Гелиополь - Эрнст Юнгер

И в лоно церкви я тоже вернулся — как тот, кого вселенский страх гонит к алтарю. Я следовал заповедям, соблюдал закон. Однако чувствовал, что таинства утратили для меня свою силу и молитвы не проникают в душу. Я не заслуживал праведности. Ничто не отзывалось во мне эхом.

Поэтому я и сказал в самом начале, что имя мое недостойно быть названным — оно не для истории. Я живу, как и мои современники, в безымянной стране и уйду безвестным, как и они. Человек воззвал к могучим силам, до ответа которых еще не дорос. Вот тут его и охватывает ужас. Он думает, стоя перед выбором: переступить ли порог, за которым мир таинственных зловещих сил, или вернуться назад в родовую вотчину человечества, где можно спокойненько, бездумно существовать, пока земля все еще плодоносит.

Ортнер закрыл свою папку и отдал ее Костару, чтобы тот отнес ее на место. Во дворе и в коридорах слышна была смена ночного караула. В мастерской стало светло. Солнце поднималось из морских глубин. Первые ласточки стремительно проносились над еще серыми зубцами стен и башен Гелиополя.

Ортнер выключил аэроионизатор.

— Меня не остановить, когда я погружаюсь в материалы по старому Берлину, люблю их так же, как и Фернкорн. За истекшее время многие вопросы стали яснее. Ну пора и отдыхать, во всяком случае, де Гееру нужно хоть часок поспать.

Луций улыбнулся.

— С вашими темами не до сна, они просто захватывают. А кроме того, мне показалось, что вы несколько раз строго подняли указательный палец.

— Это было бы моей ошибкой как рассказчика. Но я не буду ничего оспаривать. Возможно, это произошло оттого, что времена повторяются и проблемы, угнетавшие моего бесцветного героя, никогда не утрачивают своей актуальности. Не каждому написано на роду быть удачливым, как Фортунио. Вы, Луций, хотите знать, каким способом и в каких формах можно еще прожить жизнь. Может, вы включите в них и будущую встречу со своей Хеленой. Это старый-престарый рецепт.

Они поблагодарили художника и разошлись.

Поездка на Виньо-дель-Мар

После непродолжительного сна Луций в привычное время вошел в свой служебный кабинет, примыкавший к бронированной комнате Патрона. Помещение было строгим: письменный стол, сейф, шкаф с папками, несколько стульев вот и вся обстановка. На стенах пробковое покрытие. Карты с обозначением демаркационных линий. Напротив стола доска с надписью: «Военная школа». На табличках — фамилии, достаточно взглянуть, чтобы установить как звание и практическое использование каждого слушателя Военной школы, так и его местонахождение. Луций подошел, чтобы посмотреть, какие произошли изменения за время выполнения им спецзадания. Из раздела «Отпуск» он вернул на прежнее место две таблички: «фон Винтерфельд» и «Бомануар». Потом подошел к окну и посмотрел на внутренний двор. Стекло было тонированным, но обладало только двумя переходными позициями: «светло» «темно».

Тереза, как всегда, поставила цветы. Она следовала предписаниям Патрона. Тот стремилея не только смягчить подобными нюансами аскетизм службы, но и придать ей эстетические черты.

Почта была разобрана и лежала на столе — приказы, секретные — в общем красном конверте, пресса и, чуть ближе к букету цветов, почтовые конверты с письмами личного содержания. Луций просмотрел сначала газеты, освещавшие на первых полосах беспорядки в городе. По заголовкам безошибочно можно было определить, какие из газет держали сторону Дворца, а какие состояли на службе у Центрального ведомства. Так, «Друг народа» сообщал крупным шрифтом: «Вспомогательные отряды полиции препятствуют погромам в квартале парсов». Под текстом — фотография, обведенная красным карандашом. Луций увидел на ней себя с Марио и Костаром. Шпионивший газетчик ухитрился заснять тот момент, когда Марио поднял серебряную ложку.

Кадр надо было признать удачным, возможно, изображение уже попало на экраны. Луций включил аэроионизатор и отложил газету в сторону, чтобы заняться приказами, которых за время его отсутствия скопилась целая стопка. Среди них один касался его непосредственно:

«Сетования командиров на молодое поколение возрастают с каждым днем. В общем и целом констатируется, что уровень технических знаний возрос. Однако это не должно происходить в ущерб формированию личности. Я обращаю внимание на то, что воспитание должно нацеливать слушателей на принятие самостоятельных решений. С этой целью в Военной школе вводится старший класс. Предметы обучения: верховая езда и фехтование, светские манеры и нормы общественной жизни. Академия набирает преподавателей логики, риторики, международного права и богословской морали. Уточнения и подробные указания разрабатываются. Контроль за проведением соответствующих курсов и подачу рапорта об исполнении возложить на командора де Геера».

