Чужестранец - Алексей Семенов

— Что скажешь? — лукаво, словно зная ответ, спросила Риита. Пока Мирко пил, она, затаив дыхание, смотрела на него.

— Да ты и вправду колдунья, — сказал он тихо. — В жизни такого не пробовал. Не знаю, какое питье Веснянка в травене-месяце Грому подает, только твое, наверно, не хуже будет.

— Ну так дай я сама испробую! — И девушка осторожно, с почтением даже, приняла из его рук горшочек и, выдохнув, будто решившись на что-то важное, стала пить.

— И точно, получилось, — прошептала она, оторвавшись. — Тепло как сделалось! Правда?

— Правда. Будто и не ночь, и не зарев-месяц. — Мирко расправил плечи. Дышалось в лесу всегда славно, но после нескольких глотков дивного напитка стало так легко и свободно, будто воздух сам собой вливался в грудь. — Кто тебя это делать научил?

— Все понемногу: и мать, и бабушка, и соседи, а больше лес да вот озеро это. А я им благодарна за науку.

— Это как?

— А так, что не боюсь купаться здесь и ночью ходить. А еще, когда травы здесь собираю или варю, всегда с озером поделюсь.

— А нынче что ж? — Мирко интересно стало, как это Риита приносит озеру требу. Да к тому же питье согрело так, что мысль о купании теперь, несмотря на позднее лето, не показалась нелепой.

— И нынче не поздно. — Риита встала. — Пойдешь со мной? — поманила она.

— Пойду. — Мирко шагнул за ней вслед. — Нешто можно за тобой не пойти?

— Можно, — отвечала она.

— Да только не сейчас, — был его ответ.

Мирко не забыл ни о спящем в шалаше Ахти, ни о бродивших по поляне лошадях, на которых снова мог напасть лютый кот. Но сейчас все это показалось ему совершенно невозможным и не стоящим того, чтобы ради этого сидеть как пень у костра.

Риита ступала уверенно, словно видела в темноте так же хорошо, как и при свете дня, и Мирко снова любовался на мягкую и гладкую ее походку без единого лишнего или неловкого движения, на тонкий и гибкий стан, который сейчас могла бы обнимать его рука, и это сейчас не виделось ему ни чем-то постыдным — для Рииты, ни похотливым — для себя, но безвинным и простым. Все же он не стал пока этого делать, испугавшись, что помешает Риите нести горшочек с травяным настоем.

Они вышли на небольшой лужок, туда, где берег не был подтоплен, не росли камыши и тростник, и только ветла склонилась над темной водой. По пути Риита успела сорвать еще какие-то травы, цветы и листики, и Мирко подумалось: «А вдруг она и вправду в темноте видит, как кошка?»

— Стой здесь, — тихо, но твердо сказала она ему. — Я близ ивы буду. Не должно тебе слушать, что я говорить стану. Поверь, ни единой скверны к тебе не пристанет, — добавила она серьезно.

— Верю. — Мирко мягко коснулся ее руки чуть выше локтя. — Ступай, делай все как заведено.

Риита подошла к иве, поклонилась низко дереву и, видимо, сказала какие-то положенные слова. Потом она обратилась к озеру, тоже с поклоном, плеснула из горшочка настоем: звук льющейся воды был негромок, но прозвучал отчетливо и таинственно в недвижной тишине ночи. Затем она по очереди отпустила по воде те травы, что собрала по пути, а после вновь отпила из горшочка. Вслед за этим она поставила его на землю и, распрямившись, напрягшись, точно натянутая струна, глядя куда-то в пространство, обратилась одновременно к небу, звездам, воздуху, лесу, произнеся длинное и замысловатое заклинание. Потом вздохнула глубоко, получив откуда-то весть о том, что все было совершено правильно и принесет одну только радость, и позвала:

— Мирко, теперь можешь сюда идти!

Он подошел.

— Красивое дерево, верно? — Она погладила ствол ивы, как что-то родное, близкое и разумное — совсем не так, как гладят мурлыкающего кота или радостно вертящую хвостом собаку.

— Верно. — Мирко тоже положил ладонь на ствол. Кора была шероховатой, приятной на ощупь и теплой. Он провел рукой вдоль ствола — и дерево, или это только показалось, ответило легким подрагиванием и шелестом серебряной листвы.

— Оно тебя признало, отвечает. Слышишь? — И глаза Рииты опять засветились тихой радостью и удивлением.

Он взял ее ладонь в свою, а другие их руки, хоть и не касавшиеся друг друга, соединяло мудрое дерево, и оба чувствовали это.

— Мирко, — сказала она немного смущенно, — а я ведь не только озеро благодарить сюда шла…

— Знаю, — понял он. — Ты еще искупаться хотела. Травы твои жизни прибавляют. Купайся, конечно, я мешать не стану, к костру отойду.

— Нет, не совсем так. — Девушка слегка сжала его пальцы, и рука ее чуть-чуть дрожала. — Чего мне тебя стесняться или бояться? Или ты разбойник какой, или оборотень? Вместе купаться будем, тебе тоже нужно — озеро так рассудило.

Мирко ждал этого, и только волнение, сковавшее его, не дало запрыгать, как мальчишке, от восторга. И он спросил осторожно и приглушенно, хотя голос все равно выдавал:

— Пристало ли девушке с молодцем купаться вместе? А ну, узнает кто?

Риита засмеялась тихо и светло:

— Разве тут есть худое? На Купалу все купаются — и ничего.

— Сейчас ведь не Купала!

— Что с того? Или Лада только людям благосклонна? Или ты зарекся с девицей какой? Или я жена чужая?

При слове «зарекся» Мирко ясно представил поросший сосной кряж, древнее святилище и каменное, прекрасное, точно застывшая песня, лицо женщины, столь же молодое и манящее, как лицо Рииты. Но богиня осталась там, на севере, в каменных оковах, девушка же была рядом — живая, горячая, близкая сердцу. Хотя на миг ему и показалось, что эти лица чем-то неуловимо, немыслимо, запредельно схожи.

— О чем задумался, добрый молодец? — Риита приблизилась к нему почти вплотную, и он ощутил на щеке ее свежее дыхание. — Или все сомневаешься, не мавка ли я? — Она сделала притворно большие русалочьи глаза, и пальцами принялась щекотать тихонько его запястье, незаметно перебираясь вверх по руке.

— А это и не важно вовсе. — Мирко перестал более смущаться и наконец сделал то, что хотел, — обнял девичий стан и привлек Рииту к себе. — Разве русалка — не девушка? Да все равно ты русалка, коли одна в ночи по лесу ходишь.

— Пускай, — прошептала Риита. — Давай купаться. Он не сразу отпустил ее, а отпустив, снял куртку из овчины и рубаху, скинул сапоги и онучи. Риита стояла против него и смотрела.

Он взглянул на нее вопросительно.

— Или мне отвернуться?

— Зачем? — сказала она ласково. — Нешто русалке пристало бояться того же, что и людям? Смотри, какая я красивая!

Она сняла венок и драгоценный венчик, осторожно положила их на траву, подняла одно из полотен поневы — Мирко увидел расшитый все теми же папоротниками подол рубашки — и наклонилась развязать шнурки на черевичках.

— Помоги, — попросила она.