дверь была не видна, но оттуда не доносилось ни единого звука, не падало ни малейшей тени. Она ошиблась. Ему отчаянно хотелось, чтобы она ошиблась, и, судя по всему, так и было. Он повернул к ней голову и хотел было уже это сказать, но она с силой сжала его руку, и он снова оглянулся. Брайони медленно шла по направлению к ним, потом остановилась, наткнувшись на стол, но не отвела взгляда. Так она и стояла там с глупым видом, уставившись на них, безвольно опустив руки. В этот короткий миг в голове у него промелькнула мысль, что он до сих пор ни к кому не испытывал ненависти. Ненависть оказалась таким же чистым чувством, как любовь, но лишенным страсти и рассудочно-ледяным. В ней не было ничего личного, потому что он возненавидел бы любого, кто сюда вошел. В гостиной или на террасе все собрались на аперитив, и Брайони надлежало быть там — с матерью, братом, которого она обожала, со своими маленькими кузенами. Не было никакой причины, которая могла бы привести ее в библиотеку, кроме как желание найти его здесь и лишить того, что ему принадлежало. Он ясно представил, как все случилось: девочка распечатала его письмо, прочла, испытала отвращение и смутно почувствовала, что ее предали. Она явилась сюда в поисках сестры — без сомнения, полная решимости защитить ее или предостеречь. Услышав шум из-за закрытой двери, движимая дремучим детским невежеством, прямолинейностью и глупым любопытством, она вошла, чтобы положить конец безобразию. Но ей едва ли придется это делать — они и сами уже отстранились друг от друга и теперь скромно оправляли одежду. Все было кончено.

Тарелки из-под основного блюда давно убрали, и Бетти принесла хлебный пудинг. Интересно, это ему кажется или она действительно из вредности положила детям вдвое меньше, чем взрослым, подумал Робби. Леон разливал третью бутылку вина. Он снял пиджак, тем самым подав знак двум другим мужчинам, что они могут последовать его примеру. Многочисленные ночные мотыльки бились в освещенные окна, тихо стуча в стекла. Промокнув губы салфеткой, миссис Толлис ласково посмотрела на близнецов. Пьеро что-то шептал в ухо Джексону.

— Никаких секретов за общим столом, мальчики. Мы все хотим знать, о чем вы говорите.

Джексон, уполномоченный ответить, с трудом сглотнул. Его брат сидел, уставившись в собственные колени.

— Можем мы выйти из-за стола, тетя Эмилия? Нам нужно в клозет.

— Ну конечно. Только не «можем мы», а «можно нам». И не обязательно рассказывать о том, куда вы направляетесь, во всех подробностях.

Двойняшки соскользнули со стульев и бросились к выходу. Когда они были уже у самой двери, Брайони пронзительно закричала, указывая пальцем на их ноги:

— Мои носки! Они надели мои носки с клубничками!

Мальчики повернулись и замерли, переводя взгляд со своих ног на тетушку. Брайони привстала. Робби догадался, что переполнявшие ее эмоции ищут выхода.

— Вы вошли в мою комнату и взяли их из моего комода!

Впервые за весь вечер Сесилия по собственному почину подала голос. Ей тоже было необходимо дать волю чувствам:

— Заткнись ты, ради бога! Что ты изображаешь из себя маленькую привередливую примадонну! У мальчиков не было чистых носков, и я дала им твои.

Брайони в изумлении уставилась на сестру. Та, кого она так беззаветно оберегала, набросилась на нее, предала! Пьеро и Джексон не сводили глаз с тетушки, пока та не отпустила их добродушно-снисходительным кивком. Они с преувеличенной, даже комичной осторожностью закрыли за собой дверь. Как только ручка встала на место, Эмилия, а вслед за ней и остальные взялись за ложки.

— Тебе следовало бы быть чуть сдержаннее по отношению к сестре, — мягко укорила Эмилия старшую дочь.

В тот момент, когда Сесилия поворачивалась к матери, Робби уловил слабый аромат ее тела и мысленно представил себя и ее на свежескошенной траве. Скоро они покинут дом. Он на миг закрыл глаза. Перед ним стояла двухпинтовая ладья с заварным кремом, и он удивился, что у него хватило сил поднять ее.

— Прости, Эмилия… Но она весь день выводит меня из себя.

— Очень странно слышать это от тебя, — со спокойствием взрослого человека отозвалась Брайони.

— Что ты хочешь этим сказать?