Судя по всему, Проконсул, всегда пекшийся о том, чтобы армия стала чем-то вроде мамлюков или в лучшем случае лично ему преданным и послушным инструментом, хотел этим актом осуществить одну из своих любимых идей.

Патрон подписал сформулированный им приказ, хотя и был другого мнения и постоянно следил за тем, чтобы молодежь не изнеживали. Потом пошли обычные объявления и приглашения в соответствии с тем, как текла жизнь Гелиополя. Космические «охотники» объявляли о докладе на тему «Ловля гигантских рыб». Фернкорн читал лекцию о богословском романе.

Луций заносил даты и сроки в настольный календарь. Самым последним оказался узкий конверт, надписанный неопытной рукой. Он вскрыл его и прочел:

«Вы еще помните Мелитту? Господин Марио наверняка рассказал вам, что я благополучно добралась до своей тети. Вы приглашали меня на прогулку возможно, в шутку, возможно, из вежливости. Я спрашивала себя, что Вы могли найти во мне, в той, которая ничего для Вас не значит. Вам незнакомо чувство одиночества, полного одиночества. Примите от меня привет. Мелитта, с благодарностью к Вам».

В письме было немало ляпсусов и ошибок. Луций взвесил его в руке с полусожалением. Письмо пришло слишком поздно. Время мимолетных встреч миновало. Патер Феликс оговорил это как условие, прежде чем принял на себя духовные заботы о нем. Он придерживался мнения, что купирование таких побочных побегов гарантирует вызревание настоящего, возвышенного плода, однако Луций чувствовал, как его естество восставало против этого. Он пригласит Мелитту на острова, чтобы дружески поболтать с ней и совершить прощальную прогулку. Этим он их договоренность не нарушит.

Дверь бронированной комнаты открылась, вошел Патрон.

— Уже на ногах? Я слышал за завтраком, что празднование дня рождения затянулось.

Он сел.

— Что вы скажете по поводу фото в «Друге народа»? Вы уже видели?

Луций ответил утвердительно:

— Это такие знаки внимания, на которые лучше всего не реагировать.

— Если для вас это важно, «Друг народа» поместит опровержение например, под заголовком: «Командор де Геер отрицает факт кражи серебряных ложек».

— Этим парням стоило бы отплатить другой монетой.

— Я того же мнения. Если они будут наглеть, чего я от них ожидаю, я распоряжусь нанести визит в Кастелетто. А затем мы поместим заметку, озаглавив ее так: «Бандиты, переодетые вспомогательной полицией, освобождают заключенных».

— Не мешало бы вытащить разок на свет все темные дела этого злодейского места. На всякий случай я прошу не забыть при этом про меня, Патрон.

— Взято на заметку; мы не вправе уклоняться от операции. Назовите мне потом в качестве сопровождающих вас лиц того или иного слушателя Военной школы.

— Я думаю, что нужно взять и таких людей, как капрал Калькар, отличившийся на баррикадах.

— Очень правильно, я хочу отметить его в приказе по части — напомните мне его имя.

Луций написал на бумажке имя капрала, а генерал продолжил:

— Однако это заботы на потом, я хотел обсудить с вами совсем другое ваш меморандум относительно астурийских переговоров. Я послал его Князю в шале, высказав по нему и свою точку зрения, где особо подчеркнул ваше конкретное суждение, что скоропалительная акция Дона Педро в перспективе принесет нам одни неприятности. Мы довольны, в какой манере вы осветили вопрос. А вот одобрить ваши общие оценки, напротив, я никак не могу.

Луций подавил усталость и заставил себя сосредоточиться. Не часто бывало, чтобы Патрон пускался в пространные рассуждения принципиального характера, — лишь в тех случаях, когда он намеревался решительно пресечь возникшее недоразумение. Поэтому Луций выпрямился и слушал его с большим вниманием.

— Я должен коснуться тенденций развития, — начал генерал, — за которыми уже давно с тревогой наблюдаю. Я имею в виду склонность к метафизике, которая наметилась у вас и заметна у других членов штаба во всевозрастающей степени. Против этого можно было бы не возражать, если бы мы собирались основать монашеский орден, но это в мои намерения не входит. Поэтому еще раз хочу изложить вам свои соображения.