Робби понял: этого вопроса задавать не следовало. Брайони сейчас переживала неопределенно-переходный период своей жизни — уже не девочка, но еще и не девушка — и совершенно непредсказуемо переходила от одной крайности к другой. В создавшейся ситуации она должна была чувствовать себя увереннее в качестве набедокурившей маленькой девочки.

Вообще-то Брайони и сама точно не понимала, что она хотела сказать, но Робби этого не знал, потому и поспешил сменить тему разговора. Повернувшись к сидевшей слева от него Лоле, но адресуясь ко всем присутствующим, он начал:

— Ваши братья — славные ребята.

— Как же! — свирепо фыркнула Брайони и, не дав вымолвить ни слова кузине, выпалила: — Сразу видно, насколько мало вы понимаете!

Эмилия положила ложку.

— Дорогая, если ты будешь продолжать в том же духе, я буду вынуждена попросить тебя выйти из-за стола.

— Но ты только посмотри, что они с ней сделали! Расцарапали лицо и обожгли руки!

Все взоры обратились на Лолу. Ее лицо потемнело под веснушками, и царапины стали не так видны.

— Все выглядит не так уж страшно, — поспешил сгладить неловкость Робби.

Брайони метнула на него злобный взгляд.

— Следы от детских ногтей! — воскликнула Эмилия. — Нужно смазать мазью.

Лола собрала все свое мужество и сказала:

— Спасибо, я уже смазала. Мне теперь гораздо лучше.

Пол Маршалл откашлялся:

— Я сам был свидетелем схватки, мне пришлось их от нее оттаскивать. Должен заметить, я был немало удивлен поведением этих мальцов. Они на нее так накинулись…

Эмилия встала из-за стола, подошла к Лоле и взяла ее руки в свои.

— Ты только взгляни! Это не просто ссадины. Твои руки исцарапаны до самых плеч. Как, господи помилуй, они это сделали?

— Не знаю, тетя Эмилия.

Маршалл снова откинулся на стуле и через головы Сесилии и Робби обратился к девочке, смотревшей на него полными слез глазами:

— Знаете, не нужно стыдиться. Вы замечательная девушка и прекрасно их опекаете. Жаль, что вам так досталось.

Лола изо всех сил старалась не расплакаться. Прижав племянницу к животу, Эмилия погладила ее по голове.

Маршалл сказал, обращаясь к Робби:

— Вы правы. Они славные ребята, но, боюсь, им слишком много пришлось пережить в последнее время.

Робби удивился: почему Маршалл ничего не сказал раньше, если Лола так серьезно пострадала? Но тут началась всеобщая суета. Леон через стол спросил мать, не хочет ли она, чтобы он вызвал доктора. Сесилия встала. Робби тронул ее за руку, она обернулась, и их взгляды встретились впервые после того, как они покинули библиотеку. Однако времени на что-либо еще, кроме этих взглядов, не было. Сесилия поспешила на помощь матери, которая отдавала распоряжения насчет холодного компресса и бормотала слова утешения, склоняясь над племянницей. Только Маршалл остался сидеть за столом и в очередной раз наполнил бокал. Брайони привстала, увидев что-то на стуле, где сидел Джексон, и опять по-девчачьи пронзительно вскрикнула:

— Письмо!

Это был конверт. Она схватила его и хотела было уже вскрыть, но Робби не удержался и спросил:

— Кому оно адресовано?

— Здесь написано: «Всем».

Оторвавшись от тетушки, Лола вытерла лицо салфеткой. Эмилия же, найдя новый неожиданный повод для демонстрации родительского авторитета, строго сказала:

— Нет, ты его не откроешь. Ты сделаешь так, как велю я. Принеси его мне.

Брайони уловила необычные нотки в голосе матери и покорно обошла вокруг стола с конвертом в руке. Отойдя на шаг от Лолы, Эмилия вынула из конверта клочок линованной бумаги. Робби и Сесилия тоже смогли прочесть через ее плечо то, что на нем было написано:

Мы убигаем потому что Лола и Бети над нами издиваютца и мы хотим домой. Простите мы захватили намного фруктов. И пьесы не было.

Ниже мальчики затейливыми росчерками изобразили свои имена.

После того как Эмилия прочла письмо вслух, на несколько секунд воцарилась тишина. Лола сделала несколько шагов по направлению к окну, потом передумала и вернулась к столу. Покачивая головой, она рассеянно бормотала снова и снова:

— Черт, черт, черт…

Маршалл подошел и положил руку ей на плечо:

— Все будет хорошо. Мы разобьемся на группы и вмиг найдем их.